Эльмира Нетесова - Седая весна Страница 18

— О страхе надо забывать, когда привалило! Надо заставлять себя выжить и отнять, сбежать от самого черта из ада, потому что наш зэк живучей всякой нечисти! — смеялся Селиванов. Но… Не простил тех, кто, успев уйти из завала, не помогли ему, бросили, оставили в руднике. Он вышел. Но четверо других задохнулись. Их тоже не спасали. Сами не сумели выбраться. А через несколько недель, с теми же спасшимися, попал бы под новый обвал. Но успел… Услышал. Ушел вовремя, предупредив лишь троих… Да и потом случалось всякое. Работая в руднике, Селиванов научился слушать всякий звук и моментально ориентироваться. И все же случалось не раз, когда земля оседала на головы мигом, не предупредив треском, шелестом породы, вздохом или пощелкиванием стоек. И тогда Мишку вытаскивали те, кого он спас, предупредил, вывел, выволок.

В последний раз его вытянули на шестой день. Никто не верил, что тот будет жив. Ведь столько дней без воды! Но Мишка не умер…

Восемь долгих лет провел он в зоне. Не раз выживал чудом. И не только в завалах. Случалось, в первые три года ломали его зэки, налетали сворой, без причин. Куражились. Он отбивался. Бывало, вламывали за пайку хлеба, какую хотели отнять. Он дрался из принципа. Сам мог отдать и последнюю корку, но отнимать у себя не позволял никому.

Михаил Селиванов не придавал особого значения письмам девчонки — бывшей одноклассницы. Шурка не скрывала, что Михаил ей нравился. А потому никогда не упускала его из виду. Именно из-за него поступила в политехнический, а не в медицинский институт, как мечтала в школе. Она единственная, не испугавшись чекистов, была на суде и, узнав адрес зоны, постоянно писала Селиванову. Она вязала для него носки и свитеры, шарфы и варежки, высылала их ему. Он, краснея, иногда отвечал. Михаил плохо помнил ее. Никогда не оказывал внимания, но теплые вещи, какие получил от нее, очень пригодились.

Александра не была навязчивой в письмах. Она ни о чем не просила, не требовала, лишь сообщала о новостях. Спрашивала, как живет Мишка, когда предполагается его освобождение. Она даже не упомянула о множестве жалоб, написанных ею в разные инстанции по делу Селиванова. Ее терпенью мог позавидовать любой адвокат. Шурку не сломали многочисленные отказы о пересмотре дела. Она упрямо добивалась своего, не доводясь Мишке никем. Шли годы. Девчонка-одноклассница стала девушкой. Закончила институт. Стала работать. Случалось, ее пытались припугнуть чекисты за половодье жалоб, но Саня не сдалась. Она ездила на приемы в Генеральную прокуратуру, доказывала, убеждала, удивляя своим настырством даже заскорузлых чиновников из аппарата прокуратуры. Бывало, и она плакала от бессилия и неудач. Но быстро брала себя в руки.

Но однажды даже глазам не поверила, получив ответ на очередную жалобу:

— Дело Михаила Селиванова направляется на новое рассмотрение в прокуратуру по месту осуждения…

— Чего радуешься? Еще неизвестно, как рассмотрят! Может, хуже сделают. Прибавят к тем отбытым годочков пять. Мишка тебе за эту помощь спасибо не скажет! — вставила занозу сомненья в душу дочери Шуркина мать.

— Не может быть! Пересмотр никогда не ухудшает положение осужденного! — вспомнила Александра.

— Это раньше! Теперь законов нет!

— Если б они были, Мишка не сидел бы! — разозлилась Шурка и написала Михаилу о предстоящем. Тот еще не получил письма, как его вызвали в спецотдел зоны и объявили, что в результате нового рассмотрения уголовного дела сделали вывод, что его возбуждение, арест и осуждение незаконны…

Мишка, собиравшийся в рудник на смену, не сразу понял, что это сообщение касается лично его.

— Вы свободны. Теперь слово за прокуратурой! Пусть она выполняет свои обязательства по компенсации морального ущерба! У нас к вам претензий нет. Собирайтесь! Сегодня вечером уходит машина в Магадан… — Вряд ли получите компенсацию. Теперь в стране совсем иная ситуация. И в прокуратуре! Ну, кем вы вернетесь? Как станете жить? Ведь ни образования, ни специальности нет и продолжить обучение не сможете. Оно теперь платное. Стоит немало. Где деньги взять? А вот у нас предложение к вам имеется. Мы знаем, что человек вы — незаурядный. С хорошими организаторскими способностями, не без смекалки, трудолюбив и порядочен. Потому предлагаем вам…

— Совместная компания по добыче золота? С американцами? Да если они узнают, кто я, не согласятся со мной работать! — не поверилось Селиванову.

— Не за воровство был судим. Они эту разницу знают. И сработаетесь. В зоне о вас очень высокого мнения остались. О вас легенды ходят. Вот и пригодится опыт. Зарубежка ценит честность в людях. Мы вас и отрекомендуем. Это будет нашим извинением. И еще! Понадобятся люди! Наши! Какие смогли бы работать в компании безупречно. Если есть на примете такие, назовете их нам. Зарплаты там высокие — в валюте. Работать будете по контракту, с обоюдным соблюдением обязательств.

Селиванову на размышление дали три дня. Ему хватило ночи. И его в тот же день познакомили с шефом совместной фирмы. А через два дня Михаил получил официальное предложение и контракт.

Все его пункты устроили человека. Ведь компания не только гарантировала сказочную зарплату и жилье, но и развязала руки в подборе кадров. Он назвал лишь тех, кого знал все восемь лет, на кого мог положиться как на самого себя…

А через месяц, получив письмо от Александры, все понял. И решил не писать ей. Уж слишком долго идут письма с Колымы. И заказал разговор по телефону.

Михаил никогда не ухаживал и не встречался с девушками. Не знал, с чего начать этот первый, такой серьезный разговор. Но откладывать его не было смысла:

— Шура! Это я! Михаил Селиванов! Помнишь такого?

— Еще бы! Ты откуда звонишь?

— Из Магадана! С самой Колымы! Я остаюсь здесь!

— Почему? Тебя не освободили?

— Я — вольный! Надо заработать. Есть возможность! Заключил контракт на пять лет!

— Зачем?

— Так надо!

— А как же я? — услышал дрогнувший голос.

— Приезжай! Ко мне! Насовсем! Деньги на дорогу вышлю! Согласна? — вытер испарину.

— Конечно!

Через неделю встретил ее в аэропорту. Ни за что не узнал бы, если б не окликнула.

Где та робкая девчонка с озорной челкой и смешливыми серыми глазами? К нему подошла серьезная женщина. И только улыбка да голос напомнили отдаленно забытую девчонку.

— Ну, здравствуй! — обнял Мишка неуверенно. И заметил седину, сверкнувшую на ее висках.

— Мишка! Бедный мой мальчишка! Как ты изменился, как стал похож на Колыму, — вырвалось невольное. Она оглядела его пристально. — А знаешь, все ж мы дожили до этой встречи! Я ее как сказку ждала. А она заблудилась на Колыме. И все опаздывала.

— А ты ждала? — посочувствовал Мишка.

— Потому что эту сказку я любила с самого пятого класса. И никакую другую не хотела знать.

— Спасибо, Шура! Милая моя девочка! Одна на целом свете только ты и любила меня! Видно, потому я выживал! — Взял ее руки в свои, заглянул в глаза, прочел в секунды все — без слов. И впервые отчаянно пожалел, что еще тогда, много лет назад, не оглянулся, не встретился с нею взглядом. Быть может, сжалилась бы судьба и не было бы этой долгой разлуки и проверки Колымой.

С приездом Шуры в жизни Михаила Селиванова изменилось многое. За годы заключения он понял главное — за что нужно уважать человека.

Шура… Как мало знал он о ней. И не случись беды, даже не обратил бы на нее внимания. Может, нашел другую. И мог ошибиться в выборе. К Шуре не нужно было присматриваться, проверять, убеждаться. И Михаил был бесконечно благодарен судьбе.

Он работал. А вечером спешил домой. К ней — единственной на всем свете. Вечерами они сидели у камина и Михаил рассказывал жене, как жил и работал в зоне. Поначалу при воспоминаниях сжимались кулаки и виски заливало потом. Случалось, ночами кричал во сне. Снова привиделся обвал на руднике. Из него и во сне непросто выбраться.

— Миша, родной, успокойся, — утешала мужа Шура.

Первые месяцы часто вскакивал среди ночи, хватался за сигареты, курил до утра.

Мучительным был первый год. Отбывал наказание в зоне, в снах видел волю. Освободившись, памятью застрял в зэках.

Годы заключения сказались на всем. Ведь вот сам выбирал на работу каждого человека. Из зоны вызволил. Со всеми все обговорил, компания с ними заключила контракты, а в первую получку двое напились и не вышли на работу. У Селиванова в глазах потемнело. Сам поехал в общежитие. Ураганом ворвался в комнату. И сорвав мужиков с постелей, вкинул обоим так, что мигом протрезвели. На бегу в портки вскочили. Не важно, что надели их задом наперед, а рубашки наизнанку, туфли не на ту ногу, о шарфах и шапках даже не вспомнили. Раньше, чем Мишка на своей машине, примчались бегом на работу. Хмеля ни в одном глазу. Зато все лица опухшие, в синяках.

— Что случилось с людьми, Михаил? — спросил американский партнер.