Вячеслав Денисов - Особо опасная статья Страница 18

– О чем была речь?

– Я так и не поняла, – отрешенно глядя в зеркало перед собой, но не видя себя, пробормотала женщина. – Дали с сыном поговорить… Потом попугали… спросили, в какую больницу мужа увезли…

– А требования? – вкрадчиво поинтересовался Иван Дмитриевич.

– Никаких требований… – Кайнакова крутила головой, словно хотела сорвать ее против резьбы. – Бред какой-то. Сказали, что перезвонят… Чему вы радуетесь, мой бог?!! Что значит эта…

Снова увидев на лице наглого мужика самодовольную улыбку, Ангелина Викторовна едва не сошла с ума.

– Я радуюсь тому, что теперь игру ведем мы.

Кайнакова смотрела на следователя, округлив от изумления глаза. Игра?.. Это для него игра?

– Знаете, что нужно сделать, если на вас бежит огромная собака и нет никакой надежды на то, что она свернет?

– Нет, конечно…

– Нужно совершить поступок, который приведет ее в недоумение и заинтересует больше, чем ваша нога. Например, если у вас в руке сумка, поставить ее на голову. Собака остановится и уставится на вас лучистым взглядом. И без дополнительной команды на вас уже никогда не нападет. Доказано международной ассоциацией кинологов. Сейчас собака остановилась. И также не понимает, что делать дальше. Единственный неверный путь, по которому она обязательно двинется, это больница, где находится ваш муж. А вы-то думали, что у меня не все дома? Нет, это у вас не все дома, Ангелина Викторовна. Но, если вы пообещаете помогать мне и дальше так же терпимо, как сейчас, обещаю это исправить.

Как и обещал, Саланцев, разобравшись с делами в больнице, выставил у дверей охрану из числа районных оперов и спустился к машине.

«Как называл его Кряжин? Ремизов. Павел Ремизов, ЧОП «Сатурн». Доберемся до компьютера, там будет видно».

Но добрался он в первую очередь не до компьютера, а до адресного бюро ГУВД Москвы. Ремизовых Павлов значилось в самом дорогом городе мира шестьдесят семь. Саланцев исключил тех, кому до двадцати, и тех, кому за шестьдесят. Осталось тридцать восемь, что само по себе ситуацию не меняло.

Сделав распечатку, оперативник пересек коридор и вошел в помещение в информационного центра.

Судимых из тридцати восьми Ремизовых оказалось двенадцать, и сыщик карандашом поставил вопрос напротив их данных. Ежу понятно, что судимым не может быть выдано оружие и спецсредства и они не должны даже упоминаться в организации с такими функциональными обязанностями, как охранное предприятие «Сатурн». Но случается, что и старуха венчается, – сколько их, бывших, ныне трудятся с оружием и удостоверениями в карманах? Не сосчитать.

Все это можно было сделать и после встречи с директором предприятия. Но Саланцеву теперь достаточно было только узнать отчество и год рождения фигуранта. Информация изобиловала фактами, и в этом случае разговор должен был получиться предметный, исключающий необходимость снова возвращаться к нему и снова спрашивать. МУР не терпит суеты и лишних движений. Одна из лучших сыскных организаций мира, имеющая за плечами богатейший опыт борьбы с преступностью, всасывает в свои ряды самых способных и организованных. Организованных лучше, чем преступность, с коей они ведут неравную, но беспощадную борьбу.

Директором частного охранного предприятия «Сатурн», к величайшему удивлению Саланцева, оказался чрезвычайно полный, тяжело дышащий мужчина лет сорока на вид. Постоянно выделяя дурно пахнущий пот, он старательно забивал запах терпким одеколоном табачного аромата, что в результате приводило к еще более тяжким последствиям. В кабинете Арманова Константина Львовича работал напольный вентилятор и кондиционер, гарантирующие ринит любому посетителю, но пот директора продолжал литься и зловонный запах распространяться.

Константин Львович не работал ранее ни в МВД, ни в ФСБ (что тоже немало удивило Саланцева), ни в какой иной правоохранительной структуре. По той же самой причине Константин Львович, по-видимому, плохо представлял себе, чем могут обернуться его попытки начать «лепить перед опером горбатого». Арманову казалось, что лепит он мастерски, ибо никогда не видел, как это должно выглядеть на самом деле.

Чтобы узнать, как выглядит Ремизов и где зарегистрирован, где родился и с какими оценками закончил курсы обучения частных охранников, оперу достаточно было прийти в отдел лицензионно-разрешительной работы при ГУВД Москвы, хлопнуть старого приятеля, начальника этого отдела, по плечу и попросить выложить на стол папку с частными охранниками ЧОП «Сатурн». Но тогда Саланцев узнал бы о Ремизове именно то, что тот хотел, чтобы о нем знали органы внутренних дел. А старшему оперу непременно хотелось знать то, что об охраннике ЧОП «Сатурн» известно не всем.

На вопрос Саланцева показать личное дело Ремизова Арманов проявил признаки откровенной глупости и стал набирать на модной трубке мобильного телефона номер:

– Послушай, тут какой-то с удостоверением из МУРа пришел, хочет узнать о моих людях. Что? Ясно. Я не обязан перед вами отчитываться, – мягко складывая трубку, сказал директор.

– Это вы напрасно так, – вяло предупредил, вставая, Саланцев.

Встал и директор, что, собственно, и требовалось доказать.

Резко хлопнув ладонью снизу по выпирающему поясу Арманова, сыщик одним движением выбил из его кобуры пистолет и, когда вороненый ствол вылетел между распахнутыми отворотами пиджака, поймал его в руку.

Заело опера вовсе не то, что какой-то ожиревший от переедания и болезни сердца фраер может выставить его, здорового мужика, за дверь. Более оскорбительным для Саланцева показался факт того, что его назвали «каким-то из МУРа». А поэтому Арманов вряд ли удивился бы тому, что происходит, имей он в копилке своего трудового стажа хотя бы один месяц работы в сыске.

Он бежал, согнувшись пополам, к сейфу, уже на полпути прекрасно понимая, с чем придется встретиться его голове. Поднять голову было невозможно, потому что рука сумасшедшего мента, держащая его галстук от Армани за триста пятьдесят долларов, и не думала подниматься выше пояса своего хозяина.

Сейф был добротный, мастерски выполненный лучшими мастерами Крупповского завода. Раньше на этом заводе делали пушки «Нона», которые выплевывали полутонные снаряды, разрушавшие Ленинград. Мастерство с годами становится все тоньше, сталь все крепче, а потому Арманов, едва не выставив дверцу теменем, почувствовал себя нехорошо.

– Не здесь ли личное дело Ремизова? – спросил Саланцев, выбрасывая в придверную урну пистолет директора.

Тот, глотнув воздуха, качнул головой. Отделил от связки ключ. И протянул оперу.

Через десять минут, по привычке ничего не записав, старший опер МУРа вернул тонкую корочку директору и выбил из пачки сигарету.

В деле значилось: «Зарегистрирован: Ореховый бульв., 13–24; Проживает: Охотничья, 2 – 38».

– Вот видишь, – самому себе сказал, выдыхая струйку дыма, Саланцев. – А у Зырянова в его отделе значился бы один Ореховый бульвар. Спасибо за помощь, Поликарп Львович, было приятно с вами познакомиться.

– Я, к вашему сведению, Константин Львович.

– Прекратите манерничать. Через две минуты я забуду и ваше отчество. А вот вы меня, пожалуйста, не забывайте. И если еще раз, свинья, ты назовешь «муровца» «каким-то», я буду бить тебя не головой о сейф, а сейфом по голове.

Сплюнув окурок в урну, Саланцев вышел и направился на Охотничью улицу.

Через полчаса его «Форд» остановился у четвертого подъезда второго дома. Сыщик вышел, прикинул, где находится искомая квартира, выделил два окна с пластиковыми стеклопакетами и огляделся вокруг. Ему хорошо были известны привычки тех, кто честно отработал целые сутки. Наступивший день им кажется вечностью, за который можно успеть все… Вот так сейчас, как в молодые годы, полные азарта и легкомыслия, можно стремглав вбежать в подъезд, вознестись к квартире, молотить в нее четверть часа, а потом уйти ни с чем. А позже выяснится, что человек в это время сидел на лавке, пил заслуженное пиво, рассматривал тебя, входящего в подъезд с явным интересом, и даже поднимался вслед за тобой, наблюдая, как ты стучишь, звонишь соседям, представляешься и задаешь вопросы. И потом этого парня, мимо которого ты прошел, приходится искать еще не один месяц.

Двор был пуст, если не считать парочку молодых мам, увлеченных разговором за катанием колясок. Еще была собака и старик, присевший на лавку. Пискнув сигнализацией, Саланцев снял солнцезащитные очки и направился в подъезд.

Уухх… – натянулись тросы лифта.

Эту тему сыщик с десятилетним стажем тоже разобрал давным-давно. Этаж, куда следовало подняться, третий, но лучше постоять и посмотреть, кто выйдет из лифта. Вполне возможно, что охранник элитного дома страдает астмой и передвигается исключительно при помощи технических средств. Написано же в его личном деле: «Физ. п-ка – «удовл.».

Дверь с шумом распахнулась, из нее выбежали две девчонки-малолетки. Дождавшись, пока за ними захлопнется дверь, Саланцев развернулся и пошел по лестнице.