Массажист - Ахманов Михаил Сергеевич Страница 2

За окном уже раздавались привычные звуки, шелест шин по асфальту, мягкий рокот троллейбусов, голоса прохожих; пропуская сотрудников, хлопала и скрипела входная дверь. Оздоровительный центр «Диана» занимал здание бывшей поликлиники на Большом проспекте Петроградской стороны; половина окон выходила на улицу, а другая половина – во двор, к автостоянке и входу в полуподвальное хранилище. Этот склад предназначался для дорогих лекарств и медицинской техники, а потому его снабдили железной дверью, прочной, как танковая броня. Дверь неплохо гармонировала с домом – старинным, капитальным, постройки самодержавных времен, но тщательно ухоженным и перепланированным. Внизу, в свободной части полуподвала, размещался бассейн, а при нем – сауна, целебные ванны и бодрящие души; на первом этаже – касса, регистратура, вестибюль и гардероб для посетителей, а также залы обычной и атлетической гимнастики, с современными тренажерами и спортивными снарядами, с сеткой батуда и зеркалами во всю стену; на втором – аптека, процедурная, массажное отделение и кабинеты врачей, гомеопатов, мануологов и физиотерапевтов; все – оснащенное по высшей категории, с лучшим оборудованием, какое только удалось достать за деньги. Третий этаж был исключительно женским, благоухающим французскими духами, полным шелеста легких одежд, стука каблучков и доверительных негромких разговоров; тут находились косметический салон и комплекс косметической хирургии. Виктор Петрович Мосолов, директор заведения и его хозяин по кличке Мосол, сидел, вместе с заместителем и бухгалтерией, на четвертом этаже, рядом с ординаторской и комнатой отдыха охраны. На пятом и последнем располагался солярий – царство хрустальных окон, кварцевых ламп, озонаторов и шезлонгов под приземистыми пальмами и фикусами с полированной изумрудной листвой.

Тут делали все, от исправления формы ушей и носов до исцелений сколиозов и радикулитов. Эстетическая медицина, коррекция фигуры, пересадка волос, борьба с ожирением, а также с морщинами – с помощью лазерной шлифовки, армирование золотыми нитями… Имелся даже кабинет психологической поддержки – в нем принимал Георгий Римм, снимавший сглазы и порчу, штопавший пробои в энергетике и избавлявший пациентов от мороков и стрессов. Центр был заведением элитным, дорогим, с великолепными специалистами; любая услуга стоила здесь не меньше, чем половина пенсии какого-нибудь инженера или учителя. Но бывшие учителя и инженеры тут, разумеется, не лечились, предпочитая жить с теми носами, какие им дарованы природой, а с радикулитами и сколиозами тащились в бесплатные поликлиники.

Однако город был велик, и состоятельных людей, потенциальных пациентов, вполне хватало. С массой недугов, существовавших в реальности или придуманных с начала и до конца, и с массой требований и пожеланий. Иным хотелось купить красоту, иным – здоровье, кому-то – чакры накачать, кому-то – мускулы; а попадались и такие, что посещали «Диану» исключительно для развлечения или повинуясь рекламе и моде. Баглай смотрел на них как на законную дичь; все они были людьми не бедными, и каждый представлял интерес – если не сам по себе, как объект Охоты, то уж, несомненно, как источник полезных сведений.

В дверь постучали, и он отошел от окна. Прибыл рассыльный со списком сегодняшних пациентов: восемь человек, полная нагрузка, с пометкой внизу листа, что очереди ждут еще двадцать или тридцать желающих. Ни один другой массажист из коллег Баглая по «Диане» не мог похвастать такой популярностью, но он лишь брезгливо сморщился, облизнул губы и, прикалывая список к дверям, провел под носом указательным пальцем. Он знал себе цену; он был специалистом высшей категории и занимался самыми сложными случаями – богатыми старухами и стариками. В основном, старухами; их приходилось по трое-четверо на каждого старца, который ухитрялся дожить до семидесяти.

За редким исключением в «Диане» практиковалась полная свобода выбора: клиент мог лечиться у тех или иных специалистов, заниматься у тех или иных тренеров, выбирать по собственной воле врачей, косметологов, массажистов, гомеопатов. Этот обычай был мудр, поскольку рейтинг специалиста определялся спросом, а от спроса – то есть от выручки – зависел его тариф и, следовательно, зарплата. Тариф Баглая был высок, однако же к нему не только шли, но еще и стояли в очереди по два-три месяца, ждали, старались залучить домой, что, в общем-то, не возбранялось; Мосол понимал, что частная практика для массажиста – что мед для пчелы. К тому же спрос на Баглая отличался редкой стабильностью и не зависел ни от погоды, ни от моды – быть может потому, что старики консервативны и знают, что лучшее – враг хорошего, а самое хорошее то, что привычно.

Баглай закрыл форточку, включил магнитофон и принялся разминать пальцы, шевеля ими в такт нежной мелодии Моцарта. Директор Виктор Петрович музыкальных новаций не одобрял, являлся поклонником классики и полагал, что Моцарт особо целителен для больных позвонков и конечностей, скрюченные от подагры. А вот атлетические игрища на тренажерах сопровождались Бахом, Вагнером и Богатырской симфонией Бородина; эти записи Мосол выдавал тренерам каждый месяц, меняя их по какой-то загадочной непостижимой методе.

В дверь опять постучали, и в кабинет просунулось свежее личико Вики Лесневской. Халатик на ней был на две ладони выше колена и не застегнут на верхнюю пуговку; что-что, а показать себя она умела.

– Баглай?

– Здесь, – отозвался он, не повернув головы.

Все его звали Баглаем, только Баглаем; никогда – по имени, и лишь в очень редких случаях, самые старые и вежливые из пациентов – по имени-отчеству. Но отчества он не любил. Всякий раз вспоминалось, что Олегович он по матери Ольге, а про отца известно лишь одно: не негр, не китаец, не индеец. Возможно, светловолосый немец или швед – из тех, что съехались в пятьдесят седьмом году на Фестиваль. Фестиваль закончился, и народились в Москве дети многих народов, а среди них – Баглай; и хорошо еще, что с белой кожей и нормальным носом.

– Баглайчик, – прощебетала Вика, – болит у меня, так болит! Вот здесь! – Повернувшись, она хлопнула по упругим рельефным ягодицам.

– Вчера началось, после шейпинга… что-то не так крутанула… или не так потянула… Пришла домой, всю ночь промаялась… Исцелишь?

– Уткин пусть исцеляет, – Баглай ткнул пальцем в стену, за которой находился соседний кабинет. – Уткин любит девушек помять. Риска никакого, плюс удовольствие.

Вика капризно надула губки.

– Ему – удовольствие, а мне?.. Мне разве ничего не полагается? Ну-у, Баглайчик, миленький… – Она уже просочилась в комнату и стала неторопливо расстегивать халатик. – Клади меня на стол, помажь маслом, пройдись по спинке, и еще – тут и тут… вот по этим суставчикам… по тазобедренным…

– Я пройдусь, – сказал Баглай, вытягивая ремень из брюк и складывая его вдвое. – И по тазобедренным, и над ними. Неделю на присядешь!

Он размахнулся, и Вика со смехом отскочила, распахнув на мгновение халат. Под ним были длинные стройные ножки в полупрозрачных колготках, затем – нагая розовая плоть и что-то узенькое, кружевное, тонкое – такое тонкое, что мнилось, будто острия сосков проткнут кисейный полог ткани.

Баглай невольно вздрогнул, а Вика выскользнула в коридор, проворковав на прощанье:

– Смотри, Баглайчик!.. В другой раз и правда к Уткину пойду!

Вика удалилась к отделению физиотерапии, изящно покачивая бедрами, и было ясно, что ничего она не крутанула, не потянула, а ночью маялась совсем по другой причине. Баглай чертыхнулся, закрыл дверь и, чтоб успокоиться, сделал несколько дыхательных упражнений, попутно разглядывая список с восемью фамилиями. Все – женские, и можно было держать пари, что самой юной клиентке стукнуло семьдесят.

Чтоб окончательно прийти в себя, он начал вычислять, сколько таких стариков и старух залезут к нему на стол, чтобы хватило на ту китайскую вазу эпохи Мин, нефритовую, голубовато-зеленую, с резным клыкастым драконом, то ли парившим в поднебесьи, то ли купавшимся в лазурных океанских водах. Получалось, что двести – это в случае частных сеансов; а если работать через «Диану», так все пятьсот. Он представил себе эту груду мяса, этих склеротиков и гипертоников, сердечников и подагриков, сплюнул в раковину, сморщился, зло скривил губы и забормотал: