Дмитрий Черкасов - Демократы и капуста (Главы из романа) Страница 2

При этом Виктор остался с начальником службы безопасности в чудных отношениях, отдавая должное его высочайшему профессионализму и исключительной порядочности.

Естественно, при необходимости Синицын мог вызвать к себе хоть весь состав дежурной смены, сформированный Александром Борисовичем из бывших бойцов спецназа ФСБ, каждый из которых стоил роты милиционеров-автоматчиков. Но сфера деятельности «ККК», к счастью, не включала в себя силовые разборки с конкурентами или участие сотрудников в откровенном криминале, так что пользоваться услугами профессиональных штурмовиков не приходилось…

— Слушай… — Коллега Виктора из отдела консультаций по патентным вопросам, с которым тот уже полчаса трепался на самые различные темы, немного понизил голос. — Как ты думаешь, какая позиция в сексе самая лучшая?

— Ну ты выбрал, у кого спросить! — удивился Синицын.

— Да нет, я так…

— Это смотря для чего, — логически рассудил ведущий специалист «ККК».

— В общем… — смутился коллега.

— Ты женился неделю назад, — наставительно изрек Виктор.

— Так я только в этом смысле, — покраснел собеседник. — Я жене изменять не собираюсь.

— Уже легче, — похвалил Синицын. — И что?

— Вот и думаю…

— Ага. — Виктор задумчиво посмотрел на светильник за две тысячи семьсот долларов, висящий у двери в компьютерный зал. В стоимость прибора о трех лампах входила также замаскированная цифровая видеокамера. — Тогда лучше всего миссионерская позиция…

— Это как? — заинтересовался неискушенный в плотских утехах двадцатилетний коллега.

— Ты где живешь?

— А это важно?

— Конечно.

— В Озерках.

— Тогда слушай. — Синицын напустил на себя серьезный вид. — Супруга лежит на кровати в гостиной, на спине, расслабленно, ноги слегка согнуты в коленях, руки раскинуты, прикрыв глаза и откинув волосы назад. Обязательны мягкий матрац и легкое, почти невесомое одеяло из верблюжьей шерсти. Чуть приоткрыто окно, чтобы впустить в комнату свежий воздух, ветерок колышет занавеску, горят две свечи, отражаясь в поставленном у изголовья кровати зеркале, играет тихая музыка…

— А я? — завороженно спросил коллега.

— А ты — на Таити. Типа, миссионер. — Виктор захохотал, хлопнул открывшего рот собеседника по плечу и встал. — Ладно, молодожен, топай работать. А то тебя из-за меня еще премии лишат…

Руководитель питерского отделения церкви сайентологии Вениамин Кисловский быстро пробежал глазами текст финансового отчета за первую половину девяносто восьмого года, отметил остро отточенным карандашом два пункта, касавшихся работы его отделения по направлениям вербовки соратников на предприятиях оборонной промышленности, и вернул бумаги помощнику.

С тех самых пор, как за весьма небольшие, по западным меркам, деньги тогдашний мэр Санкт-Петербурга Анатолий Александрович Стульчак разрешил деятельность сектантов в северной столице и за бесценок передал им несколько объектов из городской собственности, жизнь Кисловского улучшилась кардинальным образом. Завербованный британцами еще в самом начале восьмидесятых годов, бывший инженер вагоностроительного завода имени Егорова обзавелся собственным домом поблизости от правительственной резиденции на Каменном острове, тремя «мерседесами», развелся с опостылевшей женой и мог со спокойной душой отдыхать в обществе двенадцати-тринадцати-летних «лолиток», к которым у Венечки всегда была тайная страсть.

Разумеется, все это благополучие зависело от работы на секту, интересы которой простирались далеко за пределы указанных в официальных буклетах задач.

Американские руководители сайентологического движения, пожилые вальяжные дядьки с усталыми глазами кадровых разведчиков, иногда заезжавшие в Россию, сквозь пальцы смотрели на то, что Венечка и ему подобные «прокураторы» на местах хапали из взносов послушников и пускали эти деньги на собственные нужды. Целью стоявших за сектой заместителя директора ЦРУ по разведке, главы АНБ[9] и первого помощника руководителя английской МИ-5 являлись отнюдь не получение материальных средств, а совершенно откровенный шпионаж и подрывная деятельность на территории самой большой и самой невезучей страны в мире.

Псевдорелигия использовалась лишь в качестве удобного прикрытия.

Любой наезд со стороны контрразведывательных или налоговых органов России можно было объявить провокацией со стороны «ортодоксов» и «мракобесов» из традиционных конфессий, опасающихся того, что часть их паствы уйдет в лоно «прогрессивной церкви». Причем здесь уже становилось неважно, какую из религий поливать грязью — православие, ислам, католичество, буддизм или языческие верования северных народов.

Сайентологов не любили все, о чем общественность прекрасно знала…

Кисловский вспомнил те замечательные времена, когда питерским мэром был душка Стульчак, и вздохнул.

С пришедшим ему на смену городским головой у сайентологов не заладилось. Губернатор не желал потворствовать сектантам и дистанцировался от любых нетрадиционных религиозных объединений. Правда, на счастье Венечки и остальных руководителей «церквей нового типа» вроде Храма Солнца или иеговистов, которым Стульчак в последний день своего нахождения в должности подписал-таки акт передачи в пользование огромного особняка недалеко от Невского проспекта, нынешний председатель правительства Санкт-Петербурга не пытался силовым способом отобрать назад объекты городской собственности.

Вениамин покрутил в пальцах карандаш и в очередной раз подумал о том, как все промахнулись, когда посчитали вышедшего на выборы заместителя Стульчака непроходной фигурой. С ним, конечно, боролись, но совсем не так, как следовало бы.

Больше формально, чем по-настоящему, с применением жестких технологий. А под конец, когда до дня выборов осталось три недели и когда рейтинги вдруг показали полный провал «болтуна Толика» и его демократической команды, спохватились.

Но было уже поздно.

Стульчак, конечно, верещал о «коммунистическом реванше», его истеричные сторонники устраивали малолюдные пикеты, супруга мэра мадам Парусова, сияя розовым тюрбаном, прыгала из одной публицистической передачи в другую, потрясала стопкой лежалых квитанций об оплате коммунальных услуг и утверждала, что это компромат на политического противника ее мужа, на время сплотившиеся демократы во главе с Галиной Васильевной Молодухо и бывшими «диссидентами» Рыбаковским и Щекотихиным закатывали скандалы на заседаниях Государственной Думы, однако тщетно.

Большинство горожан, уставших от патетики и бессвязных речей Стульчака, проголосовали за его противника.

Экс-мэр поерепенился, неубедительно изобразил парочку сердечных приступов, залегендировав их беспокойством за дальнейшую судьбу Северной Пальмиры, оставленной на «растерзание» нынешнему губернатору, и срочно отбыл в Париж, спасаясь от дознавателей из РУБО-ПиКа[10] и сотрудников Следственного управления ГУВД, внезапно проявивших интерес к доходам семейства Стульчаков за время пребывания Анатолия Александровича в должности главы города.

С отъездом основного фигуранта двух десятков уголовных дел о коррупции следствие забуксовало, и именно это спасло питерских сайентологов от визита нелюбезных налоговых инспекторов в сопровождении бойцов отдела физической защиты и злых рубоповцев. Ибо бегство Стульчака и уничтожение части документов оставшимися в мэрии его бывшими соратниками обрубило те концы, что выводили на Кисловского и компанию.

Вениамин провел ладонью по гладко выбритому подбородку, сверился с ежедневником и нажал на кнопку вызова секретаря, чтобы та пригласила к нему томящегося в приемной председателя районного жилищного комитета.

— Витя, — в кабинет Синицына заглянула секретарь коммерческого директора «ККК», — ты чего трубку не снимаешь? Там тебя какой-то Воробьев из губернатория добивается…

— А меня не было. — Виктор только что вернулся из серверной, где обсуждал с компьютерщиками методы «разгона» процессоров. К тому же в экранированном помещении машинного зала не работала мобильная связь. — Он давно звонил?

— Первый раз — полчаса назад, второй — только что…

— Сказал, куда перезвонить? — Синицын снял телефонную трубку.

— Он дома.

— Хорошо. Спасибо, Верочка.

Виктор набрал номер домашнего телефона юриста пресс-службы правительства города Андрея Валерьевича Воробьева.

Через две минуты Синицын вышел из кабинета, предупредил охрану, что вернется после обеда, сел в «субару» и отправился навестить своего старого приятеля, слегка перетрудившегося накануне в тренажерном зале и потому устроившего себе выходной.

— Штанга птицам не игрушка, — наставительно произнес Синицын, глядя, как Воробьев мучается с приготовлением кофе, едва ворочая непослушной левой рукой.