Андрей Воронин - Алкоголик. Эхо дуэли Страница 18

А дождь все лил и лил. Был такой фильм – «И дождь смывает все следы». Так и тут. Следов не оставалось, их смывал ливень.

Глава 4

В морге судебной экспертизы поодаль от голых, вскрытых покойников, лежали четыре одетых трупа – Одиссей с перерезанным горлом, Вася с запекшейся у рта пеной и еще два совсем молодых парня – потомков горцев, воевавших с Лермонтовым. Как видите, смерть не выбирает – косит всех подряд. А если по справедливости, то умирать должен тот, кто устал жить. Под полом глухо, но настойчиво скреблась крыса. Смерть не выбирает, для нее ничто не имеет значения – бедность, богатство, страна, религия. Перед смертью все равны.

И вот зашли в сопровождении санитара два человека в черном и бережно вынесли два трупа. Потому что тело должно быть похоронено своевременно, согласно обычаю. Иначе дух умершего не обретет покой, а от этого и живым не будет покоя.

* * *

Под курткой у Абзаца завибрировал мобильный. На экране высветилась роза – черная с шипами, как на похоронном венке, совершенно кошмарная и действующая на нервы.

«Как убрать мне эту ублюдочную розу с экрана мобильника? – думал Абзац. – И сам мобильник конченый, треснутый, краденый. Кто-то умер с ним в руке. Аппарат взяли у скупщика краденого. Когда убивали владельца – стекло поцарапали. Или мобильник треснул, пока бедолага бился в конвульсиях. Или он пытался им защищаться. Или хватался как за соломинку – последнюю надежду, хотел сообщить друзьям или в правоохранительные органы о приключившейся с ним беде. Вот так сначала послали розу как «черную метку». Потом грохнули человека. Конечно. Кто-то послал эту розочку как предупреждение. Иначе она не могла сюда попасть.

Мобильник отозвался Пашиным голосом. В голове у Абзаца пронеслось: «Говорит Москва!»

– Он у тебя? – Паша не говорил по телефону слово «пистолет». Абзац и так должен был понять, о чем речь. Но эта недоговоренность давала возможность тянуть время.

— Одиссей? – переспросил Абзац. – Почти… только маленькая проблема…

— Ты не нашел его? Так он алкаш, посмотри в другом баре.

— Он мертв, ему не повезло. Несчастный случай, тут эти придурки слишком любят поэзию. Он вступил в дискуссию, и скальпель перерезал ему горло. Он покойник. Он мертвый.

— Это не маленькая проблема. Это большая проблема. На этот раз ты здорово вляпался! – заверещала трубка.

— Да при чем здесь я!

— А где?.. – Паша явно хотел произнести запретное слово «пистолет», но осекся – нельзя.

— Что? – изобразил непонимание Абзац.

— Ладно, я позвоню в офис, а потом приеду. Вдвоем мы как-нибудь выпутаемся. Сиди тихо. Пока. Конец связи.

В трубке раздались гудки. «И все же как убрать мне эту ублюдочную розу с экрана мобильника? – думал Абзац. – И что делать? Ладно, придумаем».

А город проснулся. Все ночные тени и страхи исчезли с улиц. Прошедший дождь смыл все следы, в том числе и кровь. Начинался новый день, и все начиналось заново, как с чистого листа.

Абзац стоял под акацией, весь ствол которой был усеян устрашающего вида колючками (все в этом мире готово защищаться по-своему, у всех свои враги’ своя линия защиты). Стоя под акацией, Абзац определял дальнейшую линию поведения.

Из окна небольшого домика в стиле «модерн» начала прошлого века доносилась музыка – «Битлз» – «She loves you» («Она тебя любит»). Любимая песня из распахнутого навстречу новому дню окна.

Вот так. Когда-то он тоже хотел, чтобы его полюбили, но получилось так, что полюбил сам – эту песню. Как он полюбил «Битлз»? Он полюбил их очень рано. Они пришли к нему с первой детской любовью-обожаньем и слились воедино. Когда он был ребенком, то жил с родителями в коммуналке. Их соседка – девушка, в которую он был по-детски влюблен (тогда она казалась недостижимой, совсем взрослой, это теперь он понимает, что она была старше его на несколько лет) – слушала со своими друзьями «Битлз». А он тайно страдал, понимал невозможность, неосуществимость своей любви и тоже слушал «Битлз». Вот так, любовь к соседке прошла, оставив в душе след, но все же прошла, а любовь к битлам осталась и не проходила, несмотря ни на что.

За что он любил их? Сейчас это уже сложно объяснить. Это уже переросло в манию. Ведь и с Чижом – майором милиции, который помог ему потом бежать во время следственного эксперимента, он подружился на почве общей любви к битлам. Если только можно назвать это «дружбой», если только может киллер дружить с ментом. Если только с ментом вообще можно дружить. Но тогда он не знал, что Чиж – мент. И вообще долго не мог поверить, что Чиж – это не погоняло, а фамилия.

На какое-то время возникла иллюзия дружбы. В Чиже чувствовалась надежность, которая не зависела ни от веяний времени, ни от конъюнктуры, ни от прогноза погоды. Было приятно осознавать, что в огромном городе существует человек, близкий тебе по духу и при этом не боящийся пустить в ход кулаки, чтобы защитить слабого. Это целая философия. Они даже вдвоем с Чижом съездили тогда на шашлыки (он не знал, что Чиж – мент, а Чиж не знал, что он «специалист по альтернативному разрешению конфликтов путем физического устранения оппонента»). Было хорошо – в мангале потрескивало пламя, чуть слышно плескалась у берега вода. Из-за кустов время от времени доносилось жужжание спиннинговой катушки. Дверцы его, Абзаца, «Ягуара» были распахнуты настежь, чтобы лучше было слышно, как Леннон пел о времени, когда не будет ни богатых, ни бедных… Но хорошо не бывает никогда. Так и в тот раз – появился на берегу речки серебристый «Лендровер-Дискавери», вышли из него люди покойного ныне криминального авторитета Хромого: гориллоподобный Жора и Конь. А потом у него было странное ощущение, что он действует во сне. Потому что вместе с Чижом привязывали камни к трупам Коня и Жоры, топили оружие. Тогда Абзац подумал, что по всем правилам Чижа надо отправить вслед за Конем и Жорой, как опасного свидетеля и крайне подозрительного типа. Он уже взял в руки пистолет и положил ладонь на теплую от солнца рубчатую рукоятку, поднял пистолет и замер, встретившись глазами со спокойным взглядом Чижа, который сказал: «Нашел время в игрушки играть. Тебя что, никогда не учили не направлять оружие на людей даже в шутку! Не дай бог, пальнет случайно».

Тогда Абзац молча поставил пистолет на предохранитель. Потом он долго думал, что именно помешало ему выстрелить в Чижа, но не смог сформулировать.

Жизнь не раз убеждала его, что дружба, любовь – это иллюзия, которая приходит ниоткуда и уходит туда, откуда пришла. Это иллюзия, которая исчезает в один момент. Если не хочешь посвящать друзей в профессиональные и личные секреты, проще не иметь друзей. Если не хочешь, чтобы тот, кому ты доверяешь, выстрелил в тебя, не доверяй никому. Если хочешь выжить, живи один.

Несмотря на эти рассуждения, Абзац продолжал верить, что людей связывает нечто большее, чем работа, интим, одинаковое социальное происхождение, статус. Если бы все было по статусу, то его друзьями должны были быть «социально близкие» ему бандиты. А он их только терпел, потому что не находил с ними ничего общего.

Шестидесятые годы стали временем разрушения стереотипов, появления новых взглядов на жизнь в политике, культуре и в самых разных сферах жизни. Именно тогда начали говорить о братстве, о том, что все люди равны. И «Битлз» пели об этом. Абзац был уверен, что это очень интеллигентные, светлые люди. Потому что их песни вызывали у него чистые эмоции, аналогичные любовному экстазу. Они не были конформистами, они сами разрушили свой имидж, созданный ими же самими. Потому что решили, что он их душит, не дает более широко развиваться и выражать себя. Они не обращали внимания на конъюнктуру, а делали то, что хотели. Их песни могут быть грустными, могут быть веселыми. Но если ты кого-то любишь, то тебе нравится все. Джон Леннон, временами очень депрессивный, был понятен ему… Джон тоже был очень одиноким, никому не нужным ребенком, об этом он и писал – про одиночество, про то, как человеку трудно жить среди людей. Джон все время разбивал миф о себе самом, как бы говоря: «Я не такой, я совсем другой!» Много песен было написано, когда он проходил курс реабилитации и посещал психоаналитика, который разбудил в нем воспоминания о детстве. Поэтому он очень часто обращается к своему детству в поисках ответов на вопросы. Есть такая песня «Изоляция». И в то же время есть песни светлые и проникновенные. Одна песня «Imagine» чего стоит. Леннон поет в ней о том, что все люди должны жить без войн, предлагает представить такой мир, в котором нет ни бедных, ни богатых, ничто никого не разделяет. Он предлагает это представить. И до сих пор остается только это представлять. Потому что такого нет.

* * *

«Когда я стану начальником, я буду молиться на свой пистолет», – напевал Вадим Свирин – вице-президент агентства консалтинговых услуг в области политических технологий, развалившись в удобном кожаном кресле.