Максим Шахов - Сто боев – сто побед Страница 18

60

– Здравия желаю, товарищ генерал! Это полковник Логинов, из Севастополя…

– Здравствуйте, полковник! Ну как там у вас, в Севастополе, успехи? – спросил замдиректора ФСБ.

– Совместно с контрразведкой ЧФ перебрали все ниточки в деле о захвате «Варшавянки», товарищ генерал…

– Ну и?..

– Ни по одной из них выйти на след Кащеева не удалось, товарищ генерал!

– Замечательно! И что прикажете? Ожидать, когда Кащеев организует какую-нибудь новую провокацию?

– Мы сделали все возможное, товарищ генерал, но…

– Значит, делайте невозможное! Не можете сами, обращайтесь к астрологам, ведунам, колдуньям! Вам дан полный карт-бланш! Но достать Кащеева вы просто обязаны! Я же вам, по-моему, это внятно объяснил! Или нет?

– Так точно, товарищ генерал, внятно…

– Ну?.. Так какие у вас предложения?

– Да какие тут могут быть предложения… Единственный шанс – это выпустить Моню с компанией, мне к ним присоединиться и помелькать на людях. Кащеев, если он еще не смылся, должен по-любому попытаться довести дело до конца… Вот такое у меня предложение, товарищ генерал.

– Ясно. Вызывать огонь на себя – это, конечно, очень героический поступок, полковник. Очень. Только для этого Академию ФСБ заканчивать было совсем не обязательно. С этим любой солдат-срочник справится…

– Ну а как еще можно заставить его себя проявить, товарищ генерал?

– Да нет, я не спорю. Просто констатирую факт, что Кащееев, в отличие от вас, поизобретательней будет, полковник. Он «Варшавянку» захватил, но сам тут же ушел, подставив под удар Моню…

– У Кащеева развязаны руки, товарищ генерал.

– А я вам их что, связывал? Но если ума на большее нет, дерзайте!

– Спасибо, товарищ генерал! Тогда нужно согласовать вопрос со следствием.

– Согласуем, полковник…

61

Обретя в Приднестровье новое лицо, Кащеев отнюдь не обрел вместе с ним душевного равновесия. Наоборот, ужасный сон-воспоминание преследовал его каждую ночь. Кащеев понял, что, если ничего не предпринимать, он очень скоро превратится в жалкого неврастеника. Развалину с трясущимися руками. Обращаться к психиатрам было без толку. За время работы в спецслужбах Кащеев достаточно общался с ними, чтобы знать, что они скажут. Для лечения любого расстройства нужно прежде всего убрать раздражитель. Но сказать это было легко. А вот сделать…

Раздражителей было два – Моня и Логинов. У первого – вышколенная охрана, бронированный джип и все остальное, что положено отошедшему от дел бандиту. У второго охраны и джипа не было. Но работал Логинов в центральном аппарате ФСБ, на Лубянке. А это означало, что так или иначе он постоянно находился в поле зрения оперативников УСБ. Потому что те по графику вели превентивное наблюдение за всеми сотрудниками центрального аппарата. Так что, даже если лично за Логиновым и не следили, то могли приглядывать за кем-то из его коллег. И Логинов, передвигаясь по городу с этими коллегами, попадал под наблюдение чисто автоматически…

Именно поэтому Кащеев, как бывший полковник УСБ, прекрасно понимал, что соваться в Москву и пытаться свести там счеты с Логиновым – это почти самоубийство. То есть рассчитаться с Логиновым он теоретически еще мог, но вот уйти после этого из Москвы, чтобы расквитаться и с Моней, – уже навряд ли.

И тогда Кащеева вдруг осенило. После прихода к власти на Украине «оранжевых» на волне обострения ситуации вокруг базирования ЧФ в некоторых СМИ промелькнули заявления о том, что на Черноморском флоте есть ядерное оружие.

ФСБ заподозрило утечку информации. Проверку этой версии поручили Управлению собственной безопасности. Кащеева в составе специальной оперативной группы командировали в Новороссийск. Оперативники, как и положено, прошлись по всей «цепочке» транспортировки ядерных боеприпасов. Начиная с мичмана Новороссийской базы и заканчивая любовницей начальника штаба дивизиона подводных лодок ЧФ.

Масштабная негласная проверка выявила кучу злоупотреблений и даже должностных преступлений. Однако предателей среди моряков не оказалось. Спирт воровали, консервы красной рыбы в сухпаях на кильку меняли, положенное подводникам белье из чистого хлопка тырили и продавали, это было. Но Родиной никто не торговал…

Именно об этом эпизоде своей службы вдруг вспомнил в Приднестровье Кащеев. И вдруг понял, как можно, не особо рискуя, рассчитаться одним махом и с Логиновым, и с Моней. И Кащеев отправился в Севастополь.

Он обладал настолько детальной информацией, что смог все подготовить и провернуть за какой-то месяц. Только вот не сработало самое главное – подслушивающе-взрывное устройство, которое Кащеев так мастерски подсунул Лизе в машине…

62

Дверь комнаты для допросов распахнулась, конвойный приказал:

– Вперед!

На пороге возник Моня – в матросской робе и матросских «гадах» без шнурков, с заложенными за спину руками. При виде Логинова за следовательским столом хмурая физиономия Мони слегка повеселела.

– Здорово, Витек! На «свиданку» пришел?

– Вроде того, Монь! Здорово! Ну как ты тут?

– Лучше не спрашивай… – скривился Моня, наконец вынимая руки из-за спины и проходя к столу. – С унитаза не слезаю. Сегодня ночью спал на нем, с подушкой…

Отодвинув стул, Моня поддернул матросские штаны и присел. Логинов молча подвинул к нему сигареты и зажигалку.

– Кучеряво живешь, брателла! – криво усмехнулся Моня, открывая пачку. – «Житан» куришь. А я, блин, от вашей дукатовской «Примы», наверное, кони двину… Грудина хрипит, шо петлюровская гармошка!

Показно закашлявшись, Моня наконец закурил и выпустил дым под настольную лампу. Логинов наблюдал за ним с едва заметной ухмылкой, откинувшись на спинку стула.

63

– Ублюдки!!! – прорычал Кащеев, хватаясь руками за покрывало.

Впрочем, он прекрасно понимал, что криками тут не поможешь. Нужно было принимать решение. И либо срочно уезжать из Крыма, либо готовить новую операцию.

Разжав кулаки, Кащеев открыл глаза и сел на диване. Уехать он не мог. Чтобы не сойти с ума, он должен был остаться и убрать хотя бы один раздражитель, если не получилось стереть с лица земли оба…

Кащеев решительно поднялся с дивана. И его тут же резко повело в сторону.

– Твою мать! – проговорил он, плюхаясь обратно на диван и хватаясь рукой за голову.

Только теперь он вспомнил, что не ел уже около двух суток. В таком состоянии приниматься за ликвидацию кого бы то ни было абсолютно невозможно. Поэтому Кащеев осторожно, без резких движений, поднялся на ноги, отправился на кухню и заглянул в холодильник.

Полчаса спустя он уже сидел перед тарелкой с тремя огромными кусками стейка. Пахли они аппетитно, но лезли в горло с большим трудом. Кащеев, решивший тридцать минут назад больше не пить, вздохнул, отерся салфеткой и отправился к бару.

Коньяк в терапевтических дозах сперва пробудил аппетит, а потом и возродил в Кащееве потерянный было интерес к жизни. Закончив есть, он вдруг подумал, что не спал с женщиной уже почти три недели. С тех пор, как вплотную приступил к реализации плана по захвату «Варшавянки»…

– Так! – сказал Кащеев, посмотрев на часы. – Ага!..

После неудачи он совершенно потерял ориентацию во времени. Оказалось, что натикало около семи вечера. Это было хорошее время, и Кащеев отправился в ванную приводить себя в порядок.

Спустя пол часа выбритый и порозовевший после душа Кащеев переоделся и спустился в подвал. Там, в углу, он устроил тайник, где лежали украденные в одесских банках деньги. Точнее, их остатки. В пылу подготовки захвата «Варшавянки» Кащеев на такие мелочи, как деньги, внимания не обращал.

Сейчас же пелена словно спала с его глаз. Сперва он пересчитал «сковородки». Так Кащеев окрестил украинские купюры по пятьсот гривен, поскольку на них был изображен философ Григорий Сковорода. Учитывая, что философам на деньги наплевать в принципе, украсить портретом Сковороды самую крупную купюру – это надо было додуматься. Не иначе в украинском нацбанке засел какой-то резидент «Камеди-клаба». После «сковородок» Кащеев пересчитал «леськи». Так он называл двухсотгривневые купюры, поскольку на них законспирированный резидент «Камеди-клаба» додумался изобразить Лесю Украинку, которая, согласно последним исследованиям известных историографов-литературоведов, была махровой лесбиянкой…

Оставшаяся в наличии сумма повергла Кащеева в смятение. Если после бегства из Одессы он мог окопаться в Приднестровье и прожить там безбедно не один год, то теперь на это рассчитывать не приходилось.

– Ублюдки!!! – прошипел Кащеев, сжав в руке пачку денег.

Сунув ее в карман, он привел тайник в порядок и поднялся в дом. Там часть денег Кащеев положил в «оперативный» тайник, оставив себе на расходы около двухсот долларов в эквиваленте.