Иван Сербин - Передряга Страница 2

— Не пойму, почему вас так волнует моё будущее и чем, собственно, вы можете мне помочь? — медленно произнёс Сергей Борисович. Гость не пытался угрожать. Он просто констатировал факты. И, надо отдать должное, информацией этот человек обладал свежайшей.

— Я могу обернуть дело в вашу пользу.

— Каким образом?

— Скажем, переключить внимание следственных органов на вашего «босса». Услуга за услугу. Вы поможете мне, я — вам. Мы убьём одним выстрелом двух зайцев.

Сергей Борисович задумался.

— Что потребуется от меня взамен?

— Вы поможете мне осуществить сделку.

— Поясните.

Константин Георгиевич еще раз оглянулся на бесстрастного телохранителя.

— Хорошо. Карты на стол. Вам, безусловно, известно, какой пост я занимаю.

— Член правительства. — Сергей Борисович усмехнулся. — Не самая спокойная должность, хотя и выгодная в финансовом отношении.

— Именно. Не стану врать, что у меня кристально чистые руки. Но я пользовался своим положением не чаще и не больше других. Тем не менее сейчас, на волне так называемой «борьбы с коррупцией»…

— Бросьте, — махнул рукой хозяин. — Ворон ворону глаз не выклюет.

— Зато выкинет из гнезда, — возразил гость. — В кулуарах уже ходят слухи, что из меня решили сделать очередного козла отпущения. Конечно, до крайних мер вряд ли дойдёт, — тут вы правы, — но с креслом придётся распрощаться. Да и шеф не считает нужным скрывать всю шаткость моего теперешнего положения. Совсем недавно он прямым текстом заявил, что у меня в запасе от силы три месяца. Вероятнее всего, речь идёт о двух — двух с половиной месяцах.

— Вы расстроены? — улыбнулся Сергей Борисович. — Уверяю вас, навозная куча — это не то место, о котором стоит сожалеть.

— Пожалуй. Я уже смирился, — кивнул Константин Георгиевич и тоже улыбнулся. — Но мне не хочется уходить с пустыми руками. А ведь я не взял и десятой доли того, что берут остальные.

— Я не прокурор, — заметил хозяин кабинета. — Мне плевать, сколько вы брали и у кого.

— Мы можем заработать без малого миллиард…

— Не самые большие деньги.

— Долларов, — закончил Константин Георгиевич.

Сергей Борисович молча смотрел на гостя, решая в уме, насколько серьезно следует воспринимать услышанное. Сумма была грандиозно велика. В принципе мафиозо не сомневался, что действующий член правительства может иметь доступ к финансовым источникам подобного масштаба, но что представляет из себя данный конкретный человек? Насколько ему можно доверять? Фамилия Фролов не из тех, что ежедневно мелькают в газетах и звучат с экранов телевизоров. С другой стороны, именно такие люди, тихие, неприметные, имеют возможность брать помногу.

— Сумма серьёзная, — задумчиво произнёс Сергей Борисович.

— Более чем.

— Что значит «без малого»?

— Что-то около восьмисот миллионов. Это несколько меньше миллиарда, но не настолько, чтобы получение… скажем, тридцати процентов становилось для вас непривлекательным.

— О процентах мы поговорим позднее. Сперва объясните мне, о чем идет речь.

— Акции. Акции Смоленского автомобильного завода. Мы с вами скупим большой пакет акций. Сорок четыре процента.

— При чём здесь Смоленский автозавод? — не понял Сергей Борисович. — Это труп. Его акции стоят гроши. А может быть, и того не стоят.

— Вы правы. Сейчас акции Смоленского автозавода котируются в среднем по семьдесят центов за штуку, хотя обоснованные цены по меньшей мере в двадцать раз выше. Мы скупим сто миллионов акций по цене восемьдесят центов на общую сумму восемьдесят миллионов долларов. И заработаем чистыми семьсот двадцать миллионов.

— Каким образом, потрудитесь объяснить? — задавая вопрос, Сергей Борисович неторопливо закуривал. Этим он давал понять собеседнику, что предложение пока не слишком заинтересовало его.

— Через два месяца правление Смоленского автозавода подписывает контракт с одной очень известной американской фирмой о совместном предприятии. Это уже решено. Я лично помогал в переговорах. Выбил налоговые льготы на первые пять лет работы новых линий, помог с налоговыми льготами на ввоз комплектующих и сделал ещё множество полезных вещей. В частности, уладил вопрос с правом открытой продажи сорока пяти процентов акций завода на общемировом фондовом рынке. Это было непременным условием американской стороны. К вашему сведению, по действующему ныне законодательству, иностранным инвесторам разрешено продавать не более двадцати одного процента. Если бы вы знали, каких огромных трудов и, разумеется, денег стоило пробить этот пункт!

— Вы расскажете мне об этом позднее. Пока же давайте перейдем к делу.

— Итак. На завод уже начали поступать отдельные узлы будущих линий по производству американских автомобилей. Необходимые площади выделены. Прибывают специалисты для монтажа.

— И каков же во всем этом ваш интерес? Надеюсь, вы не станете утверждать, что работали из чистого альтруизма? Например, из желания помочь чахоточной российской экономике?

— А кто сейчас работает из альтруизма? С дирекцией завода мне достаточно быстро удалось найти общий язык. Они получают то, что нужно им, я — сорок процентов акций по фиксированной цене. Восемьдесят центов за акцию. Сегодня рост курса на внебиржевом рынке намеренно замораживается правлением завода. — Константин Георгиевич говорил убеждённо и быстро. И чем больше он говорил, тем отчетливее Сергей Борисович понимал, что ему предлагают беспроигрышное дело. На данном этапе беспроигрышное. — Запрещен пространственный арбитраж. Человек, купивший акции на внутреннем рынке, не может продавать их на внешнем, и наоборот. Так вот, правление завода, при поддержке некоторых моих коллег, решило закончить это дельце без моего непосредственного участия.

— Иначе говоря, вас элементарно «кинули», — констатировал Сергей Борисович.

— Иначе говоря, да. Они сами скупают акции. Не очень быстро, чтобы не вызвать ажиотажа, но целенаправленно. Однако самая масштабная часть «скупки» ещё впереди.

— А смысл?

— Через два месяца, когда договор будет подписан официально, правлению придётся разрешить пространственный арбитраж. Американская сторона настаивает на данном условии как на обязательном. Впрочем, оно на руку всем. Сорок пять процентов от общего количества акций можно будет совершенно законно продать за рубеж. По оценкам независимой экспертной компании, сразу после подписания контракта и отмены запрета на пространственный арбитраж цена на акции САЗа в Лондоне вырастет до восьми долларов за штуку, а в течение двух-трех недель — до реально обоснованной. Это примерно четырнадцать долларов за акцию. Такая же цена автоматически установится и на внутреннем рынке. Правление завода понимает, что какой-то частью акций неизбежно придется поделиться с теми лицами из государственных структур, которые помогут поддержать пробитые мною льготы. Если бы не отставка, акции ушли бы в мою пользу, но теперь правление предпочитает иметь дело с другими, более надежными людьми. Нынешний реестр акционеров — липа. Самые крупные держатели акций в нем не фигурируют.

— Откуда вы это знаете?

— Реестром ведает мой бывший одноклассник и большой друг. Именно благодаря нашей дружбе американцы заключают договор со Смоленским заводом, а не с АЗЛК, ГАЗом или Тольятти. Через него-то я и узнал обо всей этой подковёрной борьбе вокруг моей доли акций.

— Сколько вы платите своему другу? — спросил вдруг Сергей Борисович.

— Десять процентов от общей суммы по завершении всей сделки.

— В таком случае ему можно доверять. Продолжайте.

— С крупными акционерами уже ведутся переговоры о продаже их пакетов. Сейчас около сорока трёх процентов акций аккумулировано в руках тринадцати держателей. На тот случай, если пресса вздумает совать свой нос в чужие дела. Правление завода не хочет бала мутить воду. Это может сказаться на отношениях с американским инвестором. Мы сделаем ход первыми. Скупим акции по восемьдесят центов за штуку и продадим их после подписания договора вдесятеро дороже. Чистая прибыль — семьсот двадцать миллионов долларов. Семьдесят из них уйдут в качестве оплаты за услуги моему другу, остальное мы поделим между собой в оговоренной пропорции.

— Почему вы так уверены в успехе? — спросил Сергей Борисович. — Мне сдается, что очень многие люди захотят помешать нам. И среди них будет немало влиятельных. Если, конечно, все пойдет именно так, как вы говорите.

Константин Георгиевич ухмыльнулся блудливо, словно нашкодивший кот.

— Я пока ещё курирую переговоры с крупнейшими держателями акций и могу скрыть часть информации. Никому и в голову не придет, что кто-то попытается провести сделку в обход правительства. Я просчитал возможные контрходы. Контракт будет подписан, как и говорилось, через два месяца, в пятницу. Мои коллеги и правление завода постараются придержать информацию о подписании контракта, когда узнают, что сорок процентов акций растворились в воздухе. Их расчёт будет строиться на том, что до понедельника данные никак не просочатся в прессу, а за субботу и воскресенье они успеют отыскать покупателей акций, то есть нас, и забрать, — изъять, конфисковать, принудить к продаже, называйте как вам угодно, — эти бумаги. Константин Георгиевич снова улыбнулся.