Александр Афанасьев - Нефтяная бомба Страница 2

Навстречу мне, от вокзала, продвигается вальяжный араб лет пятидесяти с седой бородой «на грани» – то есть такой длины, чтобы захватить рукой, красиво, в парикмахерской, постриженной, а не торчащей во все стороны, как у персонажа произведений Дж. Р.Р. Толкиена. Это Салим, один из местных авторитетов, ему тут кормежка на вокзале принадлежит. Конкурентов задержали и объяснили, что торговать на вокзале не следует. Еще он шиит, так что ему можно доверять…

– Салам алейкум, рафик!

– Салам алейкум, эфенди Салим…

Несмотря на то что мы, несомненно, выше их – ко всем надо обращаться с уважением. Здесь и так слишком много врагов, чтобы плодить себе новых. А завести себе врага тут проще простого – например, не зная человека, насколько он соблюдающий, лучше не интересоваться его женой. Вообще даже не спрашивать, как она. Детьми – можно.

– Как дела, как здоровье, как дети?

– Хвала Аллаху, рафик Искандер, все хорошо. Торговля идет потихонечку, покушать хватает…

Салим, несмотря на арабское имя, имеет в своих жилах большую толику армянской крови. А рафик Искандер – это мой оперативный псевдоним. Имя, кстати, у меня уважаемое, не раз арабы говорили. Необычное здесь – но уважаемое. Как у Александра Македонского.

– Есть кто-то?

– Двое вертятся в зале…

– С оружием?

– Если только легким. Нет клади.

Вокзал охраняется со всех сторон, но люди с оружием в зале вполне могут быть. Мы же собираемся пронести…

– Заснял?

– Да.

Салим дает мне свой мобильный, через блютус я скачиваю к себе снимки и тут же по электронной почте посылаю их на телефоны Вована и Рича, то есть Джамили. Когда будет возможность – посмотрят. В ларьках Салима стоит скрытая система наблюдения, чтобы не воровали товар, веб-камеры. Однако через шнур их можно подключить к мобиле и скачать нужную инфу, а сложная компьютерная система распознания лиц автоматически создает нечто вроде установочных фотопортретов и предупреждает об опасности, сравнивая полученные изображения с фото из списков особой опасности.

– Рахмат, друг.

– Да не за что, рафик, всегда рад…

Если кто это и видел – особых выводов не сделает.

– Который? – задаю я последний вопрос.

– Вон там. У статуи сидит…

Ага, ясно. Это-то мне и нужно.

– Рахмат, друг. Дай тебе Аллах здоровья…

Оставив Джамилю на попечение Вована у сохранившегося фонаря уличного освещения, который, кажется, даже светить может, я пробираюсь в направлении, указанном мной Салимом, стараясь не попасть под отъезжающую машину и не лишиться в толчее денег и оружия. Там стоит постамент, раньше статуя Саддама была, а теперь пусто. Зато тут нищих полно, милостыню просят…

Выбрав нужного – он сидит отдельно, да еще и в черных очках, – протягиваю ему купюру в пятьсот новых динаров. Нищий старик принимает ее обеими руками – типично арабский жест, показывающий, что дар столь весом, что его можно удержать лишь таким образом.

– Да спасет вас Аллах, эфенди, да укажет он вам правильный путь… – Нищий понижает голос и добавляет: – Пост крайний справа, там пройдешь. Сколько вас?

– Трое. Жена и телохранитель.

Заплатил я вдвое больше обычного, но, наверное, жена и телохранитель сойдут и за полчеловека, так что все верно.

– И багаж.

Старик делает нетерпеливое движение рукой – пройдешь, мол.

– Аллах вам в помощь, уважаемый…

Мухоморы на пропускных пунктах на подступах к вокзалу шмонают отправляющихся на предмет оружия и взрывчатки – и то и другое в поездах и на вокзале находиться не должно. Красные береты – гордость воссозданных служб безопасности. Усатые молодцы, крепкие. Красные береты, точнее малиновые, как в старые времена в советских ВДВ – им не сразу дали голубые. Потому и мухоморы. Современное снаряжение, автоматические винтовки BREN 805. На крыше вокзала видны прикрывающие их снайперские пары – даже если террорист каким-то образом прорвется через оцепление, до здания он не добежит. Проблема в том, что кому надо – тот беспрепятственно проходит. Путем, описанным выше.

Мы покорно отстаиваем очередь – не слишком длинную, но на жаре это конкретная жесть. Офицер проверяет мои документы, документы на супругу. Телохранитель сам подает карточку, выданную полицией. Лицо его бесстрастно, как у индейского вождя. Просит поставить багаж на столик, проводит вокруг него ручным сканером. Выключенным.

Аллах Акбар.

– Проходите. Счастливого пути…

Вот тут все так и идет…

Внутри архитектура вокзала чем-то напоминает московские аналоги с их высоченными потолками – наверное, наши строители строили, хотя и не знаю точно. Народу прилично, работают на всю мощь кондиционеры. Потому все и предпочитают ждать поезд здесь, с удобствами. Несколько униформированных постов мухоморов, и еще больше – скрытых, наблюдают за порядком и общей безопасностью. Вокзалы, как и аэропорты, – объекты повышенной опасности, прикрывают их серьезно…

Каждый из нас знает, что делать. Не раз здесь работали.

– Я в туалет…

Я убеждаюсь, что Джамиля остается рядом с чемоданами, и протискиваюсь к кассам, осматриваясь по сторонам.

Билетов конечно же нет. Но мне они и не нужны, мы не отъезжаем, мы – встречаем…

Чего же мы тут делаем. О’кей, расскажу. Хоть это и совсекретно, но, судя по табло со временем прибытия поезда через сорок одну минуту, секретность не будет иметь никакого значения.

Началось все с того, что год назад во время блестящей спецоперации в суннитском районе Багдада разгромили исламский комитет, ликвидировали военного амира Аль-Каиды в Ираке и прихватили кое-какую информацию. Сразу же после операции захвата, ради обеспечения секретности выполнявшейся русскими и потому ставшей для местных джихадистов полной неожиданностью, специальная полиция, отряды Мухабаррата, обрушились на город, реализуя «по горячему» полученную информацию. Так взяли еще человек триста – кого ни за что, кого за что, а кого – очень даже за что. Фильтры тогда два дня без передыху работали, устанавливая людей.

В числе прочих попался один упырек из идейных. Инфа на него была, хотя и староватая. Суннит по вероисповеданию, ребенком он воевал против американцев. Потом американцы ушли, сражаться стало не с кем – бедствовал, перебивался поденщиком. Потом не было ни гроша, да вдруг алтын. В Сирии началась гражданская война, иракских ваххабитов там полно было, особенно поначалу – он пошел туда, встал на джихад. Умудрился не погибнуть. Как вахов погромили, отступил в Иорданию, там были лагеря подготовки. В Иордании полно палестинских лагерей – а теперь подавай еще и ваххабитские. Потом король Абдалла Второй решил, что с него достаточно, и после нескольких инцидентов со стрельбой приказал вахам убираться. Упырек помотался по странам Магриба, был к чему-то причастен в Сирии. Потом вернулся на родину, зажил вроде честно и порядочно. Но при этом его имя оказалось в списках джамаата, которые удалось перехватить. А в Абу-Грейбе он встретил рафика Рашида, тогда еще старшего майора. И рафик Рашид сильно тому обрадовался, потому что он воевал в Сирии на стороне правительственных войск Асада и опознал того упырька. Его, естественно, сильно избили и бросили в Абу-Грейб, где начали требовать показания о том, как он Родину продавал. Для стимула периодически пытали утоплением – как американцы научили. Но урод был идейным и гордо молчал. А если что и говорил, так сплошную нецензурщину. Рафику Рашиду это надоело, и он попросил меня оказать практическую помощь службам безопасности. Потому что чуял – за этим скотом что-то есть – и отпускать не хотел.

Ну, приехали мы в Абу-Грейб, я присел напротив этого ваххабитского упырька и в полчаса объяснил ему политику партии и правительства. Что хорошо не будет, а будет очень хреново. Если он прямо сейчас не расколется – я его бить не буду. А тупо выпущу. После чего реализую ту оперативную инфу, которая у меня имеется, – оптом. И у местного ваххабитского подполья закономерно возникнет предположение, что их кто-то сдал. Кто? Догадайтесь с первого раза. А нравы здесь суровые, за предательство могут всю семью вырезать.

Вариант второй – ты, родное сердце, пишешь мне чистосердечное признание обо всех совершенных тобою злодеяниях и расписку в том, что больше такого не будешь делать. При этом будешь своевременно информировать меня, если кто паче чаяния чего недоброго задумает. А чтобы убедительнее было – мы еще с тобой и постолуемся под водочку да на камеру. После чего я перевожу тебя на обычный строгий режим и допускаю к тебе родных, чтобы ты смог их попросить собрать деньги на взятку. Соберут они деньги – выйдешь на свободу с нечистой совестью. И с памятью о расписочке, мне в приступе раскаяния данной. Которую я, несомненно, пущу в ход, если ты, козлина, меня бортануть задумаешь. Ну, чего? Хоп?[2]

Упырек два дня играл в Зою Космодемьянскую на допросе, а потом бросил это дело и деятельно раскаялся. Написал на несколько страниц чистосердечное признание. Оказалось, что он, помимо Сирии, отметился в Тунисе, в Мали, в Ливии, а здесь был кем-то вроде спящего агента. Спящего весьма относительно – Аль-Каида вести агентурную работу умела очень хреново. Спящего агента надо вообще отключать от Сети, уничтожать почти всю инфу на него, а ему просто велели сидеть, не высовываясь, но иногда использовали в качестве передаточного звена. На этом-то он и прокололся – хоть и курьер, а все равно в Абу-Грейб замели. Еще он слил немало инфы на тех, кого видел и знал по своим долгим скитаниям по пути Аллаха в самых разных странах. Получилась довольно толстая стопка листов, которую мы размножили, но не ввели в компьютер – американцы сильно навострились перехватывать компьютерные данные, а вот досье из картотеки не прочтешь со спутника никак. Дальше мы посидели с задержанным за столом, сфотографировались a trios[3] – если меня местные джихадисты еще не слишком знают, то рафик Рашид еще с сирийских времен приговорен к смерти исламской шурой. После чего я, как и обещал, устроил перевод задержанного на строгий режим, разрешил посещения и посоветовал, что если он хочет быть нам полезным, то после освобождения должен явиться к тому, кто амиром будет, и сказать, что хочешь отомстить за то, что тебя пытали в тюрьме. Кипит мой разум возмущенный и все такое. И, естественно, не забывать о нас и наших теплых и дружеских отношениях.