Лев Константинов - Удар мечом (с иллюстрациями) Страница 19

— Василь, — заорал он, — тащи выпивки!..

Выпили. И снова наполнила кружки Мария. Себе плеснула на донышко.

— Спаиваешь? — мотнул головой Стась.

— Как же, тебя споишь, — одобрительно сказала Зоряна и заставила Стафийчука до дна опрокинуть кружку.

Он заснул сразу, моментально — так проваливаются в бездонную яму. Кружка покатилась, громыхая, под стол, но разбудить Стафийчука сейчас уже ничто не смогло бы.

Мария долго сидела на табуретке, не шевелясь, наслаждаясь тишиной, сбрасывая с себя напряжение последних часов. Она прикрыла рукой глаза, прислонилась к стояку, подпиравшему накат. Всмотрелась в спящего. Стафийчук свалился боком, и пьяная слюна пузырилась на губах. Наскоро прибрала на столе. Выбралась из бункера. На пне сидел телохранитель — чинил сорочку.

— Дай-ка я, — Зоряна взяла иголку с ниткой, споро заработала.

И вдруг кто-то заорал истошно:

— Держите ее! Секретарь райкома комсомола! Чекистка!

И прежде чем она успела сообразить, что происходит, руки ей завернули за спину, окружили плотным кольцом. Она тоже узнала говорившего — поповский сынок из Явора. Бандеровец возбужденно продолжал:

— Я ее узнал — она в нашем районе на Львовщине была комсомольским секретарем! Сколько хлопцев сгубила в облавах! Сам от нее еле ушел!

Мария не вырывалась, ждала, когда придет Стафийчук, которого никак не могли добудиться. Дрот был уже здесь, зло матерился:

— Змиюка чекистская…

Стафийчук рассвирепел. Его опухшее после пьянки лицо, налитые кровью глаза выражали то бешеный гнев, то растерянность: сам вербовал ее, посвятил в тайное тайных — и на тебе! Но сомневаться не приходилось: Волоцюга, опознавший Марию, был старым, проверенным «боевиком», да и учительница ничего не отрицала.

— Сперва на допыт[9] ее, — распорядился Стафийчук, — потом отдадим хлопцам в бункер, пусть потешатся — и на сук…

Мария побледнела.

— Не боишься за меня голову потерять, Ярмаш? С тебя спросят!

— У кого узнала мое псевдо? — заорал Стась и сунул кулаком девушке в лицо.

Тоненькая алая струйка потекла из разбитых губ. Мария резко выпрямилась, крикнула:

— Хватит! Рукам волю даешь, ну что ж — отплачу за все, я и так перед тобой в долгу! Ну-ка развяжи меня!

— Она мне приказывает! — истерически захохотал Стафийчук.

Мария, презрительно прищурившись, слушала Стафийчука.

— Кто я такая, Ярмаш, можешь узнать швыдко по такому адресу… — она замялась. — А ну наклонись, скажу. Да не бойся, не кусаюсь!

Стафийчук посерьезнел, растерянно заморгал короткими ресницами.

— Гони курьера, и немедленно, — уверенно приказала Мария, — пусть передаст: «Горлинка просит помощи». Того, кто с ним придет, сразу ко мне. До того времени стерегите, раз не верите. А с тем злыднем, — она презрительно кивнула на Волоцюгу, — я разделаюсь позже…

Ее бросили в старый, полуобвалившийся бункер. Курьер ушел через тридцать минут — с теми, кто находился по указанному Марией адресу, шутить не приходилось. У бункера выставили охрану. Девушка осталась одна. Курьер мог возвратиться только через сорок восемь часов.

«Подлые враги украинского народа — буржуазные националисты — совершили еще одно кровавое злодеяние. От их рук трагически погибла молодая учительница из села Зеленый Гай Мария Григорьевна Шевчук. Совсем недавно приехала к нам Мария Григорьевна, но ее успели полюбить и дети и взрослые. Мария Григорьевна учила ребят добру, любви к Украине, к родному народу. Верная традициям народной интеллигенции, Мария Григорьевна после окончания института учительствовала в селах, несла людям свет знаний. Как комсомолка, она проводила значительную общественную работу среди молодежи, собирала и записывала народные песни. Бандеровские палачи замучили учительницу-комсомолку, но ее короткая светлая жизнь для всех нас будет примером. Убийц настигнет суровая кара, им не уйти от возмездия.

Клетка для королевны

Змеиное болото затерялось в лесной глухомани. От Зеленого Гая до него десяток километров; только не каждый решится их пройти по полусгнившим кладкам через топи, по старым перекидным мосткам из жердей через заплывшие илом ручьи. Зато нет лучшего места для охоты — гнездится там великое множество диких уток. Но забредает туда редкий охотник. Пугает не только дорога по трясинам, прикрытым обманчиво-надежным ковром из густого мха, болотной ягоды, редкого кустарника. В годы войны шли здесь тяжелые бои, рейдами проходили партизанские отряды, прикрывались от гитлеровских карателей заслонами из мин. Нашпигована ими земля: и горе тому, кто наткнется на паутинку-проволочку, легшую от куста к кусту. Вполне возможна и встреча с бандитами — выбирают они для своих дел места поглуше. Змеиным болотом давно уже пугают непослушных детей…

В субботу Иван спросил у хлопцев, нет ли у кого охотничьего ружья и снаряжения. Роман Гаевой притащил ему трофейную немецкую двустволку и туго набитый патронташ. Степан Костюк — высокие болотные сапоги и ягдташ. К охоте все было готово.

— Куда собрался? — поинтересовалась Надийка.

— На Змеиное, уток постреляю.

Надийка неторопливо обошла Нечая. Осмотрела его со всех сторон, даже приложила ладонь ко лбу. Покрутила пальцем у виска:

— А ты, случаем, не того?

Хлопцы рассмеялись, так у нее это выразительно получилось.

— Да вроде нет, Надийка.

— Так какая же нечистая сила прет тебя к лешакам в гости? Или не знаешь, что это за болото?

— Надо повидаться с одним человеком. Интересный человек…

У Нечая даже голос стал мягче, когда заговорил о предстоящей встрече.

— В брюках твой человек или в юбке?

— Косы у нее серебряные, а когда солнечный луч на них упадет — золотыми становятся.

— Так, понятно… — Надия старалась подстроиться под шутливый тон Ивана. — Влада Скиба — королевна лесная! Угадала? Как в таком случае ты говоришь: на повестке дня — любовь?

Девушка говорила спокойно и бесстрастно. Как маленького, терпеливо уговаривала:

— Скиба и его хутор под подозрением. Не удается только схватить его на горячем, а то бы давно уже упрятали туда, куда Макар телят не гонял. Думаешь, дочка у него другая? Такая же, дай ей власть да плетку в руки — погонит на панщину…

Нечай, сноровисто подгоняя снаряжение, внимательно слушал Надийку. Он еще и сам не мог точно сказать, зачем понадобилась ему эта встреча. Влада — чужачка, это факт. Может, и верно, что дети за отцов не ответчики, только есть и другая пословица: яблоко от яблони недалеко падает. Здесь, на хуторах, дети не могут не отвечать за своих родителей. Тесно сплелось все в единый клубок, и сын не может не знать, чем занимается его отец. Он может быть или с ним, или против него — третьего не дано.

— Ты сам голову в капкан суешь, — уговаривала Надийка. — А вдруг это ловушка? Места удобные. А твоя Влада — подсадная утка.

— Вряд ли. Скиба не станет рисковать дочерью, если это его затея. Не дурак, сообразит, что я предупрежу вас, куда ушел. В конце концов я ведь тоже человек: хочу отдохнуть, поохотиться, а Влада — дело десятое.

Неправду сказал Нечай. Не стал бы он тратить дорогое время на охотничьи забавы. Заинтересовала его эта девушка, чем — пока и сам не знал. Может быть, тем, что судьба у нее такая странная — жить одиноко в лесу.

Как бы там ни было, ранним воскресным утром, еще алела зорька, отправился Нечай к болоту. Сельский пастух пожелал ему добычливой охоты.

— Дякую, — ответил Нечай.

— Э-э, какой из тебя охотник, если ты ответить не умеешь?

— А как надо ответить, дядько Панас?

— К черту меня пошли да дулю покажи.

— Зачем же дулю?

— Самое что ни на есть надежное средство против зависти. Я вот смотрю на тебя и думаю: убьет Нечай утку, вернется с охоты, зажарит ее хозяйка, стопочку опрокинет Нечай, а я корку сухую буду грызть — завидую, еще сглажу. А ты мне дулю под нос — помогает.

Посмеялись, побалагурили. Нечай распрощался с разговорчивым Панасом, пошел дальше. А пастух, собирая по сельским подворьям стадо, заглянул к бабе Кылыне. Не было у бабы Кылыны коровы, зато сама она приходилась Панасу кумой.

— Пошел Нечай к Змеиному болоту. На охоту пошел. И один, ничего не боится комсомолец, — заметил, между прочим, в разговоре Панас.

Баба Кылына наскоро попотчевала пастуха стопкой самогонки с маринованными грибочками, выпроводила к стаду и заторопилась, захромала — тоже к околице.

Первые километры Нечай одолел быстро. Приятно было идти по утренней прохладе — солнце еще только выползло, отяжелевшая от росы трава мягко и влажно шлепала по сапогам. Дальше — путь труднее, шаг медленнее, пошли гати да кладки.