Иван Козлов - Осколок ордена Страница 19

Официантка на ходу сообщает:

— Миша, смотри столик справа, в углу. Спорят, кто круче, как бы дело дракой не закончилось.

— А тут вообще когда-нибудь дрались?

— Да — как кошки лапками царапались. Но лучше не допускать.

Мишка идет к столику в углу.

Информация о Мишке каким-то загадочным образом уже известна постояльцам заведения. За глаза его зовут «спецназом» и вроде уважают. Вот и сейчас за шумящим столиком как только увидели его, так сразу и стихли. Но Мишка все равно в свою каморку не спешит возвращаться, задержался в этом углу да в этот самый угол еще и смотрит, чтоб никто в зале его не увидел. Дело в том, что по проходу, метрах в трех от него, проплывает знакомая морда — Абрамов. Может, и не помнит бывший тыловик офицера Гречихина, но лучше не светиться...

Абрамов идет с расфуфыренным мужичком, может, артистом, может, педиком, их провожает в отдельную кабинку распорядитель зала Нинель.

— Я сейчас пришлю официантку.

Она проходит мимо Гречихина, и тот спрашивает:

— Нинель, это кто?

— Который пониже — завсегдатай. По четвергам и воскресеньям в одно и то же время. Муль-ти-пульти какой-то, чаевые хорошие дает. А этого обезьяна, что с ним, не знаю.

Обезьяном она назвала Рассадина.

При Абрамове Рассадин чувствует себя вовсе не так уверенно, как с другими. Особенно сейчас. Анатолий Сергеевич изучает меню, а он заискивающе говорит:

— Если можно, ту рыбку, которую вы в прошлый раз заказывали. Я, признаться, даже в Испании...

— Про Испанию в другой раз поговорим, — не то чтоб зло, но холодно отвечает Абрамов. — Скажите лучше, как вышло, что винтовка оказалась в руках спецслужб? Моя винтовка. Притом, если помните, я предупреждал...

— Накладки бывают в любом деле, Анатолий Сергеевич. У людей не было выхода, могли бы попасться, но все равно с винтовкой. Тогда бы было еще хуже. Один — мой дурак, другой — ваш сослуживец, между прочим...

— Я имею дело не с ними, а с вами.

— Конечно, согласен. Но что произошло, то произошло. Чем теперь можно искупить?..

Абрамов его перебивает:

— Не знаете, чем искупают? — И шевелит пальцами. — Серьезным людям надо будет серьезно заплатить, чтоб замяли это дело.

— Это не проблема, Анатолий Сергеевич. Деньги у меня будут. Скоро.

Абрамов поднимает на него тяжелый взгляд:

— Что значит — скоро? Вы мне ждать предлагаете, что ли?

Заходит официантка, ставит салаты, графинчик, воду, спрашивает:

— Как всегда — рыбу?

— Да.

— Одну?

Абрамов все это время пристально смотрит на Рассадина и как бы нехотя говорит:

— Две.

Гречихин не слышит этого разговора. Он возвращается в свою каморку с надеждой пересидеть в ней, пока тыловик не покинет ресторан. Но одновременно с ним в комнатку заходит и хлыщ, пожалуй, повыше Мишки, да и поплотнее, в дорогом костюме, с массивным перстнем на пальце. Он тащит с собой выпившую размалеванную девчушку, еле стоящую на ногах.

— «Спецназ», сгинь, — командует он. — Мне на двадцать минут диван нужен.

Девчушка уже стоит возле дивана, расстегнула кофту и снимает с себя бюстгальтер.

— Диван тут для других целей, — говорит Мишка. — И давайте по-хорошему отсюда...

Хлыщ удивленно смотрит на Гречихина:

— Что? Клоун, ты не понял, что я тебе сказал? Или не знаешь, кто я?

— Я клоун? — стал закипать Мишка.

— А кто ж! За те деньги, которые тебе тут платят, ты не только в тельняшке должен ходить, а и задницы всем целовать. А когда говорят пшел, значит, пшел!

Девочка уже пристраивается на диване, ей это делать, видно, не впервой, и говорит:

— Да пусть смотрит, это даже заводить будет!

Хлыщ расстегивает ремень на брюках:

— Дело в принципе. Быдло надо на место ставить, иначе...

Гречихин все еще пытался сдерживать себя:

— Так, мне плевать, чьих ты кровей, но если сейчас не уберешься...

Парень не убрался, а действительно по-кошачьи, вытянув вперед руки, полез на Мишку.

Мишка ударил.

Хлыщ открыл спиной дверь и вылетел к сцене в штанах, спущенных до колен.

От метро Вадим возвращался домой дворами. Тут когда-то цвели клумбы, были оборудованы детские площадки, но ныне все заставлено машинами. Автовладельцев, конечно, понять можно: гаражей мало, и стоят они, как приличная легковушка, и от дома далеко расположены. Но и «безлошадных» же понимать надо: тяжело лавировать между автомобилями, да еще по дождю, когда есть шанс испачкаться о забрызганные кузова. Вот, пожалуйста, стоит «Шкода», бока в грязи...

Зеленая «Шкода». С виду такая, какая преследовала их по городу несколько дней назад. Панин наклоняется, смотрит: под другими машинами пыль, значит, они стоят здесь еще до начала дождя, то есть до девятнадцати часов, а под этой — мокрая земля.

Недавно подъехала. У своего дома Панин раньше зеленых «Шкод» не видел. Почему бы, конечно, и не купить ее кому-то из соседей, но... Но нужно и другие версии в голове держать.

У двери подъезда, где живет Вадим, крутится знакомый пес: живет этажом выше, на четвертом.

Его, видно, выпустили сделать свои дела и пока не открыли дверь. «Выручай, Жулька», — говорит себе Панин, треплет собаку за холку, та ластится, узнав его, и совсем не против, что Вадим придерживает ее за ошейник.

Так вместе и заходят в подъезд, идут не спеша по ступенькам под ворчание вмиг охрипшего Панина:

— Не нагулялся, все б тебе, кобелина, по кустам бегать...

На площадке между вторым и третьим этажами стоит водитель Рассадина — Вадим узнает его, хоть освещение тут отвратное. Водитель почесывает лоб, прикрывая лицо: не хочет, чтоб его разглядывали жильцы подъезда. Панин уже рядом с ним, пес чуть выше.

— Простите, я вас заставил ждать, — говорит Вадим очень приветливо и миролюбиво.

Водитель ошарашен. Он мычит в ответ, суетливо лезет в карман, но вытащить оттуда руку не успевает: ее перехватывает Панин, пробует заломить за спину. Прием получается, но не до конца: пистолет из руки водителя падает на бетонную ступень, а сам он все же вырывается: сильный мужик. Приходится бить. Водитель летит по лестнице вниз и все же находит силы вскочить на ноги и выскочить в дверь подъезда.

Времени на то, чтоб привести себя в порядок, у водителя мало. Рубашку, залитую кровью из разбитого носа, переодел, конечно, йодом ссадины смазал — и бегом помчался к Рассадину. Тот не любит, когда опаздывают.

Константин Евгеньевич с иронией рассмотрел помятого своего бойца, но потом насупился:

— С Паниным вопрос закрываем. Раз не удается договориться, надо убирать человека. Или это запредельно сложно, а, Волин?

— Панина — сложно, — как всегда кратко ответил тот.

— Господи, кого ж ты дал мне в помощники! Винтовки на поле боя бросают, элементарный приказ выполнить не могут, даже не знают, с какого боку к нему подойти!

— Знаю, — сказал Волин. — Но это потребует времени.

— Времени — на что?

— У Панина женщина есть, Лариса, я узнал ее адрес. Соловьева, двенадцать. У нее он нечасто, но бывает. Надо застать, когда они выходят на прогулку, вот тогда он из-за нее сам на ствол полезет.

Константин Евгеньевич выслушал Волина, даже головой покивал, но, минуту подумав, распорядился так:

— Ты красиво и убедительно говоришь, но нет у меня времени ждать. Нет, понимаете вы все?! Два дня! Даю два дня, чтоб Панина убрать и чтоб я после этого смог общаться со Стасом! Задачу ставлю вам двоим, — показал он на водителя и

Волина, — но исполнителем назначаю тебя, — палец упирается в грудь бывшего спецназовца. — Сейчас свободен, понял? Обещаю, хороший куш за это получишь, даже на Канары с невестой съездить сможешь.

Волин молча выходит из квартиры Рассадина, а тот открывает сейф, достает из него пистолет, протягивает водителю:

— Держи на всякий случай. Не нравится, что Волин себе на уме, вдруг фортель какой выкинуть надумает. А провалите дело — будет чем застрелиться. Да, ствол из... В общем, вернуть его надо обязательно, понял? И микрофон возьми. Мало ли...

Водитель выходит вслед за Волиным, и теперь Константин Евгеньевич оборачивается к Хряку:

— А тебе задачка полегче. Женская, можно сказать, задачка...

Все-таки это здорово, что и в конце двадцатого века наш народ оставался самым читающим в мире! Надобность в продавцах на книжных «развалах» не уменьшилась, и Гречихин, сменив костюм революционного матроса на футболку с джинсами, опять занялся торговлей на своем же месте — у метро.

Здесь и разыскал его Андрей.

Кафе было почти рядом, распивать, правда, там не разрешалось, и потому не совсем удобно было разливать под столом из бутылки, спрятанной в пакет. Но Мишка мог это делать с закрытыми глазами!

Пол-литра «уговорили» за полчаса, и далее потекла беседа по душам.

— ...Меня ведь не выгнали, брат, я сам ушел! — рассказывал Гречихин. — Ресторатор неплохой мужик, но жизни не знает. Вызвал, говорит, прощаем, оставляем, но на будущее запомни: ты погоны снял, а значит, с войны вернулся, и надо все, что было там, забыть... А мы разве вернулись? Скажи, Андрюха, мы вернулись? Вот ты можешь все забыть, если у тебя кишки там...