Сергей Ермаков - Поп-звёздные войны (Поцелуй змеи) Страница 19

Но пришло утро первого января и часов в восемь отец с дочкой усталые и довольные завалились домой. Нужно было отоспаться и отдохнуть, потому что Татьяна твердо решила получить у Бальгана наличными гонорары со всех своих предновогодних выступлений, присовокупить их к своим сбережениям и купить себе шикарную иномарку. Она и модель уже присмотрела себе в журнале. С этим журналом и уснула прямо на диване, даже не смыв косметики с лица. Отец укрыл ее пледом, сам прошел на кухню чтобы чего-нибудь перекусить, а потом тоже лечь спать.

К вечеру появился Бальган. Он, как обычно был встревоженный какой-то, нервный и нерасторопный, как медведь. На кухне, собираясь взять себе чашку для чая, чуть не столкнул с полки микроволновую печь. Он принес пачку долларов – Татьянин гонорар за новогодние выступления и еще бутылку коньяка, чтобы отметить успешное завершение Новогодней эпопеи. Подняли рюмки, выпили, Бальган закусил лимончиком, помолчал как будто собираясь с мыслями и осторожно спросил у Краба:

– Майор Прохоров в прошлый раз упомянул, что вы якобы в колонии сидели?

– Почему "якобы", – ответил Краб, – я совсем не якобы, а конкретно сидел на нарах довольно продолжительное время.

– А за что, разрешите поинтересоваться? – опять же очень осторожно спросил Бальган.

– Мешок солдатских портянок украл с военного склада, – ответил Краб, – а в дырку в заборе он не пролез, застрял, потому что был больше дырки в заборе. Меня поймали и посадили за хищение стратегического материала.

– А вы шутник, – усмехнулся Бальган, – ну, не хотите рассказывать, так не рассказывайте.

– Папа в Чечне морду набил одному большому начальнику за то, что тот ребят из его роты послал на верную смерть, – вмешалась в разговор Татьяна, – так ведь, папа?

– Да, – согласился Краб, – много ребят погибло из-за этого тупоголового полковника.

– М-м, – неопределенно промычал в ответ Бальган.

Он сам в армии не служил по причине плоскостопия. Потом он помолчал, вытащил из пачки сигарету, помял ее в пальцах, вздохнул, закурил и начал говорить, уткнув глаза в пол:

– Я вообще-то не об этом хотел с вами поговорить…

Татьяна и ее отец с интересом посмотрели на зардевшегося и потеющего продюсера.

– Я не знаю откуда вам стало известно о существовании у меня любимой женщины, – продолжил Бальган, – не знаю кто вам рассказал о том, что она беременна, и я не хочу знать откуда вам удалось раскопать ее номер телефона. Меня это не интересует! Но я хочу попросить вас только об одном одолжении – не говорить о существовании у меня другой женщины моей жене Марине!

– Ага, не говорить! – ответила Татьяна. – Ты будешь "налево" бегать, а Маринка как дура вечерами тебя ждать, в окошко смотреть – где мой Бальган и как у него продюсирование получается – хорошо или же не очень?

Бальган нервно закурил и сказал:

– На все есть свои причины, вам легко меня осуждать. А дело в том, что мне уже почти сорок лет. Я добился определенного положения в обществе и кое-какого достатка. У меня есть теперь большая квартира, есть шикарный автомобиль, есть дача по Ярославскому направлению возле озера. У меня есть почти все, о чем я только мог мечтать, когда приехал сюда, в Москву за успехом и богатством. Да, я вытащил выигрышный билет, мне повезло. Я занимаюсь любимым делом и за это еще и получаю неплохие деньги. Рядом со мной женщина, которая меня любит. Я говорю о Марине. Казалось бы, что еще надо человеку у которого все есть. Но это далеко не так! У меня нет лишь одного, но мне кажется самого важного для человека – у меня нет детей. Я работаю как вол, кручусь и для кого? Через лет тридцать, если я даже и доживу, все, что я накопил мне уже будет не нужно и кому все это достанется? Маринкиным племянникам-дебилам с ее братцем недоумком?

– А ты не слишком любишь родню жены, – сказала Татьяна.

– А за что их любить нахлебников? – развел руками Бальган. – Сами палец о палец не хотят ударить – только деньги из меня сосут. Но мы отвлеклись. Таня знает, что Марина не может родить мне детей, я вам расскажу, что она не может даже не из-за своего возраста, а по медицинским показаниям! Не может, это точно. Мы уже даже у "светило медицины" были – все напрасно. А я очень хочу иметь наследника. И не из детдома, а своего, чтобы в нем моя кровь текла. Мне нужен только ребенок, только мой ребенок, я подчеркиваю, а люблю я только Марину и не собираюсь ее предавать, бросать и разводится.

– Ты уже ее предал, – заметила Татьяна.

– Ты еще слишком молода, чтобы судить меня, – ответил Бальган.

Краб, молчавший до этого сказал, что ему показалось при их встрече с "зайкой" как будто, что у любовницы Бальгана другие планы на его счет. Она не только собирается за него замуж, но и хочет занять место Татьяны. Продюсер усмехнулся и ответил, что у "зайки" абсолютно нет голоса и он сможет в скором времени Зайку убедить, что не нужно ей мечтать о сцене, а лучше заниматься деторождением.

– Она пока не понимает, что такое сцена и какой это каторжный труд, – продолжил он, – она даже у Дольской в кордебалете не смогла долго продержаться. Я обеспечу ей безбедное существование, ничегонеделание, райскую жизнь и она поймет, что сцена ей не нужна. Я буду делать все, лишь бы только мой ребенок родился здоровым. И я не хочу, чтобы сейчас, когда она беременна, состоялось выяснение отношений ее с Мариной. Это может плохо сказаться на развитии плода. Поэтому я прошу вас не открывать эту тайну моей жене. Все само собой образуется со временем.

– Это ваша личная семейная жизнь и мы не будем в нее вмешиваться, – пообещал Краб, помня о том, что и Марина тоже прячет от Бальгана своего непутевого "кузена".

У каждого члена этой семьи были тайны друг от друга. Татьяна тоже пообещала ничего не рассказывать Марине. Бальган поднялся, стал раскланиваться. У самой двери он сказал отцу Татьяны, что Краб нажил себе серьезных врагов, покалечив брата его любовницы. Оказалось, что брательник имеет определенный вес в московских криминальных кругах и поклялся отомстить отцу Татьяны за свой позор в бильярдной.

– Вес имеет? – переспросил Краб. – Ну мы ему поможем вес скинуть…

Бальган пробормотал что-то вроде: "Мое дело предупредить" и скрылся за дверью.

Глава 7

Татьяна завалилась отсыпаться после череды новогодних представлений, а Краб сел на кухне, поставил в аудиоцентр диск Коваленко и на небольшой громкости стал его слушать. Композитор погиб, но вопросов, роящихся в голове отца Татьяны это не убавило – Коваленко и раньше был у Краба практически вне подозрений. Убийца остался безнаказанным и находился на свободе. А тот, кто заказал киллеру убить Татьяну тоже был где-то неподалеку и возможно ждал своего часа, чтобы попытаться в третий раз завершить начатое.

Краб перебирал в уме известные варианты и вольно или невольно останавливался на Прохорове. Крабу не давал покоя запах одеколона "Шипр", который он почувствовал, когда боролся с киллером на тропинке возле дома. Так же пахло от Прохорова. Нет, запах был не таким резким как от следователя, но ведь Бальган недаром сказал, что майора теперь хоть неделю заставь в ванне отмокать – запах все равно останется. Если предположить, что Прохоров и есть наемный убийца, то само собой он, отправляясь на дело, не станет на себя выливать как обычно флакон своего любимого "Шипра", наоборот не будет им пользоваться. А с другой стороны – чего ему опасаться запаха – ведь он наверняка не рассчитывал, что ему придется сцепиться в рукопашной, он планировал покончить с Татьяной выстрелами из пистолета. Краб встал и прошелся по кухне туда-сюда.

– Прохоров-Прохоров, – вслух повторил он.

В дверях появилась заспанная Татьяна, кутающаяся в халатик. Она услышала, что в магнитофоне играет запись Коваленко и спросила, кивнув на источник звука:

– Фанатеешь?

– А? – переспросил Краб. – Что?

– Нравится, спрашиваю, – пояснила Татьяна, присаживаясь на кухне, – фанатеешь от слова "фанат". Сленг такой.

– Да, хорошие песни писал Коваленко, – ответил отец, – но не дождался он своего звездного часа, провалялся в картонной коробке до самой смерти.

Татьяна восприняла слова отца как упрек и ответила, что она для Коваленко ничего сделать не могла, она же не продюсер, а просто певица. Но сама в глубине своего мозга подумала, что могла она, могла ведь хотя бы послушать, если человек был так упорен, значит, ему действительно все это было очень нужно. Соврала Татьяна отцу – и время у нее есть и связи у нее есть – знакомых в шоу-бизнесе много, пристроила бы композитора из Няндомы хотя бы в оркестр куда играть или на студию. И был бы он тогда жив.

– Сейчас вот будут у меня рождественские каникулы, – пообещала отцу Татьяна, – я все кассеты и диски переслушаю. Все, что у меня есть в коробке, все переслушаю. Обещаю тебе!

Но Краб сказал, что дело сейчас не в коробке, как бы самим им не оказаться в коробке, только в длинной деревянной. Нужно было срочно что-то предпринимать, чтобы не оказаться снова под прицелом пистолета. Как известно – лучшая защита – это нападение, но дело осложняло то, что подозреваемых в покушении на Татьяну было слишком уж много и в какую сторону направить свои усилия известно не было. Тем более, что и Татьяна, и ее отец были в сыскном деле, как выразился Прохоров "ди-ле-тантами".