Анжела Рей - Все или ничего Страница 2

Пряные ветви деревьев пронзали небо. На Западе хрупкое прозрачное солнце дарило золотом воздух. На Востоке призрачная луна жадно поглощала пыльцу снежинок. Две тени было у Башни, и она была третьей.

– Черт бы побрал этот мешок с деньгами со всеми его потрохами! Чтоб я еще раз согласился работать в таких условиях. Нас должны были сменить 37 минут назад! Я заказал на вечер столик в лучшем местном ресторане! Называется как-то чудно. Сотовый вне зоны доступа. Новых инструкций нет, и что нам прикажете делать? Когда следующий эфир? Нас просто бросили в этой чертовой дыре! Может быть, они про нас ЗАБЫЛИ?

Коренастый заросший оператор яростно мерил шагами башню.

– Не начинай, Арчи!

Пламя угасало, огромная, тяжелая вселенная сползала по горлу башни сгустком холодной пустоты. Тишина неторопливо пережевывала звуки.

– И никто не знает где мы! – Неожиданно подал голос крепкий парень, первым добравшийся до полуфинала. Его открытое, располагающее лицо с выразительными глазами таило что-то детское. Руки упрямо приглаживали короткие густые волосы.

– Слишком многие знают, что гораздо опасней. Я что-то не вижу обещанных телохранителей. – Спокойно возразил последний, не отрывая взгляда от огня.

– Я устала и хочу есть. Между прочим, мы даже не знакомы. – Красавица с копной длинных золотых волос пытливо изучала конкурентов, словно взвешивая шансы каждого.

– Все устали. И, между прочим, не имеем права называть своих имен. – Выпалил третий и икнул. Затем, он набрал полную грудь воздуха, смешно надув щеки, и закатил глаза.

– Общаться-то как-то надо. Придумаем себе имена. Зовите меня Дерек. – Снова подал голос первый, приглаживая упрямые волосы.

– Можно подумать любящие коллеги по бизнесу не раззвонят на весь свет наши настоящие имена, особенно, если с ними не поделиться. Если что, я – Лирис. – Двигалась она удивительно грациозно, завораживая каждым жестом.

– Мне придумывать нечего: Арчи Грея каждая собака знает. Мной сняты лучшие репортажи. Не случайно я здесь. А это – моя напарница, Анжела. – Неожиданно весело закончил оператор и подмигнул.

– Арчи! Прекрати, терпеть не могу твои щипки и похлопывания! Лучше проверь, сколько зарядки в аккумуляторах осталось. Надо доработать, потом пустим эксклюзив. Ты башню снял? Ребята, кто готов дать интервью? Вы двое еще не представились.

– Метью. Я, правда, Метью. Мама так назвала в честь деда. Я все время молчал, потому что икота замучила. Вот только отпустила. Могу дать интервью. Я в колледже посещал актерский кружок. Вам, наверное, интересно, как я деньги потрачу?

– Подождите, я камеру включу!

– Как я? Давай поближе к огню. Крупный план! Можно на «ты»?

– Три, два, раз…

Через сорок минут Метью добрался до своего первого дня рождения. Сначала Анжела пыталась задавать вопросы, но вскоре, после нескольких безуспешных попыток, задремала, привалившись к каменной кладке. Прервал Метью заливистый хохот Арчи.

– У меня аккумуляторы сели двадцать минут назад, ты тогда еще не родился! Шутишь?

– Я спасаю шоу, а они смеются! – Взорвался юноша, обиженно усевшись спиной к компании. Утонченные черты лица выражали безнадежную печаль непонятого гения.

Усталость брала свое, и нервное возбуждение сменилось апатией и страхом. Пугающая тишина башни впитывала все звуки как губка. Слова съеживались, сухими листьями осыпаясь в пустоту.

– Тихо как! И звезды совсем низко. – Протянула Лирис бархатистым голосом, задумчиво уставясь в небо.

Все молчали и прислушивались. Где-то очень далеко едва различимый монотонно ворчал город. Ночь принесла тепло и усталость. Пламя угасало, тени обретали прежнюю силу. Шелест времени – змейкой песка вился меж камней. Истлевшее кружево млечного пути тянулось над головой молчанием звезд.

– Кажется, что-то движется. Точно! Я слышу звук мотора! – Пробасил Арчи, подхватывая камеру. Все поднялись на ноги.

Возле бреши в стене возникла сумятица. Каждый хотел лично узреть две крошечные точки фар, буравящих бескрайний чернильный океан.

– Они же нас не видят! Слишком темно. Надо подать сигнал! – Забеспокоился Метью, мгновенно забыв обиду.

– Арчи, включи камеру, может они заметят свет? – Предложила Анжела без особой уверенности в голосе.

– А вдруг это наемники и нас всех возьмут в заложники? Мы здесь одни и совершенно безоружны. Выключай свет! – Скомандовал Дерек, пытаясь вырвать у Арчи камеру.

Солнечный яркий свет, словно янтарь, истекающий соком. Древа и бежево- белые стены строений без крыш. Проемы окон и дверей очертанья утратили четкие. Стены – зубцы, как огрызки неровные в небо торчат. Словно башни средневековые после победы врага. В домах вместо пола – стекло истолченное мелко, словно алмазная крошка на солнце горит сотнями жалящих граней. Нет спасенья от солнца. Тесно строенья стоят, словно прижавшись друг к другу. Шаг лишь один – и ты в чужом доме, шаг из хозяина в гостя тебя превращает. Мебели нет никакой, лишь скамьи. Тут люди когда-то бродили ногами босыми. Темная змейка воды меж руин этих вьется. Мутная, блеска лишенная, жажду любую одним своим видом в ничто обращая. Из крайнего дома Башня видна, горделивая, мрачная. Капель звучание мерное звон тишины нарушает. Словно невидимый маятник времени вечность отсчитывает.

Группа экспертов заседала в гостиничном номере в условиях сверх секретности. После покушения на итальянского эксперта, анонимных сообщений с угрозами и бутылок с зажигательной смесью на ковре зала заседаний, группа покинула официально отведенное ей здание и, под прикрытием военных, экстренно переехала в отель. Для отвода глаз, несколько разных групп людей были доставлены разные населенные пункты. Усталые и подавленные эксперты сгрудились у стола. Покрасневшие глаза и пульсирующие на лбу жилки выдавали крайнее напряжение.

Экран телевизора то озарялся языками пламени, вспышками камер и сирен полицейских машин, то погружался в пучину едкого дыма, черных проемов выбитых окон и сгоревших машин.

– Я настаиваю на том, что съемочную группу сейчас менять нельзя. Нет никакой гарантии, что следующая команда поведет себя адекватно. Нет никакой уверенности, что их не перекупили. Кроме того, действующая группа уже выполнила свою часть контракта, и в ней теперь никто не заинтересован. Более того, они действительно изолированы от всего этого кошмара. Необходимо срочно передать им прилагающийся конверт и обеспечить надлежащую охрану. А так же надежную связь. У кого есть возражения?

– Коллеги, у нас лишь три шанса вмешаться, и, если мы сейчас используем один из них, не совершим ли мы непоправимую ошибку? Кто знает, как дальше будут развиваться события? Полагаю, не лишним будет напомнить, что по контракту, мы получаем гонорары только после официального вступления в права наследника, победившего в игре.

– Допустим, мы оставим прежних журналистов, согласятся ли они? Кто доставит пакет, ведь в сложившихся условиях никому нельзя доверять.

– Военный вертолет.

– И где он приземлиться? Не забывайте, они в башне, а на улице – ночь. Я слышал, там вокруг болота. Кстати, у них нет даже питьевой воды. Ситуация выходит из-под контроля.

– Тогда танк. Или несколько. И конвой.

– Простите, что перебиваю, но у меня есть информация, что башни нет ни на одной карте. У местных она считается проклятой. Испокон века ее обходили стороной даже торговые караваны, хотя по приданию, где-то рядом должна быть река. Правда, она тоже проклята и считается рекой мертвых.

– В каком смысле – мертвых?

– Их туда сбрасывали. Такое жидкое кладбище. Шучу. Словом, Мистер Сайн очень тщательно подбирал локации, как я слышал, у него на это ушло несколько лет. Его интересовали только самые жуткие истории и легенды. И, поверьте, он хорошо платил за стоящие сведения.

– Но местные-то знают, где это. За хорошую сумму они согласятся помочь? В конце концов, участники-то туда добрались?

– Четверо из нескольких сот.

– Время, господа, время! Мы что-то отвлеклись.

– А как туда добирались журналисты?

В «Без десяти четыре», по-прежнему, яблоку негде было упасть. В воспаленном гудении десятков глоток метались растревоженные усталые слова. Глаза слипались, и смысл фраз мелел с отливом последних новостей. Бармен потягивал кофе из бездонного фаянсового наперстка, понимая бессмысленность попыток обособить собственные звуки. Ему припомнился далекий день, счастливый до изнеможения, когда он, покончив со всеми бумагами, стал полноправным владельцем бара. До открытия оставались считанные часы, сам мэр обещал разрезать ленточку, когда он вспомнил, что у бара нет названия. Он перерыл все старые журналы, в надежде наткнуться на заветное слово. Изучил десятки латинских высказываний, таких звучных и непонятных, как «vanitas vanitatum» или «volens nolens». Обзвонил всех друзей. Все было тщетно. В тоске поднял он глаза круглый циферблат над входной дверью. Стрелки показывали без десяти четыре.