Черный подснежник - Сергей Иванович Зверев Страница 17

– Итак, товарищи танкисты, я вчера вам объяснял, для чего проводятся эти учения. Ваши товарищи, служащие шестьдесят седьмой армии, сейчас также отрабатывают в городской черте форсирование Невы по льду и наведение переправ для тяжелой артиллерии и танков. Тема сегодняшнего занятия – прохождение болотистой местности. Верхний травянистый покров болота образует плотный настил, благодаря связанным вместе корням болотных растений. При движении создается опасность утопления, когда техника вязнет или не может самостоятельно двигаться из-за погружения в нетвердую опору. Клиренс танков шириною в сорок сантиметров, то есть при движении гусеницы могут погрузиться в грунт не больше, чем на эту величину. При толщине топкого грунта в шестьдесят сантиметров гусеницы уплотнят его, и сцепной вес танка полностью передается через гусеницы в грунт. Таким образом, проходимость на мягких грунтах зависит от величины клиренса танка и удельного давления гусениц на грунт.

Толпа танкистов, боевых действующих служащих, которые привыкли идти в бой под огнем в любых условиях, от менторского заунывного тона зевала и засыпала. Даже Соколов, который всегда серьезно относился к учебе, чувствовал, как в его голове все наукообразные термины сливаются в непонятную кашу, и он никак не может ухватить главную мысль преподавателя: как же пройти через болото на тяжелом танке.

Бабенко и вовсе отвлекся от речи преподавателя, так как проскакивать по топи внатяжку, чтобы не утопить бронированную махину, он умел мастерски. Его восхищенное внимание сейчас привлекло другое – новенький тяжелый танк ИС-1, который буквально пару месяцев, как вышел из ворот Челябинского завода и сейчас проходил проверку боеспособности в условиях полигона. Новая разработка советских инженеров на базе КВ, оснащенная гаубицей 76 мм, должна была стать достойным соперником германскому тяжеловесу PzKpfw VI. Инженер-испытатель не в силах был отвести взгляда от новой модели, рассматривая с жадностью изобретателя каждую деталь: мелкозвенчатые гусеницы, башню с планетарным механизмом поворота. Бабенко, всю жизнь посвятивший созданию и испытанию моделей танков на Харьковском заводе, сейчас позабыл о еде, о том, куда он прибыл, его терзало лишь любопытство инженера, который хочет разобраться с экспериментальной моделью, созданной коллегами. Только штабной чин его затуманенный взгляд и повернутое в сторону лицо воспринял по-своему:

– Я смотрю, вам, товарищ сержант, совсем нет дела до будущего наступления. Все знаете, все умеете, хоть сейчас в бой! В наступлении тоже мечтать будете, пока немцы снова блокаду возводят вокруг Северной столицы?! Они и без огня обойдутся, зачем стрелять, если у нас такие защитники, стоят с открытым ртом и мечтают!

– Я… просто… – Мягкий и безконфликтный Семен Михайлович растерялся от словесной атаки капитана. – Я не мечтал, я на гусеницы смотрел, что по мягкому грунту будут плохо проходить. – Пожилой мехвод указал на траки новенького тяжелого танка ИС. – Забьются грязью и сцепление сразу снизится, машина будет скользить, не слушаться рычагов. Для такой модели лучше сразу жердевую дорожку сооружать или сетку кинуть металлическую. Немецкие «тигры» на своей шахматке так мягкие грунты проходят по сетке. Вы не знаете, какой у танка вес? Чтобы рассчитать давление удельное при переправе.

Бабенко задал вопрос абсолютно искренне, он и подумать не мог, что кадровый офицер, который был силен в инженерии танкового строения лишь теоретически, воспримет слова фронтовика как желание унизить его при подчиненных, указать на некомпетентность. Штабист снова пошел пунцовыми пятнами и рявкнул:

– Фамилия?!

– Ба-ба-бабенко, Семен Михайлович, сержант, механик-водитель экипажа-ноль-ноль семь. – Бедный мехвод никак не мог понять, почему так разозлился штабной чин, а по рядам танкистов снова идет шепоток. От растерянности язык совсем перестал его слушаться.

– Наряд вне очереди за несоблюдение субординации!

От неожиданного наказания Бабенко побледнел, сгорбился, совершенно не понимая, в чем же его ошибка, хотя, не желая нарушать такую мудреную для него уставную дисциплину, он проглотил обиду. Логунов зато сдержаться не смог, опять ни за что мучают его боевого товарища.

– Ему не наряды положены, а орден за управление танком. Наш сержант Бабенко с Т-34 лучше любого здесь управляется, потому что он его конструировал и испытывал потом! На «тэшке» через болота проходил, по лесу, через переправу! – запальчиво выкрикнул Василий Иванович со своего места в строю.

Капитан резко развернулся и вперился взглядом с уже нескрываемым раздражением в нарушителя дисциплины:

– Старшина Логунов, прямо сейчас со мной в штаб! Назовите номер вашего подразделения и части! Я останавливаю занятие по вашей вине! Генерал Лозин лично решит, какое вам наказание положено за срыв учений!

– Постойте, товарищ капитан! Это из моей роты танкист. – Соколов не мог не вступиться за своего бойца. – Не останавливайте учения, я обещаю, что старшина Логунов…

Договорить ему капитан не дал. Он смерил злобным взглядом неопрятного грязного лейтенанта:

– Все понятно с вами! Какой командир, такая и рота! – Он резко крутанулся на каблуках, начищенных и блестящих, как зеркало, сапог и бросил, не глядя на Логунова: – Хоть одно слово, удалю навсегда всю роту с учений с позором!

Василий Иванович задохнулся от возмущения, слова так и рвались наружу, чтобы объяснить, доказать штабисту, что они, фронтовые танкисты, лучше его знают, как управлять и вести огонь из легендарной «тридцатьчетверки». Ведь свои знания они получили во время боевых действий высокой ценой – ценой погибших товарищей, ранений, ужасов войны, многодневных противостояний врагу. Только ничего не поделать, армия построена на дисциплине, возражать старшему по званию – неслыханная дерзость, да и ротный командир всем своим видом показывал ему – не надо, Василий Иванович, остановись, промолчи. Поэтому Логунов насупился и сдержал свой порыв к дальнейшему спору.

Учения тем временем шли своим ходом, экипажи уже расходились по машинам, готовясь к тренировочному проходу через рвы и заграждения. Первая партия двинулась к надолбам из стволов деревьев. Из земли торчали под небольшим углом пеньки от крепких сосен крест-накрест друг к другу, сверху их маскировали обрубленные разлапистые ветки. Капитан махнул рукой, и новехонький танк ИС первый пошел в атаку на препятствие. На медленном ходу он ударил корпусом по заграждению, столбики покосились еще сильнее, но выдержали удар. Командир танкового отделения, молодой лейтенант в люке танка, вопросительно взглянул на штабиста: действовать дальше? Командир нахмурился в ответ и рявкнул:

– Что ты встал, давай вперед! Сноси препятствие, увеличивай обороты!

ИС взревел и с ходу ударил передом корпуса по перекошенным надолбам. Столбики легко попадали под мощным танком, как вдруг движение остановил крик Бабенко:

– Стойте! Так нельзя!

Штабной командир уставился на сержанта со смесью раздражения и гнева во взгляде. Только Бабенко не обратил внимание на его реакцию, он изо всех сил махал руками, бросался почти под гусеницы идущего танка, выкрикивая отчаянно:

– Стой! Выключи главный фрикцион! Выключи!

Из-за рева мотора меховд тяжеловеса его не слышал, хотя остановил танк. Взлохмаченный Семен Михайлович выкрикнул вверх:

– Выключи фрикцион и поезжай только по прямой, так чтобы удар пришелся между гусениц! Или можно повредить трансмиссию или траки!

Командир отделения в башне в растерянности оглянулся на штабиста, не понимая, выполнять ему указания сержанта или нет. Тот снова наливался яростной краснотой:

– Бабенко, к своей машине! – взмах руки. – Отделение, продолжать маневр!

Грузный ИС с усилием двинулся вперед, как вдруг от удара об столбики звенья правой гусеницы изогнулись, обнажив вылетевшие из креплений пальцы. Пластины с тарахтением проскользили по каткам и впились острыми углами в землю, отчего машина замедлила движение и беспомощно начала дергаться, усиливая вой двигателя. Экипаж по одному выскочил из танка, кинулся осматривать неисправность. Огорченный Бабенко тоже было ринулся на помощь, когда его остановил громкий приказ:

– Отделение ноль-ноль-семь, выполнить маневр «преодоление препятствия»!

Семен Михайлович послушно вернулся в «тридцатьчетверку» и уселся за рычаги. Логунов развернул приводом башенное орудие назад, и «тридцатьчетверка» мягко, словно грациозное животное, разогналась, уложила мощным корпусом все пеньки единственным аккуратным ударом. Машина прошла по полосе из надолбов, с разбегу переехала небольшой ров, который был вполовину меньше длины танка, поэтому на скорости передняя часть корпуса легла точно на противоположный край земляной ямы, силой инерции легко перетащив всю бронированную махину за собой. Мехвод ювелирно провел «тэшку» между вешек, обозначающих участки минирования, и остановил ее перед завалом из бревен. Остальные члены экипажа уже стояли в готовности на броне, в руках у них были «кошки», чтобы зацепить стволы в завале на крючья и растащить в стороны, освобождая проход для танка. От первой позиции вышагивал размеренно капитан:

– Почему