Джордж Бейкер - Тюряга Страница 2

   — Не смей смотреть мне в лицо! — закричало чудовище, загораживаясь огромной лапой. Но Фрэнк все же увидел, это было лицо...

   Сигнал подъема уже прозвучал, Фрэнк открыл глаза, просыпаясь на этот раз уже окончательно. За решеткой окна голубело небо и солнечный луч скользил вдоль стены. Из соседних камер доносились голоса перешучивающихся зэков. Снизу от двери в блок раздалось несколько отрывистых команд. Фрэнк узнал голос старшего надзирателя Уоллеса. «Значит, сегодня понедельник», — подумал Леоне, откидывая одеяло. Но тягостное ощущение кошмара вдруг снова охватило его, хотя он был уже здесь, в своей камере, реальность которой не оставляла никаких сомнений. «Чье, чье же это все-таки было лицо?» — мучительно пытался вспомнить Леоне.

   Тюрьма «Рэдстоун», где отбывал свой срок Фрэнк, отличалась своей либеральностью. Здесь делали ставку на гуманность отношения к заключенным. Во всем, начиная с интерьера камер, формы одежды осужденных и кончая меню, которое предлагалось в столовой, чувствовались доброжелательность и сострадание. Конечно, и здесь были решетки и стальные двери, вооруженная охрана и сигнализация, видеосистема, позволяющая контролировать коридоры, и другие аксессуары, без которых немыслимо подобное заведение, но по сравнению с другими тюрьмами «Рэдстоун», пожалуй, больше походила на пансионат. Камера Фрэнка Леоне находилась во втором ярусе на солнечной стороне. Здесь было и кресло и письменный стол, книжные полки и цветной телевизор, свой холодильник и магнитофон. Стены своего жилища Леоне заботливо украсил репродукциями с картин любимых художников, фотографиями своих близких, а также плакатами с изображениями рок-звезд, спортивных автомобилей и мотоциклов. Конечно, здесь были и звезды спорта — Брюс Ли, Гуллит, Марадонна... но самой любимой было фотография Розмари. Фото висело отдельно рядом с изголовьем кушетки, на которой он спал. Бывали дни, когда Фрэнк мог лежать часами, разглядывая фотографию девушки. Светлые, чуть-чуть рыжеватые волосы, веселая, детская улыбка и соблазнительные искорки в глазах. Фрэнк познакомился с Розмари всего за месяц до того трагического события, которое послужило причиной его заключения.

   —Поторапливайся, Леоне, — раздался голос надзирателя Уоллеса. Уоллес бренчал ключами, открывая дверь камеры. — Тебя вызывают к начальнику тюрьмы.

   «Может быть, это было его лицо? — подумал Фрэнк, глядя на упитанную физиономию Уоллеса, — Да нет, конечно не его. С Уоллесом у меня никогда не было никаких конфликтов »

Он быстро оделся и вышел на площадку.

   — А что за дело? — спросил он Уоллеса. — Я же могу опоздать на завтрак.

   — Не беспокойся, — как-то странно посмотрел на него Уоллес. — Завтрак, быть может, тебе и не понадобится.

   Фрэнк снова вспомнил обрывки ночного кошмара и инстинктивно посмотрел на свои ноги.

   — Привет, Фрэнк, — хлопнул его по плечу проходящий мимо Джоуд из сто тридцать пятой. — Что это ты так смотришь, как будто под тобой ничего нет.

   «Тьфу, черт!» — подумал Леоне, неохотно отвечая кивком головы на приветствие Джоуда.

   — Похоже^ тебя куда-то вызывают? — засмеялся Джоуд. — Ладно, не хмурься, наряд вне очереди не самое плохое, что может случиться на белом свете. Я застолблю тебе местечко в столовой.

   — Он сам себе застолбит, — усмехнулся Уоллес, поигрывая ключами.

   Мимо них прошло еще несколько парней, все они приветливо поздоровались с Леоне. Но чувство тревоги не покидало его и он отвечал на их приветствия довольно сдержанно.

   — Что это с ним? — спросил один из них Джоуда.

   — Да мало ли что, — ответил ему Джоуд.

   С бьющимся сердцем Леоне переступил, порог кабинета начальника тюрьмы.

   — Здравствуй, Леоне, — сказал ему тот, поднимаясь навстречу и протягивая руку. — Сегодня, пожалуй, я особенно порадую тебя. За примерное поведение тебе разрешено увольнение в город на десять часов. Ведь ты же давно просил об этом? Повидать мать, да и еще, наверное, кое-кого, а? — начальник улыбнулся.

Фрэнк стоял, не зная от удивления, что и ответить.

   — Спасибо, — сказал наконец он. Уоллес и начальник рассмеялись.

   «Да нет, это тоже вроде не то лицо», — подумал Фрэнк, глядя, как добродушно смеется начальник.

   — Ведь ты же не убежишь? — спросил начальник сквозь смех.

   — Конечно, нет, — улыбнулся Леоне. — Ведь вы же все равно поймаете.

   — Ладно, — сказал начальник. — Чтобы ровно в семь ты был здесь. Иди. Твои вещи внизу на выходе из блока у сержанта Уинфилда. Уоллес проводит тебя.

   — Здорово я тебя напугал, — по-приятельски сказал ему Уоллес, когда они вышли из кабинета. — Ты небось думал, что тебя поведут на расстрел, а, признавайся? У тебя было такое лицо.

   — Какое такое? — спросил Леоне.

   — Как будто тебя накануне ошпарили кипятком. — Уоллес опять засмеялся и похлопал Фрэнка по плечу. Леоне засмеялся тоже, словно отбрасывая в сторону дурные мысли.

   Солнце и снег ослепили его, когда он вышел за ворота «Рэдстоуна». Было тепло, и он решил не надевать вязаную шапочку. «Скоро уже весна, — подумал Фрэнк. — А в конце лета я покину вас окончательно. И тогда — новая жизнь».

   Он решил сразу поехать в пригород к матери, а позвонить Розмари. «Надо еще не забыть про гараж, — думал Фрэнк. — Как там ребята управляются без меня? Старый «Плимут», наверное, так и не трогали, там же надо перебирать движок».

   Мать была рада увидеть сына, но в доме Фрэнк задержался не надолго. За завтраком мать, конечно же, вспомнила отца. Его фотография, сделанная за год до смерти, висела в столовой.

   — Ты дорого заплатил, чтобы увидеть его в последний раз, — сказала она.

   — Я ни о чем не жалею, мама, и сделал бы ради этого снова все. Ты знаешь, что значил для меня мой отец, — сказал Фрэнк, уткнувшись в тарелку. Он не хотел, чтобы мать видела навертывающуюся слезу.

   — Да, — вздохнула она. — Через неделю будет пять лет, как он умер. Вся школа была на его похоронах. Ну, — она переменила тон, — Розмари звонила сегодня утром. Ведь это она добивалась для тебя увольнения. Я думаю, тебе надо провести все это время с ней. Конечно, мне жаль отпускать тебя, — она снова вздохнула. — Но жизнь будущая важнее жизни прошедшей. Кстати, и Том все время спрашивал о тебе. Он, наверное, сейчас в гараже.

   Запах бензина, запах лаков и красок был для Фрэнка милее запаха самых дорогих роз. И Леоне вздохнул полной грудью, входя в ворота автомастерской. Гараж, в котором они возились еще мальчишками, собирая свои мотоциклы, был открыт, но Тома нигде не было. Фрэнк подошел к старенькому «Плимуту» и приоткрыл капот. «Так и есть, конечно, даже не трогали». Он снова захлопнул капот. Взгляд его упал на плиты каменного пола. Он вспомнил свой сон и ему стало не по себе. Звук мотора подъехавшего автомобиля отвлек его внимание. «Наверное, Том», — подумал Фрэнк, радостно предчувствуя встречу с другом. Но это был не Том. В приоткрытую дверь Фрэнк увидел остановившийся автомобиль, Том никогда не ставил так машину, почти вплотную к двери.

   — Прошу прощения, — девушка переступила порог и оглянулась. — Я ищу механика.

   — Его пока нет, — Фрэнк сделал шаг ей навстречу. — Может быть, я могу вам чем-то помочь? Что вам нужно?

   — Мне надо починить машину, — невозмутимо сказала она. — Причем, очень быстро.

   — Ну что же, — сказал Фрэнк. — Я, в общем-то, сейчас не занят. Давайте я посмотрю.

   — По-моему, там что-то с зажиганием. Может быть, вы...

   — А может быть, лучше... — прервал ее Фрэнк, делая еще шаг навстречу и быстро и жадно обнимая девушку.

   Их губы слились в поцелуе. Он закрыл глаза, ощущая ее всю с ее нежностью и с ее страстью. Как долго он ждал этого мига. Конечно, это она, Розмари, и, как всегда, со своими розыгрышами.

   — Отличное обслуживание, — сказала Розмари, отрывая, наконец, свои губы от его губ, лукавые искорки плясали в ее глазах.

   — Я так соскучился по тебе, — сказал Фрэнк.

   — А я? Думаешь, я не соскучилась?

Она снова бросилась в его объятия и снова приникла губами к его губам. А через несколько секунд уже смеялась и тащила его на улицу за рукав. Да, такой же счастливой и веселой она была сфотографирована тогда, почти три года назад, и с тех пор почти не изменилась, разве только что ее красота стала еще полноценнее. Вот уже полтора года она ждет, когда он вернется, и добивается для него увольнений всеми правдами и неправдами. Фрэнк никогда не думал, что такое возможно. Многие из его приятелей, возвращаясь из армии, находили своих подружек уже замужем, да, вдобавок, с малыми детьми на руках. А ведь тюрьма — не армия, и срок больше, и позор, как говорит эта толстая курица миссис Уинфилд, которая живет напротив их дома, и которая, когда Фрэнка взяли, радостно бегала по улицам, выкрикивая это слово, не понимая, что тем самым позорит прежде всего сама себя. Но к черту дурные воспоминания. Как хорошо, что фотография стала реальностью, что эта девушка, его любовь, здесь и сейчас с ним, и стоит протянуть руку, чтобы убедиться, что это не лист бумаги на холодной стене, а сама Розмари.