Альберт Байкалов - Отпуск на войну Страница 18

Небо неожиданно побелело и прихлопнуло его всей своей массой к земле, которая вдруг вздрогнула и затряслась…

– А‑аа! – закричал Балун.

Сверху посыпались комья земли, асфальта и прошлогодняя листва.

Он не испугался. Просто в какой-то момент ему вдруг показалось, что он умер. Ужас, от которого вмиг все внутри застыло, казалось, еще немного, и разорвет его на куски. Однако этого не произошло. Балун услышал лязг собственных зубов и понял, что снова стоит на ногах. Кто-то схватил его под руку и поволок в сторону от дороги. Потом толчок, и он полетел…

– Эй, ты чего!

Балун открыл глаза.

– Тебя что, контузило? – прозвучал словно издалека мужской голос.

– Чего? – Балун огляделся и понял, что находится в яме, среди обломков досок и кирпича.

– Обстрел, а ты идешь как малахольный! – Мужчина отстранился от него и сел на склон воронки.

Снова тряхнуло, а сверху посыпался песок.

– Сто двадцатыми лупят! – со знанием дела сказал он. – Задолбали!

– Ты кто? – спросил Балун.

– Серега!

Балун хотел спросить, где ближайшая больница, но не успел сказать ни слова – снова раздался взрыв. Сверху на голову что-то полилось. Он провел по волосам рукой, ощутив ладонью что-то горячее и липкое, а в следующий момент рядом свалился Серега.

– Ак-ха! – вырвалось из глотки Балуна.

Давясь какой-то обжигающей горечью, рванувшейся по пищеводу вверх, он встал на четвереньки и открыл рот. Он давно ничего не ел и был удивлен, как долго его рвало. Несмотря на такую реакцию организма, когда тошнота отступила, он не бросился прочь, а сел рядом с остывающим трупом Сереги. Половину головы мужчине снесло, словно гигантской бритвой, глаз съехал к щеке, волосы торчали кровавой мочалкой в разные стороны.

«Вот так вот, жил, радовался, любил… Наверняка была у него и своя Катя, – думал Балун. – Потом началась война, и в один прекрасный момент какой-то кусок железа поставил точку».

Он поежился, непроизвольно потянулся, чтобы закрыть оставшийся целым глаз, и неожиданно рука его опустилась на нагрудный карман камуфлированной куртки, Балун вытащил испачканный кровью паспорт и вслух прочитал:

– Чернявщук Сергей Николаевич.

Они оказались ровесниками. Родился Чернявщук во Львове, а прописан был в Житомире.

– Чего же ты здесь делал? – разглядывая фотографию, проговорил Балун, ловя себя на мысли, что между ним и этим парнем есть сходство.

Как оказалось, кроме документов Чернявщук имел при себе подробную карту области и план города, на котором синим карандашом были сделаны какие-то пометки и нарисованы непонятные значки. Карман оттягивала портативная радиостанция.

Неожиданно в памяти всплыла брошенная Крымом фраза: «Разживемся документами…»

«А почему бы и нет? – Балун сунул паспорт себе в карман, радиостанцию и карту засыпал землей. – Главное, не забыть теперь свое новое имя, – размышлял он, выбираясь из ямы. – А по Сереге надо за упокой молебен заказать, как получится». Но, оказавшись на самом верху, у него в голове вдруг мелькнула одна мысль, и он вновь скатился обратно. Осторожно и брезгливо морщась, снял с трупа куртку и надел на него свой пиджак, в кармане которого лежал лоскут материи с номером отряда и его именем, а также письмо от матери с указанием адреса Донецкой колонии. Этого достаточно, чтобы сделать однозначный вывод: труп убитого осколком молодого мужчины принадлежит Балушину Петру Васильевичу! Немного поколебавшись, он оставил и Катину фотографию.

Глава 21

Огненный дождь

– Вот мы и в Украине, – вглядываясь в слегка подсвеченный габаритами проселок, пробормотал Гаврош.

Машину тряхнуло, и Никита схватился за ручку дверцы. Старенькая «девятка» скрипела и гремела так, что, казалось, ее слышно даже в Ростове, откуда они выехали три часа назад.

– Что-то я даже не заметил, – пытаясь понять, по каким признакам Гаврош определил, что миновали границу, засомневался он. – Выходит, мы теперь нелегалы?

– Нелегал, – поправил его Гаврош. – У меня, в отличие от тебя, паспорт украинский есть.

– Часто так ездишь?

– Как?

– Людей возишь.

– Ты первый, – не задумываясь, ответил Гаврош. – И последний.

– Почему?

– Я к родственнику еду, надо продукты и деньги отвезти. Тебя прихватил, чтобы веселее было…

Никита догадался, это легенда, которой, в случае чего, будет придерживаться Гаврош, и принял условия игры:

– А почему родственник сам не приедет?

– Старый очень, – ловко объехав вымоину, вздохнул Гаврош. – Да и машины у него нет…

Он свернул прямо в поле. По днищу зашуршала трава.

– Ты как в темноте видишь? – заволновался Никита.

– Поезди с мое, – усмехнулся Гаврош. – А вообще разве темно? Габариты очень даже яркие…

– Шутник, – покачал головой Никита и схватился за ручку.

Машину стало бросать из стороны в сторону.

– Старая пашня, – прокомментировал Гаврош и снова выехал на проселок.

Справа и слева, в едва заметном желтоватом свечении габаритных огней, из темноты то и дело проступали заросли кустарника. Никита вглядывался в темноту, перебирая в голове способы защиты на случай встречи со злодеями. Гаврош утверждал, что кроме патрулей ополченцев в приграничной полосе бродят диверсионные группы «укропов» и просто дезертиры. Убежавшие из армии или отбившиеся от своих во время боев солдаты были одинаково опасны. Они никому не доверяли и не определились, куда им идти. В Украине их ждет возвращение на фронт или трибунал, а здесь неопределенность. Были и такие, что стремились уйти в Россию. Гремучая смесь из животного страха, боевого опыта, жестокости и отчаяния – страшная штука. У них же с Гаврошем на двоих перочинный нож и монтировка под сиденьем.

Гаврош включил ближний свет, и они оказались в коридоре бесцветных деревьев, кустарника и травы. Ослепительными искрами заметались ночные бабочки.

– Почему тебя называют Гаврош? – спросил Никита. – Насколько я знаю, это герой французской революции.

– Моя фамилия Гавриков.

– Понятно. – Никита отчего-то расстроился. Он почему-то считал, что парня так прозвали за какой-то подвиг.

Из темноты справа выплыл остов сгоревшего автобуса, за ним обгоревшая легковушка.

Машина взлетела на горку и оказалась на шоссе.

– С богом! – Гаврош вдавил педаль в пол.

Небо справа вдруг осветилось бледными всполохами.

– Началось! – процедил он сквозь зубы и увеличил скорость.

Мотор ревел. В окна врывались упругие струи воздуха. Неожиданно слева будто кто-то хлопнул в темноте в железные ладоши. Машину слегка повело в сторону, свет погас, и она совсем остановилась.

– Ты чего? – дрожащим голосом спросил Никита. – Тебя что, – Никита схватил его за плечо, – ранило?

– Тихо! – ответил Гаврош.

– Кто нас тут может услышать? – обрадованный тем, что парень цел и невредим, удивился Никита.

Справа снова появились всполохи, словно где-то в овраге работала сварка. Через некоторое время раздался грохот выстрелов из минометов, почти сразу послышался свист, и машину, осветив изнутри бледно-розовым светом, снова тряхнуло. Раздался стук, будто по корпусу с силой метнули горсть камней.

– Семь, – сказал Гаврош, трогая машину с места.

– Чего семь? – охрипшим вдруг голосом спросил Никита.

– До позиций меньше двух с половиной километров. Ближе сейчас стоят…

Никита, наконец, понял, что Гаврош мысленно посчитал секунды после вспышки до звука выстрела и таким образом определил расстояние до позиций минометчиков.

Небо впереди стало наливаться серебряным свечением. Дорогу стало видно лучше.

– Странно. – Никита ровным счетом ничего не понимал. Они должны были ехать на юго-запад, но никак не на восток, а между тем впереди отчетливо был виден рассвет.

– Ты чего? – не отрывая взгляда от дороги, спросил Гаврош.

– Да так, ничего. – Опасаясь показаться профаном в топографии, Никита решил пока не высказывать своего недоумения вслух.

Тем временем машина въехала на подъем, и он, не удержавшись, ахнул:

– Вот это да!

Над горизонтом висели сотни ослепительно белых точек. Казалось, в небе одновременно работали десятки сварщиков. На фоне зарева пожаров и всполохов разрывов огни выглядели зловеще.

– Зажигалками, суки, лупят! – Гаврош зло выматерился и ударил ладонями по рулю. – Фосфорные бомбы по мирному населению!

– Фосфорными, говоришь? – доставая спутниковый телефон, проговорил Никита.

– Точно говорю! – кивнул Гаврош, наблюдая за огненным дождем.

Никита отвернул антенну. Дисплей трубки высветился зеленоватым квадратом.

– Если в ООН звонить собрался, то зря, – грустно пошутил Гаврош. – Они за геноцид русского народа!

Никита набрал номер, который ему продиктовал Павлик-Терминатор.