Андрей Воронин - Комбат. Беспокойный Страница 19

– Нормально, – сказал Сергей. – Какие там еще чины…

– Тогда за знакомство, – предложил хозяин, поднимая стопку.

– Эй, эй, тпру! – весело запротестовал Бородин. – Глядите, как спелись! Уже на брудершафт выпивают. А за сделку-то?..

– Да погоди ты со своей сделкой, – отмахнулся Андрей Константинович. – Ты-то к этой сделке каким боком, делок? Не мельтеши, выпьем и за сделку, и за тех, кто в море…

– Ты ж за рулем, – напомнил Бородин.

– А тут, кроме тебя, на двести верст окрест никому не интересно, трезвый я за рулем или, может, выпимши, – парировал Андрей Константинович. – Не дрейфь, доставлю тебя в наилучшем виде, в целости и сохранности. Ну, Серега, давай – за знакомство, за сделку, чтоб после никто не жалел, и за то, чтоб ты на воздухе здешнем, чистом, живом, сам ожил и очистился!

– Ну вот, – пробормотал Бородин, – теперь все в кучу…

– Отличный тост, – возразил Сергей. – Спасибо, Андрюха.

– За тебя, Серега, – внес свою лепту Алексей Иванович. – Геройский ты мужик, на таких испокон веков земля держится. Жалко было бы, если б пропал… Э, а это что? Гляди, гляди! Ух ты! Ну, здоров, бродяга!

Сергей машинально обернулся к окну, в сторону которого тыкал пальцем Бородин, но ничего не увидел, кроме клочка пронзительно-синего неба и зеленого кружева ветвей старой березы в обрамлении стареньких, застиранных, но чистых занавесок.

– Что ты там увидел? – спросил он, снова поворачиваясь к столу.

– Да аист же! – возбужденно воскликнул Алексей Иванович. – Здоровенный, зараза, как птеродактиль! Я и забыл, какие они вблизи огромные…

– Эка невидаль – аист в деревне, – пренебрежительно хмыкнул Андрей Константинович, пряча что-то в карман своей камуфляжной куртки. – Вот если б и вправду птеродактиль… Давайте выпьем, что ли, чего ее без толку греть?

Сергею подумалось, что теперь он каждый день сможет видеть живого аиста, это волшебное, полузабытое зрелище из далекого детства, – и робкое, едва проклюнувшееся желание жить стало крепнуть и набирать силу. Что ж, комбат, наверное, действительно прав: десантнику не к лицу жить так, как он жил последние годы. Потери случаются и на войне, и в обычной, мирной жизни; одни потери ранят глубже и больнее других, и бывает так, что винить в этих потерях тебе некого, кроме себя самого. И что с того? Вину надо пережить, а пережив, искупить, только тогда ты сохранишь за собой право называться человеком. Кто знает, какие планы у судьбы относительно твоей персоны? Сегодня ты никому не нужен и всеми забыт, а завтра, может быть, случайно спасешь человека, который потом придумает лекарство от рака, или просто посадишь дерево… Плюс одно дерево или минус один человек – что лучше? А? То-то…

Его рука почти не дрожала, когда он поднес к губам граненую стопку. Крепчайший, прямо-таки термоядерный самогон легко скользнул вниз по пищеводу и мягко взорвался в желудке, наполнив все тело ощущением приятного тепла. На обшитой светлыми сосновыми досками стене висели старенькие ходики; они стояли, и Сергей подумал, что непременно их запустит – если понадобится, свезет в город, в часовую мастерскую, но ходить они у него будут. Они будут размеренно отстукивать время, а он – регулярно подтягивать гирю и следить за тем, чтобы они шли точно…

Белый циферблат с черными стрелками вдруг расплылся перед глазами и вместе со всем остальным миром неудержимо и косо заскользил куда-то вниз и вбок. «Совсем слабый стал», – подумал Сергей и, пошатнувшись, с шумом упал со стула. – Готов, – сказал Андрей Константинович, ставя на стол нетронутую стопку.

– Ядреное зелье, – с уважением констатировал Бородин. – Отлей граммов двести, а? У меня есть парочка знакомых клофелинщиц, так они за эту вашу отраву никаких денег не пожалеют! Из чего вы ее только гоните?

– Из ногтей алкоголиков, – сказал человек в камуфляже, плотно закрывая бутылку полиэтиленовой крышечкой. – А еще из слишком любопытных жульманов.

Последний выпад остался без ответа: теперь, без свидетелей, ради которых стоило бы ломать комедию, Алексею Ивановичу Бородину надлежало знать свое место, и он его знал. Его собеседник и деловой партнер не корчил страшных рож, не говорил замогильным голосом жутких, непотребных вещей, не скалил окровавленные клыки и вообще никогда не работал на публику. Но из тридцати пяти человек, которых Алексей Иванович передал ему с рук на руки за четыре года тесного сотрудничества, ни один не вернулся, чтобы призвать его к ответу – как, собственно, ему и обещали.

Казаков стал тридцать шестым; за каждую голову, независимо от пола, Алексей Иванович получал десять тысяч долларов США. Физическое здоровье клиентов приветствовалось, но не ставилось во главу угла; основным условием являлось отсутствие родственников, которые стали бы шуметь, теребить милицию и обращаться в передачу «Жди меня».

Человек в камуфляже – может быть, и впрямь Андрей Константинович, а может быть, и нет – уже стоял перед печью, разжигая заранее заготовленные дрова. В качестве растопки он использовал стодолларовые купюры, несколько минут назад полученные от Бородина. Алексей Иванович тоже встал, обошел стол, брезгливо переступив через спящего на полу мертвым сном Казакова в свадебном костюме, запустил руку под скатерть и извлек оттуда черный пакет с деньгами, которые передал Сергею. Качество печати было превосходное – хоть ты себе оставь, честное слово, – но эту тему они обсудили и закрыли давным-давно, причем раз и навсегда: никаких улик, никакого риска и никаких случайностей.

Дрова в печи наконец разгорелись. Бородин взял со стола бутылку, содержавшую слегка разведенный медицинский спирт, и вместе с пакетом отдал ее Андрею Константиновичу. Человек в камуфляже начал по одной доставать из пакета пачки фальшивых долларов, поливать их спиртом и бросать в огонь. Плотно прижатые друг к другу бумажные прямоугольники горели неохотно, несмотря на спирт, но это никого не беспокоило: березовые дрова и мощная тяга пребывающей в отличном состоянии русской печи должны были, как обычно, в два счета решить проблему.

– Расчет обычным порядком, – глядя в огонь, сказал человек в камуфляже. Он достал сигареты и закурил, пуская дым в печку. – Со следующего месяца расценки повышаются, будешь получать с каждой головы на три тысячи больше. Но голов тоже нужно больше, так что не расслабляйся. Отдохнешь, когда нагонишь Билла Гейтса в рейтинге журнала «Форбс». И не забывай об осторожности, проверка должна быть тщательной, как всегда: никаких родственников, никаких близких друзей и любимых девушек. То есть любимые – это на здоровье, только любящих не надо, с ними потом хлопот не оберешься. Помню, один раз…

По-прежнему глядя в огонь и дымя сигаретой, он начал рассказывать какую-то историю, но Алексей Иванович его почти не слышал. В ушах у него перекликались, отдаваясь гулким эхом, два голоса. «Никаких близких друзей», – говорил голос Андрея Константиновича. «Я тебя с комбатом своим познакомлю – мировой мужик, тебе понравится», – откликался голос Казакова.

Только комбата здесь и не хватало! Черт знает что может взбрести в голову бывшему десантнику, если он решит, что его боевой друг попал в беду! А впрочем, о десантниках слишком много болтают, и три четверти грозных слухов о себе они сами же и распускают. Вполне возможно, этот мировой мужик, бывший комбат Казакова, – просто добродушный мешок дерьма с вот этаким пузом, подкаблучник с тремя детьми и трудно поддающимся пересчету, постоянно разрастающимся выводком внуков. Девять шансов из десяти, что так оно и есть, а значит, нечего раньше времени поднимать тревогу и кликать неприятности на свою голову. Ведь сразу же начнется: а куда ты смотрел, а чем думал, и за что ты, такой-сякой, у нас деньги получаешь… Тьфу! Нет уж, пусть этому камуфляжному Андрею Константиновичу о приятеле Казакова докладывает кто-нибудь другой, а Алексей Бородин побережет нервные клетки…

– Ну что ты стал столбом? – не оборачиваясь, поинтересовался Андрей Константинович. – Подгони машину к крыльцу, погрузим, пока оно тут горит. Часок подождать придется, что же ты – все это время так и будешь там торчать, как часовой у знамени части? Алексей Иванович молча вышел из дома, забрался в успевший основательно раскалиться салон внедорожника, запустил двигатель, круто развернулся, взрывая траву, и задним ходом подогнал машину к самому крыльцу. Затем вернулся в дом и вместе с Андреем Константиновичем поднял с пола безвольно обмякшее тело бывшего десантника. При этом две пуговицы на рубашке Казакова оторвались, и в образовавшейся прорехе стал виден застиранный тельник в голубую полоску.

– С небес слетает он, как ангел, зато дерется он, как черт, – прокомментировал это событие человек в камуфляже. – Все, десантура, отвоевался, теперь тебе беспокоиться не о чем. О тебе теперь другие побеспокоятся… Ну, раз-два – взяли!