Сергей Алтынов - Прощай, предатель (Сборник) Страница 19

…Я всегда знал, что случайно ничего в этой жизни не происходит. Теперь убедился еще раз. Корректировали меня, значит, подстраховывали, мать их… Человек один, оказывается, был, догадываюсь кто! А я, как и несчастные генацвале, и многие другие – под колпаком. Точнее – как таракан на бегах… Должен прибежать в назначенное место. Как можно скорее. А хозяин и «болельщики» надо мною… Больши-ие – раз в сто больше меня. Такие большие, что мне их даже не видно. И чуть что не так – раздавят одним движением мизинца… А пока я, таракан, должен бежать, как они задумали…

– До акции ты всем нужен живой, – повторила Мила. – А вот потом… А потом, судя по всему, уже никому. Кроме тебя. И, как видишь, меня. Странно, да?

– Значит, мне лучше исчезнуть прямо сейчас?

– Думай сам и слушай, что я говорю: до акции ты нужен всем, а после – никому, но опасен ты будешь только для того, с кем у тебя был контакт – для Ледовского, ты же знаешь, кто он…

– Откуда ты знаешь, что я это знаю?

– Так ведь твоя «девятка» тоже на прослушке…

– У кого?!

– Не бойся, у меня. Я там затерла все лишнее…

Ну Мила! Да она просто святая. Другая бы спустила на меня всех собак, уяснив детали нашего с Еленой общения. Нет, сто раз была права цыганка – бабы меня спасают который уже раз…

Теперь все стало на свои места. И ведь нельзя сказать, что ничего такого насчет всех этих «контор» я не подозревал – были у меня мыслишки такого рода… Конечно же, все эти годы я пахал под патронажем всех этих окаяннооких «заказчиков» и их боссов, которые и были истинными руководителями тараканьих бегов. Только, я теперь думаю, «вели» меня не с видновской акции (это у Милы сведения неполные), а с… Да, пожалуй, с момента моей «посадки» в сизо. Или еще с института? С секции карате? Ну, теперь это неважно.

Но Иван?! Нет, в это поверить не могу. Хотя – почему, собственно говоря?! Мы ведь чем с ним все эти годы занимались? Тем, что – СТРЕЛЯЛИ В СПИНУ. А успокаивали себя тем, что, дескать, гадов мочим, опасных и больных животных нашего леса! Санитары общества, так сказать. Но вот пришло время, и в роли больного животного оказался я. И санитар Ваня не промахнется – я его учил на совесть. А самого его ведь тоже потом… Другой санитар, уже третий по счету.

– Это будет трудно объяснить нашим внукам, – проговорила Мила, как-то задумчиво глядя на меня. – Тоша, в какое время мы живем…

– Ты думаешь, когда придет их время, что-то изменится?

– Должно. Деньги, грубая сила, подлость не могут господствовать вечно. А если это не так, то я даже не знаю… Имеет ли смысл такая жизнь?

– Но ты ведь тоже участвуешь в этом, – неожиданно зацепил я Милу.

– Да, – равнодушно произнесла она. – Я участвую в этом так же, как и ты, и как вот они, – она кивнула в сторону соседнего столика, где давилась хохотом компания подгулявших толстомордых ребятишек. – Так же, как эти девчонки, – она кивнула в другой угол, где в ожидании клиентов уныло коротали время две безвкусно размалеванные и вычурно одетые девицы. – Так же, как и все вокруг, – в разной, конечно, степени.

– Нельзя жить в обществе и быть свободным от него?

– Примерно так… Время и Бог рассудят – кто прав, кто виноват, и воздастся каждому по делам его.

– Ты веришь в Бога?

– Я просто ВЕРЮ, Антон… Да не озирайся ты… Я же профессионал, и «хвоста» за мной быть не может. За тобой тоже, уж поверь! Мы отвлеклись, а у меня не так уж много времени. Слушай дальше и запоминай. – Мила щелкнула замком своей сумочки. – Вот… – Она вынула из нее и протянула мне довольно объемистый сверток. – Рубашка, в которой должен рождаться современный младенец, и прокладки… для настоящих мужчин.

– Не понял.

– Сейчас объясню. Здесь нечто вроде тонкой гибкой кольчуги с очень мелкими кольцами. Кевлар, с трех метров пистолетная пуля не пробивает. Только надевать надо не на голое тело, а на белье с начесом. А прокладки… На самом деле они называются подсадки. Пулевые. Потом ознакомишься. Две гибкие пластинки с капсулами бычьей крови и микродетонатором. Отдельно пульт, там разберешься. Он маленький совсем, и его ты приклеишь скотчем к ладони… Главное, чтобы ты успел нажать кнопку в нужный момент. Нажмешь – и, как в кино, микровзрыв, дырка в сорочке, и будешь истекать «кровью». Только устрой, чтобы тебе не стали стрелять в голову…

Мила замолчала. Что называется – умному достаточно. Как все просто – только устрой, чтобы тебе не стали стрелять в голову.

– Все, Антон… Я ухожу, а тебе… Желаю удачи! – Мила поднялась и направилась к выходу.

…Остановить ее я не пытался. Разговор был окончен – все, что можно было сказать, было сказано. Каждое слово в этом разговоре стоило многого – еще не раз придется мысленно проиграть каждую фразу, взвесить ее и осмыслить…

Еще подростком я вычитал в какой-то книге (кажется, Анатолия Рыбакова) эффектную фразу – «Плохого времени не бывает. Бывают плохие люди»… Мне она тогда показалась очень точной и верной. А что я могу сказать теперь? Каким человеком стал я? Или я всегда им был, прямо с момента рождения? И каким человеком была и есть Мила Стебелькова? Нет, не могу ответить. Не решаюсь. А вот про время можно сказать однозначно – время наше сволочное. И не один я так скажу. Или вы считаете по-другому?

…Они, работодатели окаянноокие, вроде «народных мстителей» отстреливают руками таких, как я, всякую погань, от зарвавшихся бандитов до ненавистных народу олигархов. И они, и те, кто за ними, кого я не видел и, надеюсь, никогда не увижу в дальнейшем – если оно у меня будет, дальнейшее. Но я-то понимаю – иной у них интерес. ВЛАСТЬ. Помните Ганса Христиановича? Перечитайте сказочки, подумайте…

Сперва они, сидя в своих «конторах», наблюдают, как из числа карьерных «ученых», бывших фарцовщиков, финансовых аферистов, несостоявшихся кинорежиссеров и рок-музыкантов, топча друг друга, выбираются на вершину кучи малы наиболее шустрые и свирепые особи. Некоторым, особо подающим надежды, даже помогают. Подкармливают, надувают до нужных размеров, а сами остаются за их спинами…

Ну, а по ходу процесса кто-то стал неуправляем, не оправдал ожиданий или просто стал ненужным. И понадобился такой, как я. Не самим же руки марать. А потом, по очереди, отпадет необходимость и в каждом из таких, как я. И никакие мы не санитары, не «народные мстители», а они – тем более. У них свой интерес в этом деле. Свой, шкурный. И такие, как я, у них – обслуживающий персонал. А я-то думал – санитары… Дурень я. Дурень синеглазый.

…Ладно, теперь-то какая разница. Одно бесспорно – против такого лома, как «контора», у меня нет приема, и ее предначертание придется выполнять. Аплодисменты и цветы меня мало интересуют, в последнее время честолюбие покинуло меня. А вот уберечь свою шкуру от Ледовского я постараюсь – в конце концов, перед Милой будет просто неудобно.

Работать надо завтра, ни в коем случае не откладывая – завтра Ледовский еще не ждет финала и будет страховаться вполсилы. И работать я буду не как «ковбой», а скорее как «снайпер», хотя и без соответствующего инструмента.

А что делать с Иваном? Поднять на него руку первым я не смогу – даже если Мила права, доказательств никаких. Ладно, что-нибудь придумаем.

Работать буду у входа в офис, на территории больницы, как подсказала Гордеева. Окно напротив входа в офис…

Используя вечерние часы посещения малолетних пациентов, я исходил все закоулки второго этажа, понаблюдал, как приходят и уходят посетители и медперсонал, как ведут себя дети. Попасть в корпус оказалось проще простого, несмотря на пост охраны в вестибюле. И помог мне в этом уважаемый товарищ Борис Аркадьевич! Тот самый бородатый, очкастый врач в мятой рубашке, который стрельнул у Ивана сигарету, когда мы впервые оказались на территории больницы. В бюро пропусков перед постом я сказал, что пришел посоветоваться с Борисом Аркадьевичем насчет своего племянника, который в третьей палате, на третьем этаже.

– Это кто же там у вас в племянниках? – Дежурная в бюро пропусков демонстрировала суровую бдительность.

– Ну как можно его не знать. Его там все знают. Он самый тяжелый…

– А-а, Дима Косицын… Сейчас. Борис Аркадьич, тут к Диме Косицыну и к вам тоже. Посоветоваться… Что? Уже была?.. Нет, это мужчина… Хорошо, выписываю.

Спасибо, добрая душа, Борис Аркадьевич. Как ты мне помог… Придется и завтра воспользоваться твоей помощью, ты уж не гневайся, так надо…

Если вас просят описать внешность человека, то вы всегда начинаете свой рассказ с каких-то характерных особенностей – лысая (или чрезвычайно волосатая) голова, высокий (или, наоборот, слишком маленький) рост, большой нос… Иногда на этом ваше описание иссякает. Все мы запоминаем в основном то, что бросается в глаза в первую очередь. Борода и очки оседают в зрительной памяти с не меньшим успехом.

Гримироваться я умел и любил. Еще с театрального кружка в районном Доме пионеров. Надо сказать – это особое искусство. Сейчас моей целью вовсе не было портретное сходство с Борисом Аркадьевичем.