Гробовое молчание - Герритсен Тесс Страница 2

Я хватаю девочку за руку и рывком помогаю ей встать.

– Ты цела?

Застегнув джинсы, она пристально смотрит на меня.

– Черт возьми, а вы-то кто?

– Об этом потом. А сейчас – уходим! – рявкаю я.

– Как вам это удалось? Как вы одолели их так быстро?

– Хочешь научиться?

– Да!

Я смотрю, как двое мужчин корчатся и стонут у наших ног.

– Итак, первый урок: умей вовремя убежать. – Я подталкиваю ее к двери. – Сейчас как раз пора.

Я наблюдаю за тем, как она ест. Она худенькая девочка, но аппетит у нее волчий – она уничтожает три куриных тако, целое море пережаренной фасоли и большой стакан колы. Ей хотелось именно мексиканской еды, поэтому мы сидим в кафе, где звучит музыка мариачи, а стены украшены пестрыми картинками с изображением танцующих сеньорит. Пусть лицо у девочки китайское, однако она совершеннейшая американка – от короткой стрижки до потертых джинсов. Это грубое, одичавшее существо, причмокивая, тянет через соломинку последние глотки колы, а потом шумно хлюпает, пытаясь собрать остатки напитка с кубиков льда.

Я начинаю сомневаться в разумности своего предприятия. Девочка уже слишком взрослая для обучения и слишком необузданная – такая вряд ли освоит дисциплину. Стоит отпустить ее назад, на улицы, если именно туда ей хочется вернуться, и пойти по другому пути. Но потом я замечаю шрамы на костяшках ее пальцев и вспоминаю, как близка она была к тому, чтобы в одиночку одолеть двоих мужчин. У нее есть талант, и она бесстрашна, а этим двум вещам невозможно обучить.

– Ты помнишь меня? – спрашиваю я.

Отставив стакан, девочка хмурит брови. Мне кажется, что в ее глазах мелькает осознание, но потом эта искра исчезает. Она качает головой.

– Это было давно, – подсказываю я. – Двенадцать лет назад. – Целая вечность для такой юной девушки. – Тогда ты была еще маленькая.

Она пожимает плечами:

– Неудивительно, что я вас не помню.

Девочка лезет в карман куртки, вытаскивает сигарету и начинает прикуривать.

– Ты оскверняешь организм.

– Это же мой организм, – возражает она.

– Только не в том случае, если ты хочешь тренироваться. – Протянув над столом руку, я выхватываю сигарету у нее изо рта. – Если у тебя есть желание учиться, нужно меняться. Необходимо проявлять уважение.

– Вы прямо как моя мама, – фыркает она.

– Я была знакома с твоей мамой. В Бостоне.

– Ну так она умерла.

– Я знаю. Она написала мне месяц назад. Сообщила, что больна и что ей осталось недолго. Поэтому я здесь.

Я удивляюсь, увидев, как в глазах девочки заблестели слезы. Она быстро отворачивается, словно ей стыдно демонстрировать слабость. Но в это мгновение уязвимости, до того как она отводит глаза, мне на ум приходит мысль о собственной дочери, утраченной в еще более юном возрасте, чем эта девочка. Слезы обжигают мои глаза, но я не пытаюсь прятать их. Печаль сделала меня другим человеком. Стала очищающим пламенем, пробудившим мою решимость и закалившим мои намерения.

Эта девочка необходима мне. Да и она, конечно же, во мне нуждается.

– Мне пришлось искать тебя несколько недель, – говорю я.

– Приемная семья меня достала. Одной мне гораздо лучше.

– Если бы тебя сейчас увидела твоя мама, она очень огорчилась бы.

– У нее никогда не было времени для меня.

– Может, потому, что она работала на двух работах, пытаясь прокормить тебя? Ведь в этом вопросе она могла рассчитывать только на себя.

– Никто не считался с ней. Я ни разу не видела, чтобы она защищала свои интересы. Она и меня-то не защищала.

– Она была напугана.

– Она была слабохарактерной.

Я наклоняюсь вперед, придя в бешенство из-за этой неблагодарной мерзавки.

– Ты даже вообразить не можешь, как сильно страдала твоя бедная мать. Она все для тебя делала.

Я с отвращением швыряю девчонке ее сигарету. Нет, раньше она представлялась мне совсем иной. Пусть она сильна и бесстрашна, но эта девочка больше не испытывает чувства долга по отношению к покойным отцу и матери, не знает, что такое честь семьи. Без связи с предками мы не более чем несомые ветром, бесцельно блуждающие пылинки, ни к кому и ни к чему не прикрепленные.

Я поднимаюсь, оплатив счет за ее ужин.

– Надеюсь, что в один прекрасный день у тебя достанет мудрости понять, чем твоя мать пожертвовала ради тебя.

– Вы уходите?

– Мне нечему учить тебя.

– А с чего вы вообще решили меня обучать? Зачем вы стали искать меня?

– У меня была надежда, что ты другая. Что я смогу обучить тебя. А ты поможешь мне.

– Помогу сделать – что?

Я не знаю, как ответить на ее вопрос. Некоторое время мы молчим, слушая лишь неприятные металлические звуки мариачи, которые льются из ресторанных динамиков.

– Ты помнишь своего отца? – спрашиваю я. – Помнишь, что с ним случилось?

Девочка изумленно смотрит на меня:

– Так вот в чем дело, правильно? Поэтому вы и приехали искать меня. Потому что мама написала вам о нем.

– Твой отец был хорошим человеком. Он любил тебя, а ты позоришь его. Позоришь обоих родителей. – Я кладу перед ней стопку банкнот. – Это в память о них. Прекрати шататься по улицам и возвращайся в школу. По крайней мере там тебе не придется отбиваться от незнакомых мужчин. – Я поворачиваюсь и выхожу из ресторана.

Через несколько секунд она тоже появляется в дверях и бежит за мной.

– Подождите! – кричит она. – Куда же вы?

– Домой, в Бостон.

– Я помню вас. И по-моему, знаю, чего вы хотите.

Остановившись, я оборачиваюсь к ней:

– Этого же должна хотеть и ты.

Я окидываю девочку взглядом с головы до ног и вижу костлявые плечики и узкие бедра, на которых едва держатся ее синие джинсы.

– Дело не в том, что нужно делать, – продолжаю я, – а в том, кем ты должна быть.

Я медленно приближаюсь к девочке. До этого момента у нее не было причин опасаться меня, да и кого ей было бояться. Я всего-навсего женщина. Однако то, что она сейчас видит в моих глазах, заставляет девочку отступить назад.

– Боишься? – тихо спрашиваю я.

– Нет. Не боюсь, – с глупой хвастливостью отвечает она, вздернув подбородок.

– А должна бы.

2

Семь лет спустя

– Мое имя – доктор Маура Айлз. Фамилия пишется так: А-Й-Л-З. Я патологоанатом, работаю в бюро судмедэкспертизы штата Массачусетс.

– Доктор Айлз, расскажите, пожалуйста, суду о своем образовании и профессиональном опыте, – попросила помощница прокурора округа Суффолк Кармела Агилар.

Отвечая на просьбу, Маура не сводила глаз с помощницы окружного прокурора. Сосредоточиться на бесстрастном лице Агилар было гораздо проще, чем ловить недобрые взгляды обвиняемого и нескольких десятков его сторонников, собравшихся в зале суда. Похоже, Агилар не замечала, что ее доводы по делу публика принимает в штыки, а может, это просто ее не заботило. Однако Маура очень остро ощущала настроение публики, ведь бо́льшая часть ее состояла из служителей закона и их друзей. А им уж точно не понравится то, что она собирается сказать.

Обвиняемым был сотрудник Бостонского управления полиции Уэйн Брайан Графф, широкоплечий человек с квадратным подбородком – этакое воплощение всеамериканского героя. Публика в зале сочувствовала Граффу, а вовсе не жертве – побитому и поломанному мужчине, полгода назад оказавшемуся у Мауры на секционном столе. Мужчине, которого никто не оплакивал, чье тело никто не забрал. За два часа до гибели этот человек совершил смертный грех – он стрелял в полицейского и убил его.

Приступая к рассказу о своей биографии, Маура чувствовала, что взгляды собравшихся в зале суда прожигают ей лицо, точно горячие лазерные лучи.

– Я закончила Стэнфордский университет со степенью бакалавра антропологии, – сообщила она. – Свой медицинский диплом я получила в Калифорнийском университете в Сан-Франциско, а затем в том же учебном заведении окончила пятилетнюю резидентуру по патологии. Я сертифицированный специалист по патологической анатомии и клинической патологии. После резидентуры я окончила двухгодичную аспирантуру по специальности судебная патологоанатомия в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе.