Сергей Самаров - Кодекс разведчика Страница 2

Теперь первый этаж остался и подвал. Пора туда…

А менту «лежачим полицейским» быть не понравилось. Он уже сел и даже передвинулся ближе к лестнице. Метров пять одолел. И рану носовым платком прижимает. Платок мятый и грязный. Но это его проблемы. Лучше бы, конечно, не ползал, так кровь быстрее остановится. Но он ползет… На первый этаж спуститься желает…

– Как твое драгоценное самочувствие? – поинтересовался я.

Материться его, как я сразу понял, долго и хорошо учили, и он не в двоечниках ходил. Выучили все-таки, хотя для полноценного эффекта у него сейчас голоса не хватает. А без соответствующего голоса мат колорит теряет и превращается в банальную кухонную ругань…

– Ты не переживай… Может быть, и выживешь, к сожалению…

– Знаешь, сука, что делают с такими… – прошипел он.

А изо рта выдавливается кровавая пена. Похоже, я ему легкие или бронхи все-таки прострелил. Дыхание кровавое… Но это тоже несмертельно.

– Я бы на твоем месте поинтересовался, что с такими, как ты, делают…

– Попадешься – двух допросов не переживешь…

– Отставить разговоры в строю, товарищ подполковник… – порекомендовал я. – И сидел бы ты лучше на месте… Так кровь быстрее остановится… Послушай совета опытного человека… Приедут и помогут… А сам не суетись под клиентом…

– Откуда ты взялся?.. – спросил он.

А мент, похоже, до сих пор не сообразил, с кем дело имеет. Может, это и к лучшему…

– Твой дом? – вводя его в дополнительное заблуждение, спросил я.

Он опять начал длинно, но не слишком красиво материться. Это слушать неинтересно…

– Ладно, отдыхай, поганый…

Я стал по лестнице спускаться, чтобы не тратить время на напрасное пререкание. Все равно он мне ничего дельного не скажет.

Дальнейший осмотр дома тоже кое-что дал. Первый этаж, к сожалению, окрыляющих надежд не оправдал, но на подвал надежды были более отрадные, и не напрасно, как оказалось. В одной из комнат, где вдоль всех стен аккуратные полки были пристроены, нашелся рожок от автомата. Полный патронов. Интересно то, что патроны от «АК-47», то есть калибра 7,62. Такие автоматы, как и патроны, с вооружения сняты. Три комнаты в подвале оказались забранными металлическими дверями с внутренними замками, и открыть их, за отсутствием инструмента, я не мог, хотя любопытство, признаюсь, мучило. Ладно, откроют другие, кому полагается…

Теперь можно звонить… Я глянул на часы. Половина шестого утра. Пора просыпаться, гражданин следователь, не то ваш поганый совсем кровью изойдет. Не моя в этом вина, он матерится, а при этом давление повышается… И кровотечение усиливается…

Номер я набрал, естественно, с трубки мента. Ни к чему пока «засвечивать» собственный номер и тратить собственные деньги, не зная даже, сумеешь ли когда-то в ближайшее время пополнить их. Длинные гудки длились долго. Наконец ответил очень сонный голос.

– Слушаю…

– Максим Юрьевич? – на всякий случай спросил я, потому что голос сразу не узнал. Голос сонного человека всегда отличается от голоса человека в нормальном состоянии.

Он прокашлялся.

– Да-да, я слушаю…

Вот теперь узнал, это он, и с номером меня не обманули.

– Иван Сергеевич вас беспокоит…

Пауза выражала и удивление, и негодование. Похоже, Максим Юрьевич так зубы от злости стиснул, что с трудом разжал их.

– Где вы? – спросил он.

– Хочу предложить вам найти общий язык… Вы мне верить не хотите, но это естественно, и я не в претензии. Тем не менее я хочу поработать на вас. Согласен даже не на полставки, а просто внештатным сотрудником. Полставки можете взять себе…

Он опять долго молчал. Наконец ответил сурово, будто дворовый пес вороне, которая у него сосиску украла:

– Я предлагаю вам просто приехать напрямую ко мне в прокуратуру и написать явку с повинной… Иначе у нас с вами разговора не получится…

Интересно, оскалился он, как пес, после этих слов?..

– У нас с вами не получится разговора на ваших условиях… Выслушайте сначала мои, потом будете свои предложения высказывать… Вы мне показались с первой встречи человеком умным и рассудительным. Постарайтесь меня не разочаровать, иначе у вас будет только очередной «висяк»… Поймать меня вы все равно не в состоянии…

– Всем преступникам так кажется… Я от многих слышал подобное, от опытных преступников, не одну «ходку» имевших, но ни один, слышите, ни один из них избежать наказания не сумел…

– Это потому, что они преступники, а я – нет. По крайней мере для вас и для закона – нет. Ваше дело верить мне или не верить. Но поверить придется, потому что я намерен доказать вам свою правоту. Обратитесь за консультацией в диверсионное управление ГРУ. Там вам объяснят все наглядно, хотя, думаю, и без примеров, которые способны были бы вас впечатлить, и сообщат мою деловую репутацию. Тогда вы поймете, что я вам не по зубам… Вместо противостояния я предлагаю вам, как уже сказал, сотрудничество, чтобы совместными усилиями найти настоящих преступников…

Я не хвастался. Я искал наиболее скромные аргументы, способные убедить следака. Не рассказывать же ему эпизоды из своей биографии, как, например, я командовал группой, которая по своему усмотрению сменила короля в одном африканском королевстве. А это, может быть, еще достаточно незначительная характеристика. Но убедить его как-то надо…

– Хотя бы тот факт, что я сумел найти номер вашего мобильника, вам уже многое может сказать. И знаю также ваш домашний номер и ваш адрес, то есть все данные, которые закрыты для простых смертных… Я не простой уголовник, я вообще не уголовник, я прекрасно подготовленный за счет государства диверсант, подполковник спецназа ГРУ… Государство умеет готовить высококлассных специалистов и здесь не бросает деньги на ветер. Хотя бы в нашей сфере деятельности, уверяю вас, высококлассные специалисты не вымерли с развалом СССР…

Он помолчал. Долго молчал. Осмысливал. Характеристику на меня, думаю, они уже запросили. И Максим Юрьевич, старший следователь областной прокуратуры по особо важным делам, человек, несомненно, вдумчивый и не глупый, понял уже, что с таким подозреваемым лучше дружить. Но дружить ему запрещает долг следака и внутренняя гордость человека, которого, так ему, наверное, кажется, обманули. Внутри что-то артачится, на дыбы встает… Но он решится. У него нет выбора, и он это понимает…

– Говорите… Ничего обещать не могу, могу только выслушать вас и ваши предложения…

МАКСИМ ЮРЬЕВИЧ ШТОРМ,

старший следователь по особо важным делам

Я приехал домой уже в половине второго ночи, со слипающимися от усталости глазами, звонить в дверь, естественно, сразу не стал, хотя знал, что у нас что-то не в порядке с дверным замком. Тем не менее замок усилиям поддался легко – даже когда глаза почти не видели, что я делаю, за что я остался ему благодарен. И я благополучно вошел в темную прихожую. Люся, жена, уже, слава богу, спала и, похоже, не ждала меня сегодня. И хорошо, не надо в очередной раз оправдываться… Тем более что сегодня оправдываться, когда ни в чем не виноват, особенно неприятно. Задержался я вовсе не у Светланки, как она, наверное, опять думает, а только потому, что опрашивал в госпитале тех трех олухов, что упустили подозреваемого. Прямо в ординаторской опрашивал, презрев мнение врача о необходимости отдыха для побитых и подбитых караульных…

Естественно, задержался надолго… И в госпитале не стремился соблюдать тишину и оберегать покой больничных палат. А вот дома ступал тихо, как качественный вор. На кухню не заглядывал, хотя сегодня обедать мне было некогда. И даже чай пить не стал вопреки своей старой привычке перед сном выпивать чашку слабенького чая. Раздевшись в большой комнате, чтобы не греметь рядом с кроватью пряжкой ремня, прошел в спальню и молча, аккуратно лег, стараясь не разбудить Люсю, если она спала… Хотя скорее всего она не спала, а просто к стене отвернулась, не желая разговаривать и постепенно нагреваясь, чтобы к утру закипеть, как самовар. Такое у нас порой бывает… Разговаривать она точно захочет только завтра, когда я уже буду опаздывать на службу… Никак не раньше, потому что раньше она будет только закипать… С одной стороны, это хорошо, потому что я слишком устал. С другой, не слишком хорошо, потому что опаздывать на службу я не люблю в силу любви к аккуратности.

Бессонницей, признаюсь, никогда в жизни не страдал и рассмеялся бы в лицо тому, кто мог сказать мне, что я буду страдать этим… Более того, я всегда страдал, мягко говоря, некоторой склонностью к сонливости, которую постоянно и успешно перебарывал. Но в этот раз уснуть я не мог долго. Все что-то вертелось в голове такое, что вроде бы должно натолкнуть меня на единственно правильную мысль, однако уловить эту деталь, этот нонсенс или что там еще может быть подобное, никак не мог. Не получалось… Знаю, конечно, что, когда стараешься мысль в ворохе других мыслей выловить, это ни за что не удастся. Надо просто мысли отпустить, и нужная сама в голову придет и займет свое место именно на той полочке, где ей и положено храниться. Но отпустить мысли никак не получалось. Наверное, общее возбуждение нервной системы сказывалось.