Иван Козлов - Клятва сбитого летчика Страница 18

– Ясно, – говорит Циркач. – Я, значит, в первую очередь страхую Физика…

– Физик справится, в Физике не сомневаюсь. Если уж раздолбанную рацию собрал… Ты страхуешь меня. Смотри: перегородка между часовыми – сеть крупной ячейки, тебе надо выбрать такой угол, чтоб стрела прошла через нее…

А Макс в это же время объясняет Хуку:

– Трос накручен на барабане, а вот здесь – блок. Если трос перерубить, решетка сразу пойдет вниз. Но как перерубить – вот проблема. Проволока очень крепкая.

Хук машет рукой:

– Ерунда, перегрызу.

Вьетнамец удивленно смотрит на него.

– Ну, не зубами, конечно, – поясняет Хук. – Наш товарищ ножницы такие сработал – все перережут.

К ним подходит Платов. Обращается к вьетнамцу:

– Макс, когда меняются часовые, охраняющие подход к Бабичеву?

– С нуля каждые три часа.

– Что, одновременно обоих меняют?

– Одновременно.

– Неправильно это. Если уж объявили усиленный вариант…

– Мы им выскажем свое «фу», командир, – улыбнулся Хук. – Как только освободим пилота, так и укажем на все недостатки. Но самое главное – чтоб они нам наши не указали.

– Это верно. – И Платов опять повернулся к Максу: – Минные поля поблизости есть?

– Да, есть. Я знаю их расположение, мы туда не пойдем.

– Как раз пойдем, причем немедленно.

Макс не задает лишних вопросов, достает блокнот, рисует на листке авторучкой схему – базу, ресторан, реку, – обводит овалом место:

– Здесь мин много установлено, их модификацию не знаю.

Подходит Физик, внимательно смотрит чертеж, потом говорит:

– С модификацией разберемся. Это как раз не проблема.

Платов достает зажигалку:

– Все запомнил?

– Еще секунд десять.

Физик смотрит на чертеж, потом закрывает глаза, отворачивается:

– Теперь все.

Листочек с чертежом сгорает, пепел частями падает на землю.

– Идешь с Циркачом, – говорит Физику Платов. – Время вам не устанавливаю, но, сами понимаете, все почти бегом надо делать. Хоть с минами и нельзя торопиться…

– «Поспешай не торопясь», Козьма Прутков, – процитировал острослова Хук. – А я, командир, пока, значит, ножницами займусь. – И к Максу: – Слушай, я у воды куски проволоки пособирал, взгляни, может, по сечению что-то похоже на ту, которая на барабане накручена?

Макс уверенно показывает:

– Вот эта. Точно такая.

– Очень хорошо. Тогда достаем ножницы и включаем хронометр.

А в это время…

Хозяин ресторана Хо Дыг сам несет обед и корзину с фруктами для того, кого так тщательно охраняют тут американцы. Хо Дыг имеет право дойти только до первого поста. Здесь часовой первым делом берет корзину, осматривает каждый плод, так же внимательно изучает салат в алюминиевой миске, фарфоровую тарелку со вторым блюдом и несет все это уже сам второму часовому, который стоит у дверей охраняемого номера. Тот салат берет, а тарелку возвращает:

– Пусть заменит посуду. Фарфор можно разбить, а потом осколками резать вены.

Хо Дыг скорым шагом торопится в ресторан: пленнику готовят отдельно, заменить жареное мясо нечем, если оно совсем остынет. И все повторяется: он приносит второе уже в металлической миске первому часовому, тот передает миску второму, а второй уже заходит то ли в камеру, то ли в гостиничный номер к русскому.

Бабичев сидит за столом, слушает приемник. Радио вещает на русском языке:

«Динамовцы, к сожалению, проигрывают уже второй матч подряд, не показывая классной игры. Теперь о погоде. Завтра в Москве будет плюс двенадцать, переменная облачность, временами дождь…»

Часовой ставит на стол миску с теплым мясом, пробует вслушиваться в незнакомый ему язык, потом спрашивает:

– О чем это говорят?

– Дождь в Москве, – отвечает на английском Бабичев. – И прохладно.

– Ну вот, а ты тут паришься.

– Пар костей не ломит.

Часовой некоторое время соображал, как понять эту русскую пословицу, но, наверное, так и не понял, потому что сказал:

– Ничего, если правильно себя поведешь, то можешь стать гражданином США. И кости будут целы, и узнаешь, что такое хорошая погода. Поселишься где-нибудь на берегу океана… – Он берет со стола пачку сигарет. – Ты не против, если я возьму? Нам на пост брать не разрешают…

Поле, минное поле

Когда-то здесь была дорога, но оказалась невостребованной и покрыта травой. Деревья стоят справа, слева, между ними просека, по которой глаза замечают следы старой колеи. Джунгли по бокам плохие, перевиты лианами, заросли колючим кустарником, и если не знать, то любой здравомыслящий для быстрого продвижения выбрал бы этот путь.

Если не знать…

– Так, – говорит Физик, – еще одна мина. Ты смотри, сколько их, а?! Если б не знал, я бы тут побежал, честное слово! Ведь как поставлены – трава целая!

– Пятый бы не побежал, – улыбнулся Циркач.

– Это точно. У командира нашего чутье… – Физик колдует у чужих мин, ставя там и свою. – От нашего стола, так сказать. Правда, у меня такое чувство, что они вряд ли на эту удочку попадутся. Хлопчики тоже не глупые.

Циркач укладывает поверх травы черные рубашки и брюки – это обычная одежда вьетконговцев.

– Думаешь, не клюнут?

– Ну мы же не клюнули.

– Мы – это другое. Мы знаем, с кем имеем дело, а они пока, я так думаю, не догадываются.

– Хорошо, если так. – Физик с шумом выдохнул и отполз назад, точно по тому же пути, по какому и полз сюда. – Все, работа закончена. И я думаю, при любом раскладе мы с тобой тут старались не напрасно. Они пусть на чуть-чуть, но отвлекутся.

Бойцы возвращаются через джунгли, присаживаются у огромного ствола. Физик смотрит на часы:

– Три минуты передохнем, мины – тяжкое дело.

Циркач соглашается:

– Передохнем. Но зря время терять не будем. Смотри, что у нас получается. Мы ныряем втроем, считаем: и-раз, и-два, и-три…

Счет они ведут в голос, так, чтобы там, под водой, время тоже учитывалось синхронно.

Посетитель

– В принципе, ничего крамольного в вашей просьбе я, конечно, не вижу, к тому же и часовые будут там… Правда, есть одно но.

– Какое? – спросил лейтенант Пол Кросби.

Он зашел к Чандлеру с просьбой разрешить ему посетить этим вечером русского летчика. Вполне возможно, завтра Пол улетит к себе на базу, и Бабичева, конечно, он уже не увидит, а так хотелось бы перекинуться парой слов с русским асом. Должен же тот, в конце концов, признаться, хотя бы как-то косвенно, что он сидел за штурвалом «МиГа» и он совершил этот крутой вираж, зайдя от солнца…

– Мы ждем прилета генерала Чейни. Я, конечно, не думаю, что он тут же захочет тоже повидаться с Бабичевым, но чем черт не шутит.

– Но я же не человек со стороны, я офицер, я имею награду, я…

– Хорошо, – сдался Чандлер. – Я распоряжусь, вас пропустят. В конце концов, кроме часовых возле русского будет еще один наш человек – разве это плохо?

Так Пол оказался этим вечером в камере с летчиком Бабичевым.

– Вы как братья, – сказал часовой, прежде чем опустить за вошедшим жалюзи. – Даже футболки одинаковые.

Пол подождал, когда часовой отошел, и только потом вытащил из кармана плоскую бутылку виски:

– Это, конечно, не приветствуется, но я думаю, по чуть-чуть выпить можно. Есть повод. Встреча с коллегой. У нас похожая судьба, Иван, нас сбили. В принципе, мы всегда готовы к этому… Или вас учат по-другому?

– Нас учат так же.

Кросби стал наливать виски в бумажные стаканы, однако Бабичев замахал рукой:

– Я пить не буду.

– Да, пить за то, что сбили, это плохо, согласен. Но за знакомство – надо! О тебе я знаю уже почти все, а себя представлю коротко. Пилот палубной авиации, летаю на «F-4»… Летал до недавнего времени, пока меня не сбил «7-14», то есть ты.

Бабичев сказал со вздохом:

– Я уже устал всем повторять: я никого не сбивал. Это сделал вьетнамский летчик. Я учил его, как надо сражаться в небе с «Фантомами». Он оказался способным учеником.

Пол стал разламывать на квадраты плитку черного шоколада:

– Знаю, знаю. Вы только военспецы, в боях не участвуете, на пальцах показываете северянам, как надо летать. Но это, Иван, ты можешь рассказывать тем, кто никогда не поднимал в небо машины. А я тебе вот что скажу. Бой шел на таких скоростях и при таких маневрах, что вьетнамец подобные нагрузки просто не выдержал бы. Я не расист, не подумай, но у чарли иная, чем у нас, конституция, кости тонкие и хрупкие.

Бабичеву действительно надоело говорить одно и то же, и он повторил просто для себя:

– Сочиняйте что угодно. Ни разу на боевое задание я тут не вылетал.

Кросби и вправду не слышит русского летчика, он продолжает говорить о своем:

– «МиГ» – хорошая машина, никто не спорит, она маневренней наших. И мы не могли ничего сделать. Мне еще повезло, я катапультировался. А вот товарищ мой погиб.

Он протянул бумажный стакан с виски Бабичеву, тот взял его, но поставил на стол.

– У меня нет ненависти к вам, Иван. Мы профессиональные военные. Летать, сбивать друг друга, гореть в машинах – наша судьба. Если мы будем бояться этого, то лучше за штурвал уже не садиться.