Сергей Гайдуков - Великолепная пятерка Страница 18

— Какого рода подозрения? — задумчиво проговорил Шеф.

— Этот парень был слишком прост. Он классно делал свою работу, иначе бы его не привлекли в «Рослав», но в практической плоскости... У меня появилось ощущение, что парня каким-то образом кинули. Я только не могла понять — как. У меня возникла идея, что ему подсунули чемодан фальшивых денег, но парень сидел на деньгах в буквальном смысле слова, и проверить я не успела...

— Фальшивые деньги? — Шеф пожал плечами. — А в чем смысл? Просто сэкономить? Ну а если бы парень рассердился и рассекретил ту программу, что он сделал для «Рослава»? Кстати, деньги настоящие. Тут ты ткнула пальцем в небо.

— И все равно ощущение у меня было правильное, — гнула свою линию Морозова. — Его решили кинуть. Люди из «Рослава» увидели в нем лоха и обошлись соответственно.

— Но ты не могла понять — как именно его кинули...

— Тём более что никто из «Рослава» в поезд не сел. Я стала думать, что подвох состоится в Питере... А еще я подумала — что бы я сама сделала на месте людей из «Рослава»? У меня есть программист, который сделал очень важную и очень секретную работу. Но это парень со стороны, поэтому ему нельзя верить до конца. Никогда нельзя быть уверенным, что за большие деньги или под угрозами он не раскроется. Как мне обезопасить себя и не потерять отличный пакет защитных программ? Я бы ликвидировала программиста.

— Жаль, что тебя не осенило пораньше... Но это так, пожелание, — поспешно добавил Шеф.

— Меня сбило, что Дровосек не засек сопровождающих из «Рослава», — повторила Морозова, хмуро глядя перед собой. — Я все-таки не считаю Дровосека полным кретином... К тому же там был Монгол. Они оба никого не заметили. И я до сих пор не знаю, откуда взялись те трое. Я только знаю, что они прошли в наш вагон с той стороны, которую прикрывал Дровосек.

— За это ты ему и врезала, — подытожил Шеф, вздохнул, привстал со стула и на мгновение скрылся в соседней комнате. Вернулся он с кипой газет под мышкой. Шеф бросил газеты на постель, выбрал из них одну, развернул перед Морозовой первую страницу. Вверху сияли какие-то губернаторские лысины, а чуть пониже заголовок кричал: «Кровавое путешествие: трое не добрались до северной столицы». Еще ниже размещались три небольшие фотографии, в одной из которых Морозова узнала улыбающегося Тёму. Что-то неприятное кольнуло ее в районе желудка — возможно, легкие угрызения совести, а возможно, она просто хотела есть.

— Знаешь, кто это? — Палец Шефа неласково потыкал в хари на двух остальных фотографиях. — Они не имеют к «Рославу» никакого отношения. Мы прошлись по информационным базам МВД, так вот, там обе эти хари имеются. Это — Слоник, это — Валера Рыжий. Проходили по делам подольской преступной группировки. Третий, кстати, оттуда же. Куцый его звали. В газеты он не попал, потому что его тело мы утащили из поезда. Едва успели. Теперь все выглядит так, будто на твоего программиста напали трое, убили его, деньги забрали. Но ушел из троих только один, этот самый Куцый. Пусть заказчики мероприятия теперь его поищут — время потеряют, да авось и засветятся. А мы пока успеем попользоваться теми сведениями, что Кирсан вытянул из программиста...

— Как он? — спросила Морозова. — Кирсан, я имею в виду...

— А я уж думал, ты не спросишь, — без укоризны в голосе произнес Шеф. Он знал и за собой тот же самый грех — относиться к людям как к носителям определенной функции и интересоваться в первую очередь выполнением функции, а не самочувствием людей. Ему сложно было винить в том же самом Морозову. — С Кирсаном нормально... Но неделю-другую он проваляется. Слава богу, на диктофоне и на тех листках все более-менее разборчиво. Так что можешь себя особенно не терзать — дело-то сделано. Не так гладко, как хотелось бы, но, думаю, на пару суток мы задурили всем головы — выглядит так, будто все сошло по их плану. Программиста замочили, деньги у него взяли, осталось только найти Куцего с чемоданом. А он, может, со страха залег на дно. Пережидает, — усмехнулся Шеф. — И найти его будет нелегко. Тебя в том поезде не было — всю информацию из компьютеров МПС мы стерли.

— Получается, что «Рослав» убрал Тёму руками наемных бандитов? Почему не сам?

— Хороший вопрос. Ответа я не знаю. Хотя... Дровосек ведь отслеживал прикрытие со стороны «Рослава» — и не нашел его. А на подольских бандитов его никто не ориентировал — вот они и прошли мимо него без проблем. Трюк сработал, — признал Шеф. — Но трюк был очень рискованный... Хотел бы я знать, кто там в «Рославе» принимает такие решения. Надо же — связаться с бандитами и сказать им: «Ребята, завалите одного парня в поезде. При нем бабки, это и есть ваш гонорар». Ребята вопросов задавать не будут... И «Рослав» к убийству потом за уши не притянешь.

— Раньше они так не работали, — сказала Морозова.

— Раньше не работали, — согласился Шеф. — Но ведь все меняется, разве нет? И не всегда это перемены к лучшему.

Борис Романов: под колпаком (2)

На следующий день его не потащили в СБ для разбирательств и не вышибли с работы. Отсюда можно было делать взаимоисключающие выводы: то ли никаких микрофонов в лифте не было и в помине, то ли в СБ решили дать Борису с Монстром еще немного порезвиться. Борис не стал ломать над этим голову, он просто поехал на работу, отпахал там положенное количество часов, стараясь общаться только с монитором и не думать ни о чем, кроме длинных строчек с цифрами... А потом он поехал домой, чтобы успеть перекинуться парой фраз с дочерью, прежде чем она пойдет спать, и посидеть минут двадцать с женой у телевизора, прежде чем в сон потянет его самого... А утром снова в машину и снова на работу. А потом — снова вечер. А потом — снова утро. Чрезвычайно интересная и насыщенная жизнь. Борис был бесконечно счастлив, вспоминая похожие одна на одну недели — от января до мая. Потом становилось легче, потому что наступала весна, ощутимая, яркая, палящая радостным солнцем. В мае становилось окончательно ясно, что прожит еще один годичный цикл, и стало быть, скоро будет отпуск, и можно будет на две недели вырваться из утомительной до смерти круговерти...

— Я думала об отпуске... — сказала Марина, поймав тот краткий промежуток времени, когда Борис уже приехал с работы, но еще не завалился спать.

— Знала бы ты, как часто я о нем думаю, — пожаловался Борис. — Иногда мне кажется, что я просто не доживу до июля...

— Случайно зашла в турагентство... Там неплохие туры по Европе. Как ты на это смотришь?

— Мы поедем в Турцию, — сказал Борис, на ощупь отыскивая чашку с кофе. Странно, но его уже не спасали и тонизирующие напитки. То ли он слишком утомился, то ли все дело было в нервах.

— Мы уже были в Турции, — напомнила Марина, и Борис услышал в ее голосе легкое неудовольствие. — Мы там два раза были. Мне кажется, достаточно. Почему бы не съездить в Европу?

— Потому что у нас пансионат в Турции, — пояснил Борис. — А в Европе у нас нет пансионата. Говорят, будто в Испании что-то там затевается, но это все еще вилами на воде писано...

— То есть тебе на работе опять дают путевку в Турцию?

— Угу...

— Ну так откажись.

Борис нахмурился и отлепил спину от мягкой спинки дивана.

— Я не могу отказаться.

— Как это?

— Потому что мне ее не предлагают. Мне ее дают. В данном случае это все равно что командировка. От этого не отказываются.

— Это бред какой-то... Это отпуск, а не командировка!

— Это отпуск с ограничением свободы передвижения. Или мы едем в Турцию, или мы вообще никуда не едем.

— Да кто это придумал?!

— Большие люди, — Борис потыкал пальцем в потолок. — Не переживай, это не только меня касается...

— Я вчера разговаривала с женой Бондаренко, так они едут на Мальту! Они не едут в Турцию!

— Бондаренко? — Борис наморщил лоб. — Ну, значит, у того отдела, где работает Бондаренко, пансионат на Мальте.

— Они сами так решили! Они сами решили поехать на Мальту — и они едут! Почему мы не можем сами решить?!

— Это жена Бондаренко так думает — будто она сама решила... На самом деле за нее все уже давно было спланировано. Или... Это тот Бондаренко, что на третьем этаже? У которого собака?

— Да, это он...

— Ну, — снисходительно усмехнулся Борис. — Его могут отпустить куда угодно. Хоть в Израиль, хоть в Штаты. Потому что он ноль. Потому что он не представляет никакой ценности. О нем не беспокоятся, как обо мне.

— А ты, получается, очень ценный?

— Получается, так.

— Из-за твоей ценности мы будем до конца жизни ездить в один и тот же пансионат?!

— Я же сказал, будет еще в Испании...

— А может, из-за твоей ценности нам с Олеськой скажут сидеть дома и на улице не показываться?! Что это за дурацкие правила?! Кто им дал такое право — лишать людей свободы выбора...

— Фирма обеспечивает нашу безопасность, — скороговоркой, как само собой разумеющееся, проговорил Борис. — В обмен на это мы жертвуем частью своих свобод. Мне кажется, это разумный обмен. В том турецком пансионе ты можешь быть полностью спокойной за Олеську, за себя, за меня...