Леонид Влодавец - Шестерки Сатаны Страница 18

— Говоришь, ты на офис наезжал? — Голос у меня был какой-то скучный, рутинный, такой, как у мента в конце рабочего дня.

— Он, он, начальник! — завопил фиксатый. — Одного сам завалил, а другого

— вот этот.

Фиксатый указал на парня с отверткой в глазу, который, конечно, ничего ни подтвердить, ни опровергнуть не смог.

— Пидор! — произнес Киря. — Стукач гребаный!

— Киря, — спросил я, указывая на крест, висевший у него на груди, — Ты в Бога веруешь?

— Верую, начальник… — У бугая, видать, что-то екнуло.

— И в церковь небось ходишь?

— Да…

— А тебе не говорили там, в церкви, что людей мочить — это смертный грех?

— Я вдруг почуял, что во мне пробуждается совершенно безудержная, сверхъестественная, прямо-таки дьявольская ненависть. И хотя мой голос звучал совершенно спокойно и ровно, во мне ни с того ни с сего забушевали эмоции. Мне захотелось не просто убить этого бугая, а убить как-нибудь ужасно, чтоб он испытал адские муки, прежде чем отрубится. При этом, как ни странно, умом я отлично понимал, что Киря ничем не хуже любого иного мокрушника — и вряд ли намного хуже Варана с Вето, которым случалось людей живьем в топках жарить. Уж во всяком случае, по сравнению со мной — он агнец Божий.

Еще секунда — и я наверняка воплотил бы в жизнь одну из леденящих душу картинок, которые услужливо стал малевать мозг. Но разум на этот раз победил. Палец нажал спусковой крючок «ПП-90».

«Ду-дут!» — короткая двухпатронная очередь ударила Кирю в рожу и швырнула на пол. Контрольный не требовался — почти все мозги покойного размазались по стене вместе с кровавыми брызгами.

— Ой, ма! — взвизгнул фиксатый, будто его зацепило. Глаза у него вытаращились от ужаса. Он затрясся, будто через него гнали электроток. Похоже, до фиксатого дошло, что мы не правоохранители и нам не стоит говорить, что, мол, «на все вопросы буду отвечать только в присутствии адвоката».

Заволновался и информатор. Ему пришло в голову, что мы можем быть вовсе не чудо-юдовцами, а кем-то еще. Например, представителями почтенного Абдулвахида Мирзоевича, которому надоело ждать вердикта здешнего толковища. Кто его знает, какими возможностями для пеленгации сотовых телефонов располагают граждане свободного Пакистана?

— Привет от Чуда-юда! — сказал я, приятельски улыбнувшись информатору. — Спасибо за работу, корефан.

— Не за что… — пробормотал тот, явно не очень доверяя. Правда, ничего другого от него и не ожидалось.

— Тебе этот козел не мешает? — спросил я, указав стволом на фиксатого. — Он знает что-нибудь интересное, как ты считаешь?

Информатор вздохнул и сглотнул слюну. Ответил не сразу. Конечно, ему очень хотелось сказать: «Нет, ни хрена этот козел не знает. Мочите его побыстрее, а то вдруг сбежит и заложит меня братанам». Но с другой стороны, ему не хотелось нас случайно обломить. Если я, к примеру, сейчас размажу мозги фиксатого по стене, а впоследствии окажется, что он все-таки знал кое-что интересное, то могут выйти неприятности.

— Он знает, зачем Равалпинди нужна та бумага, — проговорил информатор. — И еще он знает, как с ним связаться. Сейчас — только он.

— Это правда? — спросил я у фиксатого. — Знаешь?

Фиксатый не знал, радоваться ему или рыдать. Благодарить информатора или проклинать. Глаза суматошно бегали. Мужик, судя по всему, был с опытом и уже допер, что шансов выжить у него — ноль целых хрен десятых. Ясно, если я так нахально засвечиваю перед ним своего стукача, то убежден в скорой кончине лишнего свидетеля. Поэтому, сообщив те сведения, о которых упомянул информатор, он эту самую кончину только приблизит. С другой стороны, заявление: «Не знаю и знать не хочу!» — было бы воспринято с недоверием. Иными словами, привело бы к тяжким и болезненным последствиям. Морда у фиксатого и без того была разбита, в добавочных повреждениях не нуждалась. Но, кроме морды, у него было еще немало относительно здоровых частей тела, которым стало бы очень больно, если б мы начали, например, тушить об них сигареты. Лучше умереть побыстрее, чем прожить лишние несколько часов в таких некомфортных условиях.

— Знаю… — пробормотал фиксатый, которому потребовались большие усилия, чтобы отклеить от н„ба присохший язык. — Закурить можно?

— Скажешь — дадим закурить, — прищурился я.

— Ну хоть водички дайте, во рту пересохло.

Богдан поднял с полу укатившуюся в угол и вымазанную в крови банку с пивом, сорвал колечко и подал фиксатому.

— Утоли жажду!

Фиксатый высосал банку одним духом. Должно быть, пока пил, ему пришла в голову спасительная идея. Логику его мысли я без всякого считывания с помощью ГВЭПа представлял неплохо. Раз спрашивают, значит, не знают. А потому надо убедить их — нас то есть, что в живом виде от него, фиксатого, может быть больше пользы, чем от трупа. Конечно, ни о том, что мы можем попросту выпотрошить его память ГВЭПом, ни о том, что с помощью того же ГВЭПа можем изобразить из себя кого угодно, он понятия не имел. И рассуждал так, как следует рассуждать человеку, имеющему дело с нормальными бандитами.

— Спасибо, братаны, — поблагодарил он, — пожалели. Век не забуду. Только вы меня поймите: я ж знаю — как только расскажу, что знаю, вы меня замочите. И потом жалеть будете, потому что Равалпинди с ним (фиксатый мотнул головой в сторону стукача) торговаться не будет. А с вами напрямую — тем более. Он Твистера знает и меня. Твистер уже ничего не скажет — мозги вышибли. Так что я и пригодиться могу, вообще-то…

— Как тебя зовут, фиксатый? — поинтересовался я. Ко мне опять подкатывала очередная волна самых диких и садистских желаний, причем абсолютно бессмысленных. Я думаю, что если б фиксатый каким-то образом узнал о них, хотя б о десятой доле, то тут же высказал все, что знал, и попросил застрелить побыстрее.

— По паспорту? — спросил он, не очень понимая, на хрена мне знакомиться с кандидатом в покойники.

— По жизни. — Я пытался говорить спокойно, но чуял, что непонятная жажда пытать и терзать вот-вот заставит меня сотворить с фиксатым что-нибудь ужасное, но совершенно ненужное с точки зрения дела. Значительно быстрее было просветить клиента ГВЭПом в режиме «С», заправить себе в башку всю нужную информацию, а потом тихо его ликвидировать.

— Николай, — пролепетал фиксатый. Он, поди-ка, уже различил в моих глазах какой-нибудь плотоядный огонек и ничего хорошего не ждал. Во всем облике его просматривался жуткий страх, который он испытывал передо мной, а я от этого его страха ощущал странное, непривычное удовольствие. Никогда ни хрена подобного со мной не было! Откуда это взялось, мать его за ногу?!

— Надо же — тезки! — нехорошо улыбнулся я, и от этой улыбочки фиксатому совсем поплохело. Потому что как раз в это время мне вдруг представилось, будто я разбиваю об голову фиксатого пивную бутылку и начинаю медленно кромсать его полученной «розочкой»… Нет, надо было срочно стряхивать с себя это наваждение! Прочь, зараза!

Положение — а точнее, фиксатого Колю — спас Богдан. Он сказал.

— Чего время теряем? Он же, скот, время тянет. На фига с ним языком чесать? Тут надо технически…

У меня разом схлынула с души всякая муть непотребная. Я сразу пришел в норму и даже сообразил, что информатору незачем присутствовать в комнате.

— Так, — сказал я, обращаясь к стукачу. — Ходить можешь?

— Да, — ответил тот.

— Иди на второй этаж. Ваня тебя проводит и постережет от всяких случайностей. Валет — контролируй ворота на всякий случай. Безоружных заворачивай голосом, вооруженных — уничтожай.

Последнее тоже было не лишнее. Хотя шансов на то, что кто-либо из жителей поселка заглянет на дачу, было немного — под «безоружными» я подразумевал именно их, — появления вооруженных людей стоило поберечься. Равалпинди был человеком со связями и вполне мог засветить местонахождение дачи даже без пеленгатора. А если ему очень нужна была «бумага» и очень не хотелось платить за нее хотя бы миллион, то он мог найти ребят, которые согласятся рискнуть тысяч за полста.

Информатор был парнем покладистым — он ничего не стал спрашивать и покорно направился на второй этаж. У меня не было сомнений в том, что он будет сидеть там тихо и смирно. В комнате, кроме кучи трупов, остались только фиксатый и мы с Богданом.

Николая пристегнули наручниками к креслу.

— Пытать хотите? — простонал он. — Да я и так все скажу…

— Не бойся, это не больно, — успокаивающе произнес Богдан, вновь вытягивая штатив из пистолетной рукоятки ГВЭПа и устанавливая генератор на столе. По-моему, от этого фиксатый напугался еще больше — непонятное всегда страшнее. Если б паяльную лампу принесли или электроутюг, он бы понял примерно, чего дожидаться, а тут фиг поймешь… Он здорово перессал, причем в самом буквальном смысле — из-под него струйка зажурчала. Небось пива сегодня порядком выдул, а в сортир сбегать не удосужился.