Сергей Самаров - Кроме нас – никто Страница 2

– Все спокойно? – спросил майор старшего лейтенанта Семарглова, который на этот раз не курил, и даже запаха сигаретного дыма в окопе не чувствовалось – внял, кажется, уговорам.

– Опять не пришли… – посетовал старший лейтенант.

– Продолжать наблюдение. Появятся… Обязательно появятся… – Майор собрался покинуть окоп и шагнуть на тропу, но, ухватившись рукой за каменный бруствер, остановился и обернулся. – Курить хочется… – скорее утвердительно, чем вопросительно, сказал старшему лейтенанту.

– Хочется, – обреченно сознался тот. – Аж в горле, товарищ майор, все дерет, до кашля…

– Бросай…

– Много раз пробовал. Не получается… Говорят, бросить курить в десять раз труднее, чем бросить пить…

Майор положил руку старшему лейтенанту на плечо. Прямо и жестко в глаза посмотрел:

– Ты бросил курить. Это я тебе обещаю. Больше, Василий Иванович, никогда не захочешь… Запомни…

– Я запомню, товарищ майор…

Солоухин опять собрался уходить, но снова остановился.

– Скажи-ка, старлей, а тебя давно по имени-отчеству начали звать?

– Со школы… Тогда анекдоты про Василия Ивановича в моде были. Я сначала даже обижался, потом привык…

– Я так и думал, что с детства…

Майор просто развернулся, выпрыгнул из укрытия и пошел. И опять его мягкой поступи было совсем не слышно…

Три дня назад майора Солоухина вызвали в штаб. Обычный вызов, какой всякий раз бывает перед новым заданием, и даже торопливость косолапящего вестового ничего экстраординарного не предвещала. Майор пошел. В штабе как раз не оказалось электричества, где-то то ли оборвали провода, то ли взорвали опору на линии электропередачи – привычное дело, и потому весь свет в большой комнате оперативного отдела шел только от слабой лампочки, питаемой дизелем, установленным в кузове грузовика, поставленного под окнами. Лампочку повесили над широким и длинным специальным столом с оперативными картами. Освещение такое, что стен не видно, зато с картой, если зрение напрячь, вполне можно пообщаться…

– Вот и наш майор пожаловал… Подходи ближе. – Едва майор открыл дверь, бритоголовый полковник Раух, начальник оперативного отдела, подозвал Солоухина ближе и ткнул пальцем в карту. При этом сам наклонился, и голова его заблестела даже при слабом свете лампочки. С такой аккуратной лысиной самому можно вместо лампочки помещение освещать. Полковник до этого не додумался…

Полумрак не помешал майору разобрать, куда указывает полковник; узнав точку на карте, недобро усмехнулся. Воспоминания добротой совсем не пахли…

– Ага… Знакомое место. Мы там в прошлом месяце, помнится, были… Тропы перекрыли и наводку «шмелям» дали… Склад оружия разбомбили и двадцать шесть «духов» положили, когда они мимо нас в откат пошли… А потом к ним неожиданно подмога подошла, мы еле-еле бегом оторвались, чтоб «хвост» на вертолетную площадку не притащить… Под огнем взлетали…

– Я тоже помню, – кивнул Раух. – Потому тебя и выбрали, что хорошо место знаешь. Сейчас задача проще, но – учти! – ответственнее… Вот, наш афганский коллега подскажет… Капитан Латиф… Ты где?

Из темноты от стены выступил высокий стройный афганец в простеганном ватном халате, наброшенном по прохладному вечернему времени прямо на темно-зеленую армейскую форму. Лицо показалось знакомым, но здесь побывало столько офицеров афганской армии, что все они теперь кажутся знакомыми, даже те, с кем в первый раз встречаешься. По-русски начал говорить чисто, почти без акцента, но тихо, как обычно говорят люди, долго жившие или учившиеся в Советском Союзе, говорить научившиеся, но все равно не уверенные в правильности своей речи:

– Уничтоженный склад оружия – это очень хорошо, и мне рассказывали, как вы с делом справились. Сейчас задача – уничтожить только одного человека, которого везут в этот кишлак… – голос, это произносящий, слегка подрагивал то ли от простуды, то ли еще от чего. – Уничтожить, в кишлак не допустив, чтобы он не получил поддержки…

Майор на подрагивание голоса внимание обратил сразу и посмотрел на афганского капитана внимательнее.

– Новый полевой командир?

– Нет… Просто имам… Священнослужитель…

– Захватить или уничтожить? – сразу пожелал уточнить Солоухин, мрачным голосом и сведенными на переносице бровями показывая, что видит разницу между двумя вариантами выполнения задания и один из вариантов ему откровенно не по нраву. Не по нраву своей жестокой конкретностью, хотя, казалось бы, именно конкретность должна быть больше по душе всякому армейскому офицеру.

– Только уничтожить… – капитан Латиф постарался быть предельно конкретным, пытаясь совладать со своим неуверенным голосом, но это у него получалось плохо. – Только… Захват этого человека в плен может иметь непредсказуемые последствия в любом населенном пункте страны, вплоть до столицы. Вам, русским, этого не понять…

– Товарищ полковник, – Солоухин сдержанно кивнул на полковника Рауха, – по национальности немец. Может, он поймет. Немцы понятливые…

Капитан не понял по интонации, что над ним горько насмехаются.

– Нет… И немцу тоже этого не понять… Ни европейцу, ни американцу… Это может понять только восточный человек…

– Что вам или нам сделал этот имам? – со своим командованием Солоухин, естественно, не посмел бы так разговаривать. Он всегда был хорошим служакой и дисциплинированным офицером и прекрасно сознавал, что такое приказ. И потому, получив приказ, вопросов не задавал. Когда же установку на операцию давал афганец, к тому же званием ниже его, майор мог себе это позволить и мог даже неодобрение показать.

– Он делает очень много и вам, и нам. Он благословляет душманов на продолжение войны. И его благословения значат больше, чем длительная агитационная кампания правительства… Голос слишком авторитетный, чтобы с ним не считаться…

– Ну и что? Мало ли на свете имамов, которые благословляют эту войну. С той и с другой стороны…

– Дело в том, что он, – Латиф на несколько секунд задумался, прежде чем продолжить, и продолжил с натугой, словно пересиливая себя, – считается у нас живым святым…

– Еще не легче! А из нас пытаются сделать «понтиев пилатов»…

Латиф не понял фразу и продолжил объяснять:

– Слова имама Мураки слушаются все полевые командиры. Если он скажет, что какой-то командир действует не по воле Аллаха, этого командира застрелят его же охранники. Сразу и без раздумий… ХАД[1] очень долго искал следы Мураки. И нашел, наконец… Имам жил в пещерах на границе с Пакистаном. В провинции Кунар… Там пуштуны близко никого не подпускали… Они бы сами умерли, но не дали никому прикоснуться к имаму…

– Что-то я про него слышал, – майор Солоухин попытался вспомнить. – Кажется, он очень старый… Так?

– По каким-то источникам имаму Мураки около ста семидесяти лет, хотя в официальной справке обозначен возраст около ста лет. Без уточнения… Когда человек родился и вырос в горах, далеко от городов, точный возраст узнать трудно. Но есть и легенды, которые говорят, что ему далеко за двести, а легенды всегда более живучи, чем официальные документы. И это придает имаму больше авторитета. У нас уважают тех, кто пережил обычную старость…

– Хорошенькое дельце… И вы хотите нас заставить убить такого старика… Однако почему бы вашим не попробовать это сделать самим?

– Не получится! Афганцы не пойдут на это… – откровенно сознался капитан Латиф. – Они все считают Мураки святым, даже атеисты…

– Это как? – не понял полковник Раух.

– В Аллаха не верят, а в Мураки верят… Он лечит одним прикосновением. К нему лечиться ездил сам Тараки.[2] И еще много чего… Имам кормит голодных. Он из пустой руки высыпает горсть риса, и из этого риса можно сварить большой казан плова на всю деревню… Он делает много чудес. Или просто люди рассказывают о чудесах, которые он делает… Так бывает чаще… Но слухам верят. И потому его слову подчиняется каждый афганец…

– И зачем же его убивать? – Солоухин, пока приказ не прозвучал, пытался по возможности уйти от этого задания. – С ним пробовали договориться?

– К нему подступиться невозможно…

– Ладно, отставить пустые разговоры, – наконец сказал полковник Раух, и Солоухин понял, что все его отговорки во внимание приниматься не будут. – Получен приказ, и его следует выполнять. Капитан Латиф будет прикомандирован к твоей, майор, группе. Приказ, кстати, обсуждался «наверху», с афганской и с советской стороны, и не нам решать, что следует делать со стариком… Сколько людей возмешь?

– Сколько людей сопровождает имама?

– Он едет с обычным караваном, – сообщил капитан. – С ним только личные охранники, выделенные пуштунами. Плюс к этому охрана каравана. Но мы даже не знаем ее численность. Вам лучше знать, сколько бывает обычно. Вы же специализируетесь по караванам…[3]