Александр Тамоников - Рота уходит в небо Страница 19

Костя не знал, что на это сказать.

— Молчишь? Вот то-то. А ты говоришь –  образование. Ты спроси у этого долбеня –  сколько будет дважды два? Ведь «восемь» ответит, потому что четырех ему мало.

— Ладно, Коль, давай о другом?

— А че о другом? Ты скоро свинтишь, а мне тут до дембеля корячиться. Хотя и правда, хорош об этом скулить. Нечего вперед загадывать, в армии только одним днем живут. Прошел –  и черт с ним.

Приближался Новый год. Праздник, несущий людям радость и надежду. Ожидание скорых, лучших перемен. Накануне Катюша предложила Доронину встретить наступающий год вместе, в ее семье. Александр был очень рад и тронут приглашением. Их отношения приобрели устойчивый характер. Все мысли Доронина, не касающиеся службы, были связаны непременно с Катюшей. Все, что бы он ни делал, косвенно было связано с любимой. Да, любимой, ибо иначе свои чувства Александр не расценивал. Готовились к новогоднему празднику и в части. Планировали накрыть в роте общий стол, закупив различных сладостей и лимонада. Украсили елку и взводные отсеки самодельными гирляндами. Казарма стала праздничной, нарядной, меняя к лучшему и настроение ее обитателей.

Доронин находился в канцелярии, когда к нему вошел посыльный по штабу с книгой нарядов.

— Товарищ старший лейтенант, вам расписаться нужно.

Сердце екнуло. Неужели наряд в новогоднюю ночь? Но праздничные наряды планируются на несколько дней, может, пронесет и его очередь выпадет на тридцатое или на второе число? Не пронесло. В книге четко обозначено: «31 декабря –  дежурный по парку –  ст. л-нт Доронин».

— Вот черт! Что же это такое?

— Распишитесь, товарищ старший лейтенант, мне еще многих обойти надо. Начальник штаба ругать будет, если кого не найду.

В это время в канцелярию вломился Чирков.

— Что за дела, военные? Оп-па, смотрю, Сань, загремел ты в наряд? И когда?

Володя знал, что Александр собирается встретить праздник с Катюшей, и радовался этому.

— С 31-го на 1-е, Володь, как нарочно.

Настроение у Доронина упало на ноль.

— Это Куделина работа, –  проговорил Чирков, –  чует мое сердце. Так и норовит людям праздник испортить.

— При чем тут Куделин? График начальник штаба с комбатом составляют.

— Все равно без замполита не обошлось. Ну чего нос повесил? Слушай, ты давай оставайся здесь, а мы с посыльным до штаба прогуляемся, решим твой вопрос.

— Зачем без толку лишний шум поднимать?

— Сиди здесь, пехота, и жди меня.

Чирков ушел и вернулся через полчаса.

— Ну вот и все, а ты боялся. Гуляй смело со своей Катюшей. Да, Доронин, с тебя стакан.

— Как тебе это удалось?

— Я заменил тебя. И все оформил как следует, даже в приказ изменения внесли. Так что свободен ты, Сань, как птица в бреющем полете.

— Володь!

— Ладно, молчи. Потом два наряда отстоишь за меня.

— Да хоть десять! Но как же Даша?

— А что Даша? Ей не привыкать. Скажу, за доблестную службу отмечен праздничным нарядом, так что –  гордись, родная. Короче, мое это дело. Я же понимаю, как важна для тебе первая семейная встреча. Посему молчи, но стакан давай наливай.

— Нет у меня сейчас.

— Мамеда пошли.

Доронин вызвал старшину Мамедова.

— Акиф? Ты мне кунак? –  спросил его Чирков.

— Я понял. Что? По новой, командир? –  Мамедов был недоволен, решив, что Доронин собирается выпить.

— Ни черта ты не понял, мой горный друг, –  продолжал Чирков, –  речь не о твоем командире, а обо мне. Доронин мне стакан должен, понял? Сам он, ты понимаешь, не может пойти за пойлом, мне идти –  какой резон, ведь стакан должен не я? Вот и получается, если ты друг мне и тебе не западло, сходи до комка?

— Говоришь, командир тебе стакан должен?

— Точно.

— Ну лобастый, Володя, я тебе налью сам. Пойдешь со мной или сюда доставить?

— Зачем светиться, Акиф, пошли в твои владения. Все-таки, Доронин, переманю я у тебя Мамедова. Не старшина –  золото. В отличие от моего недоделка.

— Так я тебе его и отдам, жди.

Как только Чирков с Мамедовым вышли, зазвонил телефон. Оперативный дежурный сообщил, что старшего лейтенанта Доронина и рядового Ветрова вызывает к себе командир части.

Это было неожиданно. Ну ладно, Смирнов хотел бы увидеть его, Доронина, такое бывало. Но при чем здесь рядовой Ветров? Неужели драка в туалете стала достоянием гласности? Это уже хуже. Но думай не думай, а идти надо.

Александр вызвал дневального:

— Рядового Ветрова ко мне, быстро!

Через несколько минут Костя открыл дверь ротной канцелярии.

— Разрешите, товарищ старший лейтенант?

— Заходи. Так, нас вызывает командир части, тебя и меня. Если встанет вопрос о ночном инциденте со старослужащими, ничего не скрывать, говорить правду. Ясно?

— Так точно! –  Костя был немало удивлен вызовом. –  Но… откуда…

— Не знаю. Все! Пошли!

Доронин с Ветровым прошли через плац в штаб. Поднимаясь по лестнице, офицер подбодрил подчиненного:

— Ты особо не суетись. Командир с виду грозный, а так с понятием. Единственное, не переносит лжи. Это уясни.

Они подошли к двери кабинета.

Старший лейтенант постучал.

— Разрешите, товарищ подполковник?

— Входите.

Командир сидел за рабочим столом, как всегда собранный и внимательный. В руках он, как всегда, держал ручку. Перед ним –  чистый лист бумаги.

— Проходите, присаживайтесь, –  пригласил Смирнов, не дожидаясь доклада.

Тон командира –  миролюбивый и разносом, по крайней мере сейчас, в самом начале, не грозил. Он спросил, глядя на солдата:

— Рядовой Ветров? Константин?

— Так точно!

— Знаешь, Константин, я вызвал тебя больше по личному вопросу. Дело вот в чем. Фамилия Ветров напоминает мне один эпизод из моей жизни. Извини, твой отец жив? Родной, я имею в виду, отец?

— Никак нет, товарищ подполковник. Он погиб в Афганистане.

— Вот как? А кем он там служил?

— Летчиком, пилотом вертолета, лейтенантом.

— Вертолета? –  Лицо Смирнова напряглось. –  А когда и при каких обстоятельствах он погиб, тебе известно?

— В восемьдесят первом году. А как –  это я знаю только со слов других. На земле шел бой, отец в составе экипажа прикрывал наших с воздуха. Вертолет сбили, экипаж разбился. Я отца не знал, так как родился, когда он уже погиб.

— Послушай, Ветров, –  командир подошел к Косте и взял его за плечи, чем очень удивил Доронина, –  у тебя, вернее, у вас дома сохранились фотографии отца?

— Да, но только одна, с войны.

— Хорошо. Сейчас, подожди.

Командир сел за стол, начал выдвигать ящики, вытаскивая папки, открывая их и бросая на сукно. Он что-то искал и наконец нашел. Смирнов держал в руке пожелтевшую от времени фотографию. Он обошел стол, наклонился к Ветрову.

— Посмотри, парень, сюда. Здесь, на фото, нет твоего отца?

На Костю смотрели два улыбающихся офицера, летчики, судя по форме, державшие в руках шлемы. Слева незнакомый, постарше, а вот справа… Сомнений быть не могло, через десятилетия на него смотрел отец, по возрасту ненамного старше сегодняшнего сына.

— Ну что? –  спросил подполковник.

— Отец, –  произнес Константин, –  вон он, справа.

— Та-ак!

Командир расстегнул китель, присел рядом с солдатом, закурил. Доронин молчал.

— Товарищ подполковник, вы знали отца? –  тихо спросил Костя.

— Знал ли я его? –  Смирнов задумался. –  Лично нет, не знал.

— Тогда почему у вас эта фотография?

Командир печально посмотрел на молодого солдата.

— Ты говорил, что знаешь, что отец твой погиб, прикрывая с воздуха ведущее бой подразделение, так?

— Так точно!

— Так вот, Костя. Двадцать восьмого августа 1981 года в горах Гиндукуша, на одном из перевалов, попал в засаду разведвзвод. Бой завязался тяжелый, неравный, с превосходящими силами противника. Командовал этим взводом я, тогда еще старший лейтенант. Ситуация складывалась катастрофическая. Несмотря на наше ожесточенное, отчаянное сопротивление, духи все подходили и подходили через узкий проход ущелья. У нас кончались боеприпасы, и участь взвода была предрешена. Но тут с воздуха вдруг ударил вертолет. Огнем неуправляемых ракет он на какое-то время заставил наступающих отойти. К сожалению, передышка была короткой, вертолет обстреляли и, видимо, повредили, так как полет его стал рваным. Может, я выражаюсь не совсем понятно, но тогда я подумал именно так –  рваный полет. Ребятам с вертушки надо было уходить. Сделать большего, чем уже сделали, они не могли. Просто были не в состоянии. Боезапас экипаж расстрелял, вертолет поврежден, им бы до площадки своей дотянуть. Но они остались. После боя, после всего, что произошло, в приказе о награждении говорилось, что вертолет был сбит, экипаж пал смертью храбрых. Все это так. Но была одна неточность в словах наградного листа.

Командир внезапно замолчал. Он встал, прошелся по кабинету. Доронин с Костей напряженно слушали эту наступившую тишину. Смирнов, выдержав паузу, продолжил: