Эдриан Маккинти - Миг - и нет меня Страница 18

— Да, я действительно почти не спала, к тому же утром мы с мамой ездили в больницу, чтобы его проведать. Правда, нас не пустили, у них там неприемные часы. Мама говорит, что Энди всегда ей нравился, но это вранье. В общем, ты, конечно, прав — я очень устала. Мышка устала… Мышка хочет спать здесь, с тобой.

Внезапно я глубоко задумываюсь. Темный мог пустить за Бриджит «хвост», такой финт был бы как раз в его духе. И как раз сейчас филер находится прямо под окнами моей квартиры. Весьма вероятно, весьма… Особенно если припомнить, что сначала был избит Энди, а потом Темный стал болтать, что Бриджит, дескать, принадлежит ему, потому что у молодых нет его опыта и выдержки… Я думаю об этом снова и снова и чувствую, как у меня по коже бежит холодок.

— Нет, серьезно, как ты ко мне приехала? — спрашиваю я еще раз.

— На поезде. Готова моя яичница?

Яичница еще доходит.

— Знаешь, Бриджит, я думаю, впредь нам надо быть осторожнее насчет…

— Где моя яичница?! — визжит она, притворяясь истеричной примадонной.

Мы едим и ложимся в кровать, но мне не спится. Мне не дает покоя мысль о том, что Темный мог следить за Бриджит. В первую же неделю моего пребывания в Америке Скотчи продал мне бинокль, который он увел из чьей-то машины. Тогда он сказал, что на моей работе бинокль будет нужен мне постоянно, и, разумеется, я ни разу им не воспользовался. Сейчас я вспоминаю о нем, и пока Бриджит негромко посапывает под вентилятором, выбираюсь из постели и натягиваю кое-какую одежду. Потом я беру бинокль и поднимаюсь с ним на крышу дома. Солнце уже шпарит вовсю. Лучи его, отражаясь от кровельного железа и от круглых боков водонапорной башни, слепят глаза, и мне приходится выждать пару минут, чтобы привыкнуть. Потом я осторожно подхожу к краю крыши и смотрю вниз. Большинство стоящих внизу автомобилей мне знакомы, однако вскоре я обнаруживаю четыре машины, идентифицировать которые мне не удается. Сверху мне не видно, есть в них кто-нибудь или нет, но мне кажется, что если я пройду по крыше дальше и переберусь на соседнее здание, то смогу рассмотреть марку и номерные знаки подозрительных машин. Так я и поступаю. С помощью бинокля мне удается прочесть номера машин, и я стараюсь их запомнить, чтобы позднее записать. Еще довольно долго я сижу на крыше и жду, чтобы что-то произошло, но внизу все остается без изменений.

Тогда я снова спускаюсь в квартиру к Бриджит.

У дверей я встречаю Ратко. Он как раз собрался навестить меня. Под мышкой у него бутылка, в руках — три стакана. Три! Похоже, приход Бриджит сопровождался довольно громким шумом и не прошел незамеченным.

Я открываю дверь и кричу в комнаты:

— Мышка, приведи себя в порядок. У нас гости!

Я слышу, как она просыпается и, все еще сонная, неуверенно шлепает в ванную, чтобы накинуть какую-нибудь одежду.

Ее трусики валяются в коридоре, и я, приоткрыв дверь ванной, просовываю их внутрь.

— Твой фиговый листочек, — говорю я в щель.

— Что?

— Трусики.

— Галантен, как истинный ирландец, — говорит она и целует мне руку.

Ратко видит, что я улыбаюсь, и смеется как Санта-Клаус: ему нравится смотреть на нас с Бриджит.

Я сажусь рядом с ним. Бриджит выходит из ванной в моих джинсах и в моей майке с портретами «Андертоунз». Выглядит она, разумеется, совершенно потрясающе.

Ратко Ялович наливает нам виски. Когда у него хорошее настроение, он обычно наливает мне из бутылки, в которой плавает золотой лист, но сегодня жарко, к тому же жена с утра наехала на него из-за мышей и тараканов, поэтому сегодня мы пьем какой-то мерзкий суррогат. За стаканчиком Ратко рассказывает нам о своих проблемах, которые имеют сугубо личный характер и касаются его жены и ребенка. Строго говоря, это вообще не проблемы. Я делаю попытку решить их оптом с помощью банальнейших советов и избитых фраз, чем Ратко, кажется, остается доволен; во всяком случае, он совершенно искренне меня благодарит.

Некоторое время мы говорим о погоде, потом Ратко начинает расспрашивать Бриджит о ее жизни. Ее ответы нейтральны и носят общий характер, и я понимаю, что они адресованы и мне тоже.

Я спрашиваю Бриджит, не хочет ли она вздремнуть, пока мы разговариваем, но она качает головой. Ей нравятся новые люди. Впрочем, в благодарность за мою заботу она целует меня в щеку.

— Вы замечательно смотритесь вместе. Вам надо держаться друг друга, — говорит Ратко. От выпитого он уже слегка захмелел и сделался сентиментальным, но его слова странным образом отвечают моим собственным мыслям, и мое сердце наполняется нежностью к Бриджит. Быть может, характер у нее и не сахар, но она очень мила, ласкова со мной, и второй раз такую вряд ли встретишь.

— Ее лоно как будто создано для материнства, — говорю я.

Бриджит смеется, мы с Ратко тоже улыбаемся.

— Нет, — возражает Ратко, — вам нужно уехать из города куда-нибудь в деревню, на природу.

— Мы могли бы отправиться в Калифорнию, — говорит Бриджит. — Или на Гавайи. В любое место, где много солнца и близко океан.

— Я не против, — говорю я и смотрю на нее, и Бриджит берет меня за руку.

— Какая она, Югославия? — спрашивает она у Ратко, зная, что вопрос доставит ему удовольствие.

— О, это прекрасная страна! Там есть золотые песчаные пляжи, горы, прозрачные реки… Мои родители родом из-под Ниша, где родился Константин Великий.

— Мы могли бы поехать туда, — задумчиво говорит Бриджит.

— Нет, — твердо отвечает Ратко. — Лучше вам ехать в Ирландию.

Словно для того, чтобы подчеркнуть свои слова, он подается вперед и звякает своим стаканом о мой.

— Да, мы могли бы отправиться в Ирландию! — восклицает Бриджит. Похоже, идея Ратко пришлась ей по вкусу.

— Мне казалось, ты хотела поехать туда, где светит солнце, — замечаю я.

— Неужели в Ирландии никогда не бывает солнечной погоды? — говорит она.

Я качаю головой, и Бриджит снова смеется,

— Никогда-никогда? — спрашивает она.

— Никогда, Мышка. Особенно летом, — говорю я. — Как ты думаешь, почему там все время идет война? Это погода виновата. Действует на психику.

Но она не слушает.

— Я бы хотела побывать в Ирландии, — говорит она. — Там мои корни.

Бриджит морщит носик, и на пару секунд ее лицо становится печальным и задумчивым. В эти мгновения она выглядит такой неописуемо прекрасной, что я даже начинаю на нее злиться.

— Попроси Темного, что ему стоит? — говорю я, подпуская в голос капельку яда, но Бриджит не реагирует.

— О да, — соглашается она самым безмятежным тоном. — На будущий год мы обязательно съездим в Ирландию недельки на три. У одного из знакомых Темного в Донеголе есть настоящий замок. Быть может, нам повезет и дождей будет не очень много.

— Вот у нас в Югославии… — говорит Ратко и начинает рассказывать какую-то длинную историю о своей давно покинутой родине. В этой истории, относящейся к середине семидесятых годов, фигурируют маршал Тито и какой-то исследовательский институт, который ищет способ управлять погодой, потому что решающий матч чемпионата мира по футболу сборной Югославии предстояло играть на своем поле. История совершенно дурацкая и к тому же отдает враньем, но мясистое лицо Ратко вздрагивает от сдерживаемого смеха, и к концу рассказа мы с Бриджит тоже хохочем как безумные.

— …И вот, — рассказывает Ратко, — выпал снег, но сборная Югославии победила западных немцев со счетом 2:0. Сразу после игры маршал Тито произвел директора института из полковников в генералы. Увы, югославы слишком любили маршала, и никто не осмелился сказать ему правду, которая была известна всем, кроме него. Так Тито и умер, считая, что в области управления осадками Югославия оставила все страны мира далеко позади…

Ратко ржет так, что его лицо становится багровым. Он уже не может сдерживаться. От смеха у меня на глаза тоже наворачиваются слезы. Бриджит глядит на меня и целует еще раз, а я думаю, что нам действительно следовало бы убежать, уехать куда-нибудь вдвоем. Тут Ратко прав на все сто.

Потом мы опрокидываем еще по одной. Должно быть, с утра Ратко уже успел принять на грудь, потому что он ни с того ни с сего заводит тоскливую сербскую песню о каком-то Вороньем поле.

— Ты тоже спой что-нибудь, Майкл, — просит Бриджит. Петь мне совершенно не хочется, к тому же сейчас не время и не место для песен, но разве я могу ей отказать?

— Ах, Дэнни-бой, зовут волынки, их голос по долам плывет… — старательно вывожу я. Впрочем, после первых двух куплетов я останавливаюсь, не допев песню до конца. Я зол и разочарован. Почему Бриджит никогда меня не слушает? Ведь я совершенно серьезно предлагал ей уехать куда-нибудь вместе. Что нам здесь делать? Что нас ждет?

Продолжая загадочно улыбаться, Бриджит ложится на диванчик, но Ратко чувствует, что мое настроение изменилось, и в свою очередь мрачнеет. Теперь уже я должен как-то его подбодрить. К счастью, я знаю один верный способ.