Хранитель смерти - Герритсен Тесс Страница 2

«НЕФЕРТАРИ – ТА, РАДИ КОТОРОЙ СВЕТИТ СОЛНЦЕ».

Моя дочь Нефертари – единственное сокровище, привезенное мною из Египта. И мне страшно потерять ее.

Тари очень похожа на меня. Смотреть на нее спящую – все равно что наблюдать за собой. В десять лет она уже умела читать иероглифы. В двенадцать – могла перечислить все династии вплоть до Птолемеев[1]. Выходные Тари проводит в Музее человека[2]. Во всех смыслах она – мой клон, и даже по прошествии времени в ней не проступают черты отца: ни во внешности, ни в голосе, ни – что самое важное – в душе. Она моя дочь, только моя, не оскверненная пороком родителя.

А еще она обычная четырнадцатилетняя девочка. В этом и состоит причина моего расстройства последних недель, когда я начала чувствовать, что тьма смыкается вокруг нас, и перестала спать по ночам, прислушиваясь, не доносятся ли шаги чудовища. Дочка не замечает опасности, потому что я всегда скрывала от нее правду. Я хочу, чтобы Тари выросла сильной и бесстрашной воительницей, которую не пугает мрак. Она не понимает, зачем я хожу по дому среди ночи, зачем наглухо закрываю окна и перепроверяю замки на дверях. Она считает меня мнительной, и это правда – я взяла на себя беспокойство за нас обеих, стремясь сохранить иллюзию, что вокруг все в порядке.

Тари в это верит. Ей нравится в Сан-Диего, и она с нетерпением ждет начала занятий в средней школе, куда впервые пойдет в этом году. Здесь ей удалось завести знакомства, и да сохрани Господь родительницу, рискнувшую встать между девочкой-подростком и ее друзьями. Тари упряма не меньше моего, и мы не смогли уехать отсюда несколько недель назад только потому, что она была против.

В комнату врывается ветерок, холодит потную кожу.

Положив пистолет на прикроватную тумбочку, я иду к окну, чтобы закрыть его, и ненадолго останавливаюсь там, вдыхая прохладный воздух. Если не считать писка москитов, ночь потонула в тишине. Я чувствую болезненный укол в щеку. Укус москита приобретает смысл, лишь когда я тянусь вверх, чтобы опустить оконную раму. И ощущаю ледяное дыхание ужаса, обдающее мою спину.

На окне нет защитного экрана. «Где он?»

Только сейчас я чую присутствие мрака. Он наблюдал, как я с любовью смотрела на дочку. Постоянно следил за мной, выбирая время, выжидая момент, когда можно будет наброситься. И вот он настиг нас.

Обернувшись, я оказываюсь лицом к лицу со злом.

Доктор Маура Айлз никак не могла решить, остаться ей или сбежать.

Она задержалась в полумраке автомобильной стоянки возле больницы «Пилгрим» – в стороне от света прожекторов, подальше от скопления телекамер. Маура вовсе не хотела, чтобы ее увидели, ведь большинство местных репортеров тут же узнает темноволосую женщину, прозванную Королевой мертвых из-за стрижки каре и бледного лица. Однако пока никто не заметил прибытия доктора Айлз – ни одну из камер не повернули в ее сторону. Вместо этого человек десять репортеров сосредоточили свое внимание на белом фургоне – он только что остановился у входа в приемное отделение клиники, чтобы выгрузить свою знаменитую пассажирку. Задние дверцы фургона открылись, и под фотовспышками, которые грозовым шквалом взорвали вечер, прославленную пациентку осторожно перенесли из автомобиля на больничную каталку. Для прессы свет этой недавно открытой звезды отбросил в тень всех прочих, что уж там говорить о самом обыкновенном судмедэксперте. Сегодня Маура была всего-навсего частью преисполненной благоговения публики – этим теплым воскресным вечером ее влекло в клинику то же, что и репортеров, которые сбежались сюда, словно обезумевшие фанаты.

Все они жаждали взглянуть на Госпожу Икс.

Мауре уже не раз приходилось сталкиваться с телевизионщиками, однако теперешняя толпа горела таким нетерпением, что ей становилось не по себе. Она знала: стоит новой жертве попасть в их поле зрения, журналисты тут же переключатся на нее, а сегодня доктор Айлз чувствовала себя уязвленной и ранимой. Маура уже подумывала удрать от этой оравы – просто развернуться и снова сесть в машину. Но бежать было некуда: дома ее ждали лишь тишина и вино – возможно, даже несколько лишних бокалов, ведь Дэниел Брофи не сможет остаться с ней сегодня вечером. В последнее время такие вечера повторялись все чаще, но, полюбив Дэниела, Маура сама пошла на эту сделку. Сердце делает выбор, не заботясь о последствиях. Оно не может предвидеть будущих одиноких ночей.

Каталку с Госпожой Икс вкатили в больницу, и репортеры волчьей стаей ринулись следом. Маура осталась на стоянке одна. Некоторое время она смотрела сквозь стеклянные двери приемного отделения на яркие прожекторы и взволнованные лица, затем вошла в здание и последовала за свитой.

Каталку везли по приемному отделению мимо изумленных посетителей, мимо взволнованных служащих больницы – те уже держали наготове телефоны с фотокамерами, чтобы сделать снимки. Свернув в коридор, процессия продолжила свой путь в сторону отделения визуальной диагностики. Но за двери отделения пропустили только каталку. Один из чиновников больницы, в костюме и галстуке, выйдя вперед, преградил журналистам путь.

– Боюсь, здесь вам придется остановиться, – объявил он. – Понимаю, посмотреть на это хотят все, но помещение слишком мало. – Мужчина поднял руку, пытаясь усмирить возмущенный ропот. – Мое имя Фил Лорд. В больнице «Пилгрим» я руковожу отделом по связям с общественностью. Мы счастливы принять участие в этом исследовании, тем более что пациентки вроде Госпожи Икс встречаются не чаще, чем… э-э-э… раз в две тысячи лет. – Он улыбнулся в ответ на вполне предсказуемый смех. – Томография не займет много времени, так что, если хотите, можете подождать. Кто-нибудь из археологов сразу же выйдет к вам и объявит о результатах. – Фил обернулся к бледному мужчине лет сорока, который отступил в угол, словно в надежде остаться незамеченным. – Доктор Робинсон, может быть, вы хотите сказать несколько слов, прежде чем мы приступим?

По-видимому, общаться с публикой человек в очках хотел меньше всего, однако он смело выступил вперед, вздохнув и поправив очки, которые съехали на кончик его клювообразного носа. У этого археолога не было сходства с Индианой Джонсом. Из-за редеющих волос и глаз, немного косивших от обильного чтения, он гораздо больше смахивал на бухгалтера, который совсем некстати оказался в фокусе телекамер.

– Я доктор Николас Робинсон, – представился он. – Куратор…

– Доктор, а можно погромче? – выкрикнул один из репортеров.

– О, простите. – Доктор Робинсон откашлялся. – Я куратор Криспинского музея, это здесь, в Бостоне. Мы безмерно благодарны больнице «Пилгрим» за предложение провести компьютерную томографию Госпожи Икс. Это потрясающая возможность заглянуть в прошлое, и, судя по числу присутствующих, ваше воодушевление ничуть не уступает нашему. Моя коллега Джозефина Пульчилло, египтолог, выйдет к вам после окончания томографии. Она объявит о результатах и ответит на все ваши вопросы.

– Когда публика сможет увидеть Госпожу Икс? – громко спросил один из журналистов.

– В течение недели, я полагаю, – ответил Робинсон. – Новая экспозиция уже готова, и…

– О ней что-нибудь известно?

– Почему ее не выставляли ранее?

– Она может быть царских кровей?

– Не знаю, – признался Робинсон, нервно замигав под градом вопросов. – Для начала нужно подтвердить, что она женщина.

– Вы обнаружили ее полгода назад и до сих пор не установили пол?

– Для подобных анализов нужно время.

– Да одного взгляда будет достаточно! – воскликнул какой-то репортер, и вся толпа рассмеялась.

– Все не так просто, как вы думаете, – возразил Робинсон, и его очки снова поползли вниз. – Ей две тысячи лет, она чрезвычайно хрупкая и требует невероятной осторожности. Я ужасно нервничал сегодня уже из-за того, что ее перевозили в фургоне. В музее мы прежде всего заботимся о сохранности экспонатов. Я считаю себя хранителем Госпожи Икс, и защищать ее – мой долг. Именно поэтому мы не спешили соглашаться на предложенную больницей томографию. Мы действовали медленно, с осторожностью.