Максим Шахов - Тайна опустевшего причала Страница 19

– Спасибо вам! Я даже не знаю… Спасибо!!

– Я, пожалуй… э… посмотрю. Там… – Аракчеев неопределенно указал рукой куда-то позади себя.

– Иди, иди. – Когда Вадик исчез в коридоре, Алексеева обратилась к Эне: – Послушай, я думаю, что нам всем не стоит долго задерживаться в этой квартире.

– Ты же сама говорила, что теперь нечего бояться!

– Но осторожными быть надо.

– Так, может, в полицию позвонить?

Гюльчатай уверенно наклонила голову.

– Обязательно. Только чуть позднее, а пока лучше переночевать в гостинице. Мы тебя проводим. Но сначала… Что же все-таки могли искать эти злоумышленники у тебя? Стоит посмотреть, все ли вещи на месте…

Последние минуты Галя чувствовала, что в душе девушки происходит какая-то борьба. И вот решение наконец созрело.

– Я, кажется, догадываюсь, что их интересовало. – Трийну резко поднялась со стула. – Пойдем!

Она быстро направилась в сторону большой комнаты. Однако уже через пару шагов притормозила и нерешительно оглянулась на новую подругу. Гюльчатай абсолютно правильно угадала ее мысли:

– Все нормально. Вадим там навел порядок.

И действительно, в гостиной не было уже никаких трупов, вещи стояли на своих местах, и на полу не осталось ни капельки крови. Вот только на двери в смежную комнату чернело несколько отверстий – последствия Галиной стрельбы. Впрочем, эстонка, кажется, не обратила на них никакого внимания и решительно открыла именно эту дверь.

За большим платяным шкафом у изголовья двуспальной кровати на стене висел причудливый светильник-бра. Выполненный в ретростиле «под бронзу», он был снабжен длинным плетеным шнурком, который заканчивался не обычной в таких случаях пумпочкой, а небольшой фигуркой плюшевого медвежонка. Игрушка совсем не бросалась в глаза, потому что идеально подходила к обоям темно-песочного цвета.

Девушка дернула рукой за медвежонка, и плюшевая фигурка осталась у нее на ладони. Следующим движением Эне достала из округленького пузика игрушки небольшой, почти квадратный предмет. Это оказался мобильный телефон!

– Вот! – Она протянула телефон Алексеевой. – Номера этого мобильника не знает никто, кроме Тойво. Когда-то давно он сам подарил мне этот аппарат вместе с чехлом в виде моего талисмана – медвежонка. А потом сам приделал к светильнику. Говорил, что его глазами он всегда будет смотреть на меня, даже ночью… – Эне шмыгнула носом, но быстро справилась с собой. – Мы общались по нему, когда Круус бывал в своих постоянных разъездах. А тут, перед последней своей командировкой, он предупредил, что, возможно, сбросит на этот номер какие-то свои рабочие материалы. Чтобы я не удивлялась и не волновалась. Ну вот… там фотографии…

Гюльчатай уже вовсю нажимала микроскопические кнопочки. На маленьком экране замелькали кадры тайной ночной «фотосессии» Крууса.

– В таком варианте трудно разобрать подробности, – пробормотала Алексеева, – нужен большой экран с хорошим разрешением…

– Это не проблема, – вставил Аракчеев, заглядывая через Галино плечо. – Только хорошего качества и там ожидать не стоит, раз фотки уже прошли через такую живопырку. Но сомнений нет: именно за ними и охотились.

– Эне, а твой обычный, «разговорный» телефон лежал в сумочке? – спросила Гюльчатай, сразу вспомнив руку грабителя в парке, протянутую к ридикюлю эстонки.

Трийну кивнула:

– Да, конечно. Мне приходится много общаться, надо, чтобы телефон всегда был при мне.

«Та-ак… фотографировали определенно ночью… какой-то морской причал, автомашина… люди размером с полмуравья… что-то складывают в машину, только непонятно, откуда берут… Нет. Здесь нужен не просто хороший экран, а настоящий эксперт. Ничего, командир разберется. – Гюльчатай окинула взглядом небольшую комнату. – Хм, я бы, наверно, к этой оригинальной игрушке, висящей на светильнике, в последнюю очередь подошла». Похоже, что и один из «грабителей» в этой комнате тоже начал обыск с кровати и шкафа. Значит, здесь они появились недавно.

– Эне, а номер отправителя определился?

– Да, это телефон Тойво. Точнее, не телефон, а коммуникатор. Такой весь навороченный! Он им очень гордился и постоянно пользовался. Действительно, там столько всяких функций, больше, чем в компьютере…

– Э-э-э…. Простите, пожалуйста, – вежливо кашлянул Аракчеев. Замолчав, Трийну повернулась к нему и вопросительно подняла подбородок. – Мне, поверьте, не совсем удобно спрашивать об этом… – Теперь и Гюльчатай с удивлением посмотрела на своего коллегу – чтоб Вадику, да неудобно! – она даже усмехнулась про себя. – Возможно, ваш… друг иногда… э… переодевался здесь? – закончил наконец свою мысль разговорчивый Аракчеев.

Эстонка ничуть не удивилась вопросу:

– Ну, конечно. Хотя большую часть гардероба он хранил в своей квартире, но, сами понимаете, за столько лет… Мы практически вместе жили.

– Не могли бы вы показать…

– Да вот, все здесь, в этом шкафу. Смотрите. Еще пара его верхних курток висит в чуланчике в прихожей.

– Спасибо.

Вадим открыл дверцы платяного шкафа. Здесь явно поработал «грабитель». Хотя и старался обыскивать аккуратно: не швырял белье на пол или кровать, ничего не рвал. Однако стопки белья и рубашек лежали неровно, пара галстуков была скомкана, а карманы пиджака и кожаного френча вывернуты наизнанку.

– Ой! – негромко вскрикнула хозяйка, заглянув через плечо Аракчеева в собственный шкаф. – Тут все перевернуто!

«Что и требовалось доказать».

– А не припомните ли вы, госпожа Трийну, когда журналист был у вас последний раз и в чем он ушел. Пожалуйста!

– Эне, а когда пришли фотографии? – вставила Галя.

– Ночью. На следующий день после его ухода. То есть получается, что четыре дня назад.

Это уже и сама Алексеева мгновенно подсчитала. Впрочем, пока все ответы эстонки мало что давали.

В это время Аракчеев вышел в прихожую и заглянул в стенной шкаф. А вот здесь, кажется, никто не порылся. Снаружи дверь этого шкафа ничем не отличалась от входной двери в комнату. Возможно, «грабители» и приняли ее за таковую, а обыск начали с других помещений. Вадик осмотрел мужскую куртку-ветровку с подкладкой и модное полупальто, висящее там. Пошарил по карманам. Ничего. Впрочем, для полупальто погода на улице стояла слишком теплая.

– Госпожа Трийну, – негромко крикнул он в комнату из прихожей, – ваш друг давно не пользовался этими вещами?

Хозяйка подошла к стенному шкафу:

– Ну да. Это же его осенняя и даже зимняя одежда. У нас зимой бывает очень теплая погода. Хотя и с дождями, и с ветром… Ой, вспомнила! Я еще удивилась тогда. – Она указала на куртку. – Дней… десять назад Тойво, когда уходил утром, вдруг надел вот это. Мне показалось, что ему будет жарко, а он ответил, что на побережье бывает сильный ветер.

Вадик снял куртку с плечиков и стал скрупулезно просматривать и ощупывать каждую складку, каждый шов. Гюльчатай попросила эстонку собрать необходимые ей вещи. Пора было покидать квартиру: вечер поздний, а еще надо устроить девушку в гостиницу. Когда сборы были практически закончены, в комнату вошел торжествующий Аракчеев. В руках он держал какую-то небольшую бумажку.

– Мне кажется, это билет на пригородный поезд или электричку.

Эне развернула сложенный вдвое маленький листок:

– Точно. Это билет на поезд. Правда, он весь истерся…

– Я его обнаружил за подкладкой куртки. Провалился в самый низ через прореху во внутреннем кармане.

– …ага! Можно разобрать конечный пункт. Палдиски. И дату… О, как раз, когда он надел эту теплую куртку, десять дней назад. А вечером того же дня он уже вернулся. Да, вспомнила: он какой-то подавленный был. Я решила, что устал, и не приставала с расспросами. А потом как-то забылось.

– Он что, даже не рассказал, куда ездил? – поинтересовалась Алексеева.

Трийну отрицательно покачала головой:

– Но Палдиски – конечный пункт этого направления. Там при выходе с поезда билеты пробиваются автоматическим компостером. А этот билет – обратный. Вот след второго компостера. И даже время: 22.10. Я помню, что уже заснула, когда Тойво появился около полуночи.

– Хорошо. Билет я возьму. – Алексеева спрятала находку в карман, потом повернулась к Вадику: – Мы готовы. Пройди вперед, осмотрись и дай знак.

Аракчеев кивнул и вышел из квартиры. За ним с небольшим интервалом последовали обе девушки.

Запирая снаружи дверь, Эне Трийну еле слышно прошептала: