Сергей Зверев - Ответный удар Страница 2

– Боюсь, не до конца, Аркадий Иванович, – изображая из себя святую дурочку, я покорябала затылок.

«Гуру» усмехнулся.

– Что такое одна уничтоженная база психологической обработки в масштабах огромной страны? Она не последняя, уверяю вас. Их было как минимум три. На Алтае, под Благовещенском и на бывшей ракетной базе в Амдерме, Югорский полуостров. Увы, последние две нам не по зубам – они пропали. Мы нанесли удар, но не создали предпосылок для уничтожения заразы целиком. Шоу продолжается, Дина Александровна. Возможно, отныне оно примет более изощренные и менее усваиваемые формы, как знать. А стало быть, надлежит быть начеку.

После этих вкрадчивых слов я всерьез озадачилась. Что он имел в виду? Представление о положении дел в стране я имела лишь самое общее (а простой женщине, если она не с приветом, куда больше?). Подобное положение существовало и два, и три года назад. Грызня в верхах, полная амальгама политических настроений. Стычки на юге, забастовки на севере. Не за горами выборы, в связи с чем уже зреет истеричный психоз и начинается взаимное поливание грязью. Надоело смертельно. А из эксклюзивной, «не для всех», информации я знала следующее: при побеге с шизофренической базы меня и Туманова перехватила неформальная организация, самопровозглашенная «Бастионом». Та самая, которую я отныне имею честь представлять. Не слишком влиятельная, но достаточно разветвленная, чтобы везде сунуть свой нос. Костяк организации составляли военные. Элита армейской разведки, командный состав ВВ, спецназа, военные аналитики, деятели от ГРУ, военно-морских структур, погранформирований. Контора в принципе не зловещая. И против тайных сил, разводящих по стране шизофренические базы, настроенная решительно. «Здесь нет дубов, – вкрадчиво говаривал Аркадий Иванович. – Нет хороших и нет плохих. Мы не ангелы с крылышками, но и не изуверы. Мы – за нормальное развитие общества. Только в нормальном обществе, где нет диктатуры и нет разнузданной, разрушительной демократии, где есть перманентная (хотя и не обременительная) внешняя угроза, но нет жестокой, изматывающей войны, способна существовать здоровая армия. Только закон. Только порядок. (Но не немецкий. При немецких порядках Россия задохнется.) Только та система, при которой возможно существование сытых, грамотных, морально устойчивых и технически оснащенных вооруженных сил, а следовательно, уготовано достойное существование творцам вышеназванной идеи, то бишь тем же командирам СОБРа, спецназа, деятелям от ГРУ…» (Последнюю мысль Аркадий Иванович не озвучивал, я ее сама додумала.)

– Куда вы меня посылаете? – зажмурившись, спросила я.

– Потусоваться, – лаконично ответствовал ментор. – Вы же эффектная женщина. Весь спектр политклубов – к вашим ногам. Возможны командировки в Москву, Петербург. Но учтите, мне нужен не журналистский отчет, а впечатления. Запомните, – Аркадий Иванович воздел в небо указующий перст, – именно ваши впе-ча-тле-ни-я. И никакой недосказанности. Недосказанность чревата, Дина Александровна. И для вас, и для страны… Кстати, почему вы хихикаете?

– Простите, – я нервно икнула, – колготки новые щекочут…

Мы проиграли. Продули оглушительно и с треском. Признаюсь в этом открыто – лично мне стыдиться нечего, я свою работу выполнила добросовестно. Вооруженная удостоверением «Бизнесмена Сибири» и, по ироничному замечанию Аркадия Ивановича, «наблюдательностью, звериной интуицией и сногсшибательной внешностью» (такая точно сшибает надолго), я прошла, помолясь, по всем фасадам и закулисьям предвыборных политических баталий. Энск, Барнаул, Екатеринбург, Москва, опять Энск… Я болталась по партконференциям и учредительным съездам, по банкетам и презентациям, по митингам и благотворительным обедам. Сытые физиономии (ни одной голодной!) партийных боссов и кандидатов на какие-то синекуры, знаковых персон, их «шестерок», прихлебателей, низкопоклонников слились в бесконечную череду скалящихся ртов и пустой говорильни. Цветы, овации, плевки, помидоры, потные руки, пытающиеся меня обжать в кулуарах «партии власти»; ревущие толпы, бьющиеся в митинговой истерике бабушки. Чуть правее наклон, чуть левее… Либералы, фашисты, непримиримые красные с лозунгами «доисторического материализма», примиримые «розовые», середнячки… Журналюги, тэвэшники, пробки в потолок, вонючие номера городских отелей, куда я добредала и падала без задних ног не в силах переварить впечатления. А наутро остервенело глотала таблетки, не разглядывая надписи на стандартах. («Пей, деточка, пей, – говаривала в детстве мамуля. – Лекарство свою болезнь найдет».)

Я полагала, что попаду в рассадник вранья и пустых обещаний – и попала. Ожидала увидеть плохо замаскированных воров – и увидела. Даже больше, чем ожидала. Но увидела и еще кое-что! Теперь я понимаю, куда клонил Аркадий Иванович…

Некоторые люди, с которыми я встречалась на их политических игрищах, на первый взгляд ничем не отличались от других. Но в глазах у них стояла Великая идея…

Я уже замечала подобные взгляды. При обстоятельствах, прямо скажем, ужасных. Поначалу не могла сообразить, но, покопавшись в памяти, прозрела. Это было совсем недавно! Рыжая валькирия, с усмешкой вздымающая стек… Розовые стены, мягкий полумрак, люди, ползающие среди игрушек… Бедолага с топором, возникающий из черноты и летящий на скрюченное тело с намерением убить… Оболваненный бухгалтер, возомнивший себя гигантом… Накачанные гадостью люди, бредущие под конвоем на свои лежаки… Установка убить, и дрожь тайги под ногами сотни людей с измененным сознанием… Летящие с обрыва зомби, плюющие на смерть, одержимые погоней… Жуть рогатая. Чудовищность.

Где? Да в Вологде, где…

Трудно выразить словами подобные взгляды. Это не выражение лица – это проблески. Вспышки. Вот они есть, вот их нет – перед тобой всецело нормальный человек. С большой натяжкой это можно назвать наплывом тумана – густого, насыщенного всей палитрой низменных страстишек: тут и убежденность в своем предначертании, и ненависть, и презрение, и… страх (и депутатский значок не спасает). Вот именно – страх: ты такой большой, а еще вчера был рядовой пешкой, и толпа плевалась тебе вдогонку, а вот же надо, вознесло тебя, и теперь в тебя не плюнут, потому что ты хороший…

Противно.

Ну что ж, от противного я и пошла. Сломала себя с хрустом. Напросилась на интервью к одному такому экземплярчику. Его звали Никита Вольдемарович Ситников, и служил Никита Вольдемарович в областной администрации – слыл влиятельной персоной в окружении губернатора орденоносной нашей области. Говоря по-другому, занимал вице-губернаторское кресло. Что и не глупо, с одной стороны: область под ногтем, а ответственность на боссе… Я сидела, уперев глаза в выстланный финским паркетом пол, а когда из вежливости их поднимала, то покрывалась коркой льда: передо мной, будто айсберг из тумана, вырастала база… Казарма, люди-звери, рыжая стерва, с ухмылочкой подносящая шприц… Он сидел напротив, с блокнотиком – весь из себя такой демократичный, в «коллинзах», в свингере, стриженный «под горшок» – и говорил тихим голосом наиразумные вещи. Главным образом о том, что он сделает с областью после избрания его губернатором. (А Никита Вольдемарович имел на это полное право, поскольку обладал приличным в регионе рейтингом.) О социальных выплатах, о поддержке малого бизнеса, о реконструкции всего и вся и даже о том, где он возьмет на это деньги. Было так складно, что хотелось сразу верить. Бросить к черту все дела, сомнения… и верить. И я верила. Туман, застилающий его глаза, не мог поколебать мою веру (боюсь, его замечала только я), а выражение лица, явно не адекватное произносимым словам, говорило само за себя: мол, не кривила б ты душой, дамочка, казачок-то из тебя засланный…

Но что характерно, ему на это было совершенно плевать.

– Замечательно, – сказала я. – Большое спасибо за интервью, Никита Вольдемарович. Безумно интересно вас слушать. Приятно осознавать, что остались в нашей стране разумные, болеющие за вверенное дело люди.

– Неизменно ваш, – сердечно попрощался этот пышущий неизлечимым здоровьем политик.

– Последний вопрос, если позволите.

– Что-нибудь из раннего? – улыбнулся Никита Вольдемарович.

– Скорее из позднего, – подхватила я шутку. – Интересно бы узнать, Никита Вольдемарович, как при столь напряженном графике работы вам удается отдыхать? Или не удается вовсе?

– Ну отчего же, милая дама, скрывать не буду, – оживился господин. – Отдыхаем-с. Удается, знаете ли, выкроить недельку-другую. В мае вырвался к друзьям во Франкфурт. Не приходилось, кстати, бывать? Усиленно рекомендую. Великолепный образчик идеального административного устройства…

– А на Алтай не выезжали? – набравшись смелости, спросила я. – Могу, в свою очередь, усиленно рекомендовать.

Великодушная, располагающая улыбка сползла с лица Никиты Вольдемаровича, как ленивый домашний кот сползает с дивана. Он стал смотреть на меня строго и где-то даже неприязненно.