Михаил Нестеров - Группа особого назначения Страница 18

Ну все, пора. Не дай бог, кочегар выйдет, а он к этому времени будет выбираться из дренажной.

Придется недельку поваляться в постели, думал он, прежде чем заняться поисками сержанта милиции Зубкова.

Сволочь! – сощурился Толкушкин. А его подруга еще хуже. Если бы Виктор не притворился мертвым, его бы добили. Потом действительно отвезли бы в гараж, чтобы вытащить пули-улики.

Найти сержанта – проще простого. Пусть он даже не Зубков, но зовут его Слава, и работает он, судя по разговору с подругой, в Октябрьском отделении милиции. Надавить на него – дело техники. Тот сам отдаст деньги, как только увидит перед собой Виктора. Он спросит у сержанта: «Сколько ты потратил?» – и даст еще столько же. Но предупредит: «Не дай бог…» Тот поймет. А скорее всего тот не истратил ни доллара, понимая, что за каждую купюру с него срежут лишний лоскут кожи.

Виктор довольно четко понимал положение Зубкова: не находит себе места, дергается от каждого телефонного звонка, боится всех без исключения прохожих. По идее, он мог избавиться от «дипломата», но должен понимать, что совершит очередную глупость: за это его грохнут, когда придут за деньгами. А так у него есть «смягчающие вину обстоятельства»: да, совершил глупость, но не знал, куда обратиться, где искать хозяина денег; если надо будет, встанет на колени.

А отнести деньги в милицию ему не позволит подруга. Даже подруга тут ни при чем, какой бы стервой она ни казалась, – сам не пожелает сознаться в преступлении.

Витька поднялся на ноги. Ему показалось, что он различает шаги на лестнице. Досадливо поморщившись, сделал шаг к двери.

Вчера они долго просидели за праздничным столом. Ближе к вечеру пришли еще гости: мужчина с женщиной и с ними девчонка-воображала. Женщину Санька признал сразу: врачиха из больницы. Ее мужа мальчик не знал, но его проницательный взгляд ему не понравился: точно мент, глаза выдают.

А девчонка все время жеманничала, отказалась от торта, сказав что-то о своей фигуре. Санька даже прыснул от такого заявления: вот наивная! А копченую колбасу ела без хлеба: кружок за кружочком исчезали у нее во рту. Вот это скорость! – удивлялся Санька. Видно, дома ее плохо кормят.

Но одной колбасой сыт не будешь, Санька ловил на себе заинтересованные взгляды и заставлял свои глаза смотреть на девчонку снисходительно: мала ты еще. Все уши прожужжала про своего дядю, который был директором обувной фабрики «Сапожок», видимо, гордится им больше, чем своим отцом. Про отца, который бросал на нее хмурые взгляды, она вообще ничего не сказала, словно познакомилась с ним только что, за столом, и ничего о нем не знала. И вообще – что можно сказать про мента? А когда только переступила порог и знакомилась, свое имя произнесла с выражением, нараспев: «Оля».

«Санька!» – отрапортовал бывший курсант. Причем с гордостью. И было чем гордиться: Николай приделал к его куртке красивую эмблему с беркутом, раскинувшим крылья. Не его знак, товарища, который погиб. Санька понимал, что для него большая честь носить эту эмблему. Когда страсти вокруг него улягутся, он обязательно попросит Колю определить его в воинскую часть. Желательно в «Черные беркуты». Знак у него теперь есть, должны сразу принять. И он наденет форму морского пехотинца, будет походить на красивого парня, который улыбался с фотографии на стене.

Как и обещал, Коля рассказал о нем. У Саньки на глаза навернулись слезы: гады, убили Лешку! Фамилию, конечно, не сменишь, но у Саньки будет кличка: «Ремез». Он твердо решил так. Даже поведал об этом Николаю и дал слово.

Потом гости разошлись. Мальчику постелили в большой комнате на диване, приказав закрыть глаза. Он хитро подмигнул Татьяне, снова вогнав ее в краску. И пообещал, что спать будет крепко.

И – уснул как убитый.

Снились пацаны на рынке. «Что, брат с Севера приехал?» Санька не отвечает, только улыбается в ответ. А они, завидев грозную эмблему на его груди, метнулись от него, как от хищной птицы.

А утром он увидел Таню. И испугался ее вида: бледная какая-то! Но потом понял, что она еще не накрасилась. А чуть приглядевшись, уразумел, что так ей даже лучше, какая-то она домашняя стала.

Потом посмотрел на Колю и чуть не рассмеялся. Тоже мне «черный беркут»! Дрыхнет, как потрепанный воробей!

Таня приготовила завтрак, но Санька вчера так наелся, что даже кофе выпил с большим трудом. Затем был немедленно препровожден в ванную чистить зубы. О-о! Насчет зубов он крепко попал, тут за ним будет следить профессионал.

От удара, который ему нанес парень в кожанке, кочегар согнулся пополам. И тут же получил еще один, по почкам. Красиво к нему приложились, профессионально, удары хорошо отработанные, глубокие. И вот он слышит повторный вопрос. И почему только он не ответил с первого раза…

– Где он? – спросил Качура.

– Пошел на двор, – еле выдохнул кочегар.

Вадим Ещеркин, бросив на приятеля взгляд, быстро вышел. Через минуту вернулся.

– Никого, – сказал он, покачав головой. – Там есть еще одна дверь. К ней ведут свежие следы и какие-то к-круглые дырки на снегу. – Ещеркин сильно заикался, непроизвольно дергая горлом. – Он с п-палкой? Не молчи, придурок!

– Да, – прохрипел кочегар, рухнув на пол после очередного удара.

– Его заберем с собой, – распорядился заика, кивнув на рабочего.

Качура схватил дежурного кочегара за ворот и поволок к выходу.

Не таясь, они спускались по ступеням. Миновав один пролет, у приоткрытой двери увидели того, за кем так долго охотились.

Побледнев, Толкушкин поспешно отступал – чтобы, закрыв дверь, забаррикадировать ее собственным телом. И вдруг невольно всей массой тела опустился на больную ногу. Боль прострелила до самого мозга, потушив на некоторое время сознание. Но для убийц этого было вполне достаточно. Они, швырнув в помещение полуживого кочегара, уже сами закрыли за собой дверь.

– Привет, Витюша, – поздоровался Ещеркин. – Ты, должно быть, как я, с-стал заикаться. Часто вспоминали про тебя, приятель.

Мысли Толкушкина метались от себя к Елене. Он видел перед глазами ее распростертое на полу тело.

– Где бабки? Не скажешь здесь, разговоришься в другом месте. Но там тебе будет г-гораздо хуже.

На его голову обрушился сильный удар. Инстинктивно Виктор подтянул под себя лыжную палку. С таким же успехом он мог воспользоваться, как оружием, обгоревшей спичкой.

Ещеркин, проигнорировав его боевую инициативу, читал записку, оставленную Виктором.

– Слышь, Олег, – сказал он, бросив взгляд на приятеля, – у него т-тут друг есть, какой-то Санек. Он в курсе насчет денег. – И недовольно повернулся к рабочему.

У дежурного кочегара под рукой ничего не было, он располагал единственным оружием, своим собственным голосом. И он закричал – громко и пронзительно, чувствуя себя в этом подвале, как в склепе. Все говорило за то, что отсюда он никогда не выйдет.

Качура потянул из куртки капроновый шнур и шагнул к кочегару. Ещеркин, наступив Толкушкину на ногу, потянулся, чтобы забрать лыжную палку.

Витька лежал на полу и смотрел на смерть кочегара. Лицо рабочего набухало на глазах, багровело, язык метался в открытом рту, далеко вылезая наружу. Но вот жертва Ещеркина затихла, дернув в последний раз ногами.

Уже два человека погибли из-за Толкушкина. Хорошо еще, что сейчас Саньки нет, а то бы и его…

Витька вдруг забеспокоился, он снова пропустил вопрос о деньгах, сейчас он неотрывно смотрел на дверь: ему показалось, что она приоткрывается.

Качура невольно посмотрел в ту же сторону. В его руках была лыжная палка с острым наконечником.

…Осторожно приоткрыв дверь в дренажную, мальчик начал спускаться по ступенькам. Сегодня он как следует накормит друга. В полиэтиленовом пакете колбаса, литровая банка теплых еще пельменей, в пластмассовом стаканчике из-под мороженого – селедка с луком, приправленная подсолнечным маслом, батон пшеничного хлеба; в кармане две пачки «Явы». И Витька простит его за то, что вчера Санька снова не смог прийти. Его жизнь коренным образом изменилась, друг только порадуется за него. Он говорил, что потом отблагодарит Саньку, но мальчик не примет даже устной благодарности. И не только потому, что у него теперь есть дом и появились близкие люди.

И какая благодарность? Ну даст Витя ему денег, и что дальше? Деньги есть, но нет крыши над головой, некуда пойти. Пожалуй, с деньгами его жизнь станет обременительней. И Санька даже представил себе: вот он идет по улице, его карманы полны денег, он заходит в приличное кафе, заказывает вкусный обед, выходит, что-то покупает в магазине, по нужде заходит только в платный туалет; но вот смеркается, он прикупает на ужин сладкого, бутылку лимонада и… Вот на этом все заканчивалось, маленький богач укладывается спать на ящики. И ведь не скажешь никому о своем богатстве, вот в чем проблема, тут же навешают по шее, отнимут деньги.