Николай Басов - Высший пилотаж киллера Страница 18

– То есть у него на винтовке была труба?

– Ну да. Хотя он и не пристрелял ее.

Это было невероятно. Кто-то покупает аппарат для ночной стрельбы, а ночные прицелы – не самый дешевый элемент оружия, как и любой хороший прицел, а потом не может с ним даже управиться.

– Что же у него в банде за работа? За что его там держат?

Шеф на том конце снова отпил чаю. В моей «Нокиа» это прозвучало так явственно, что самому захотелось горячего чаю. Вот будет момент, решил я, сбегаю к какому-нибудь киоску, хоть колы куплю.

– Вообще-то, так стреляют боссы. Они нетренированны, больше привыкли к рюмке и толстым пачкам денег, чем к оружию. Они сейчас пошли интеллектуальные – наши паханы, все думают, на дело ходят редко… Может, тебе повезло потому, что тебя держал на мушке обычный босс, а не стрелок?

Из дома, за которым я следил, вдруг вышел Жалымник. Он был в черной куртке с заклепками, в высоких, до половины икр, черных сапогах с медными мысами и черной меховой шапке с нелепой косой, за которую эту шапку даже мне захотелось тут же дернуть. Он не оглядывался по сторонам, жизнь в благополучной банде отучила его от конспирации.

Я передал Шефу, где нахожусь и что делаю, рассказал, что подозреваю Жалымника как легковеса на даче и ночным скачкам по крышам, хотя, ради справедливости, заметил, что он не дрогнул, когда открыл мне дверь. Движок своей действительно очень сильной и совершенно черной машины мой объект прогревал не менее четверти часа, так что мы говорили не торопясь. Закончил я разговор так:

– Кстати, Шеф, нужно поставить его телефон на подслушку.

Шеф думал так долго, что я даже засомневался, что мой аппарат еще работает. Наконец он ответил:

– Ну ладно, но раньше вечера ничего не обещаю. Кстати, даже подслушку я тебе пока не обещаю, хотя понимаю, что нужно. Ну, все, работай.

Это было плохим признаком. Значит, они не хотели особенно распространяться об этом деле или у них плоховато было с документальным подтверждением наших подозрений. Или было что-то еще, но в любом случае плохое. Ну и пусть, решил я, не получится, обойдемся без подслушки.

Потом мы поехали. Следить за ним было просто. Он ехал не очень умело и на всякий случай показывал, что собирается делать, задолго до маневра. Но вообще в его повадках чувствовалось некое нахальство. Можно даже сказать, наглость. Обычно так ездят ребята, которые не боятся столкнуться с какими-нибудь подставками. А таких дел по нашим сводкам проходило все больше.

Смысл был в том, чтобы открыть контору по ремонту тачек, а потом подставляться под нос какого-нибудь чайника лучше всего на иномарке, конечно, битой-перебитой, не имеющей практически никакой цены, которую и держат только для этих целей, но все-таки иномарке, и за требуемый ремонт этой вот «прелести» потребовать как с новой машины. Конечно, этот вид «бизнеса» был бы невозможен без дележки с гаишниками.

Групп, которые занимались этим промыслом, становилось немало, и я надеялся, что мне повезет и как-нибудь хоть один такой шакал выберет в жертвы меня. Но не выбирали пока. Все-таки практика скоростного вождения практически на всех видах транспорта, за которую Основной чуть семь шкур с нас не спускал, давала себя знать, а эти подонки почти всегда выбирали именно чайника.

Так вот, этот тип таких групп не боялся. Хотя почти наверняка знал об их существовании. Значит, он знал, что все будет улажено, если дойдет до жареного. Он боялся только тех, кого не сразу мог определить, вот как меня утром. Зато боялся их по-настоящему, как уголовник.

Мы покружили по городу, потом вдруг он подъехал к ипподрому. В здании на Беговой находился очень недурной спортивный комплекс, давно перешедший под крыло очень нехорошей группировки. Вот в дверь этого спорткомплекса Жалымник и ушел, оставив свою тачку на ближайшей платной стоянке.

Стоять тут не хотелось. Почти наверняка меня тут довольно скоро кто-нибудь срисовал бы, к тому же было еще полно дел. Поэтому я развернулся и покатил по Ленинградскому проспекту в сторону от центра, туда, где жил Никита Стерх, мой вчерашний частный сыч.

По дороге я вздумал позвонить ему, потому что время было уже позднее и он мог куда-нибудь по своим дела исчезнуть, но мой сотовик на этот раз совершенно не желал работать.

Глава 20

Никита открыл мне дверь сам, я на мгновение пожалел, что не увидел изумрудноволосую фурию. Пока раздевался, спросил про нее.

Никита уже устроился за своим столом. Он был мрачен, зол и чем-то так озабочен, что не услышал меня с первого раза. Пришлось переспросить:

– Я спрашивал, где Вика? – Я подошел к клиентскому креслу, подумал, стоит ли садиться, но все-таки решился и сел.

– Ты из-за нее сюда явился? Так у меня не дом свиданий, у меня солидное сыскное заведение. – Он достал трубку и покрутил в ней чем-то похожим на маленькую кочергу. – Она гриппует, а все ее дела достались мне. Как будто у меня своих нет!

Я присмотрелся к Стерху. В холодном, прозрачном свете зимнего дня у него был очень нездоровый вид. Кожа землистая, под глазами темные круги, взгляд растерянный, а глаза какие-то бесцветные и слишком желтые одновременно. Пальцы его очень красивых по форме рук сегодня казались распухшими, артритными, старческими. В движениях была заметна неуверенность, словно ему ничто на свете не нравилось, а больше всего не нравился он сам.

Внезапно я почувствовал нечто вроде восхищения этим человеком. Тащить тот воз, какой он на себя взвалил, требовало не просто недюжинного ума, но и немалой личной смелости. Я оглянулся на дверь и представил, сколько вот в этот проем вваливалось ребят с «пушками» под мышкой и сколько уголовных боссов – наглых, самоуверенных, тупых и жестоких до чертиков – предлагало ему «крышу», чтобы он поработал на них. Потому что, как я вчера очень точно усвоил, информация – это товар. А он был кладезем информации, причем именно того вида, который позволил бы куче проходимцев сделать немалый гешефт.

А вот он за это получает гроши, по уголовным меркам, рискует просто ради риска и исправно платит налоги. И главное, скольким людям он помог? Людям, которые вообще ничего не понимали в уголовном мире, которые случайно оказались в трудной ситуации и которым, как в хирургии, мог помочь только спец – такой вот Стерх. Потому что на ментов осталось мало надежды, да и не слушали они никого, а если и слушали, то только начальников. Но те и так были прикрыты лучше всех, лучше даже, чем номенклатурщики в прежние годы.

– Ну, так и будем молчать? – он закурил и повернулся ко мне.

– Ты знаешь что-нибудь очень криминальное о Прилипале?

– Об этой самой «Интернэшнл Бизнес Рисерч» и так далее?

– О ней.

Он вздохнул и посмотрел в окошко. Я тоже посмотрел туда. Как и вчера, там начиналась метель. Снег падал довольно густо из низкой, черной, как лицо Стерха, тучи и засыпал Тимирязевский лес, раскинувшийся до горизонта. Только на самом дальнем конце этого леса прямо из купы деревьев возвышалось очень заметное синее здание гостиницы «Молодежная» на Дмитровском шоссе, а с другой стороны кружила еще более жуткая, чем наша, зимняя туча.

– Вообще-то этой конторой я вплотную не занимался. Там не очень приятно собирать информацию, можно нарваться на ответные меры.

– Например?

– Ответные меры бывают разными, в том числе и такими, о которых мы тут с тобой даже ничего и знать не можем.

Да, он определенно был в подавленном состоянии.

– Слушай, возьми какую-нибудь свою папочку, пошелести и выдай мне что-нибудь такое, чтобы я понял, частный сыск не зря ест свой хлеб, а?

Он, даже не улыбнувшись, так и сделал. Поднялся, вышел в соседнюю комнату, подвигал там какими-то ящиками и появился в комнате со скоросшивателем в руках. Этот скоросшиватель был старый, черканный на первой сторонке, перечерканный. Совершенно явно, он не предназначался для того, чтобы его демонстрировали клиентам.

Потом он углубился в чтение собственных бумаг. Их было немного. Собственно, я вдруг подумал, что вообще не получу тут никакой информации – столько их было. Но они послужили не столько источником информации для Стерха, сколько помогли ему кое-что вспомнить.

– Так, три года назад, когда Прилипала только-только создавалась и, может быть, в нее следовало по-настоящему вложиться, чтобы она не утонула, как утюг, должность главного специалиста и заодно директора была предложена некоему Запамолову. Ты, наверное, его не помнишь. Был такой довольно острый паренек у нас на московском телеканале, его кто-то из боссов выписал из какой-то Тмутаракани, оторвал от какого-то провинциального телевидения. И он в самом деле сначала заблистал. Но потом его репортажи сделались однообразными, и ему ничего не осталось, как подыскать себе нечто вроде этой Прилипалы. А позже он и оттуда ушел, причем, – он ткнул в свою папку, – тут у меня написано, что ушел подозрительно, с треском. Хотя и непонятно, где он раздался.