Мятежные джунгли - Александр Александрович Тамоников Страница 2

В город Диего Пахаро и его бойцы проникли удачно – многочисленные патрули их не заметили. Очутившись в городе, Диего Пахаро первым делом зашел в один небольшой дом на городской окраине. Это был не просто сам по себе дом, это была конспиративная квартира.

Здесь Пахаро ждали. Те, кто находился в доме, были подпольщиками, связными между городским подпольем и сандинистскими отрядами. Всего в доме было два человека – пожилой мужчина и девушка. Пахаро их знал в лицо, он встречался с ними раньше, выполняя различные задания в городе. Соответственно, мужчина и девушка также знали Пахаро. Впрочем, их имен Пахаро не знал – так же, как и они его истинного имени. В той войне, которая велась в стране, лучше было знать лишь прозвища повстанцев. Пахаро – это было прозвище, и означало оно Птица. Пожилого мужчину-связного звали Барба, что означало старик, а девушку – Гата, что означало кошка.

– Не зажигайте свет, – сказал Пахаро, входя в дом. Своих бойцов он оставил во дворе дома – нужно было прислушиваться к тому, что происходит во тьме, и всматриваться в нее. И к тому же совсем необязательно было каждому знать в лицо связных. Так было безопаснее. – Я – ночная птица. А ночные птицы не любят света. Темнота – вот что им нужно.

– Знаем, что нужно такой птице, как ты, – ответила Гата. – Здравствуй, амиго Пахаро. Как добрался?

– Здравствуй. – Пахаро на ощупь нашел в темноте протянутую руку девушки и нежно ее пожал. – Все хорошо, девочка. На этот раз нам повезло, и патрули нас не заметили. Да если бы и заметили – тоже было все нормально. Я во вражеской военной форме. И мои люди тоже. Нас сложно в темноте принять за чужих.

– Если повезло с самого начала, то будет везти до самого конца, – отозвался из темноты мужской голос.

Это, конечно, был Барба. Пахаро и ему пожал на ощупь руку.

– Хотелось бы, чтобы так и было, – сказал Пахаро. – Здравствуй и ты, старик. Ну, и что вы мне скажете? Ничего не поменялось?

– Вроде нет, – ответил Барба. – В городе только и разговоров, что об Уго Монтесе. Вот, дескать, Сомоса недавно наградил его орденом и вдобавок выделил ему большое поместье. И еще подкинул денег. Американских денег, само собой. За верную службу. И нынешним вечером Монтес устраивает по этому поводу праздник. Большой, пышный праздник… Я думаю, праздник будет длиться до самой ночи. А может быть, и до самого утра. Уго Монтес любит пышные гулянки.

– Вот как – даже имение ему подарено? – Было слышно, как Пахаро хмыкнул в темноте. – И где же?

– Говорят, где-то в окрестностях Чинандеги, – ответил Барба. – Богатое, говорят, поместье. С плодородной землей…

– Значит, поместье, – задумчиво сказал Пахаро. – В окрестностях Чинандеги. Не так далеко от Леона… Что ж, тем лучше. Тем громче будет наш крик. По всему Никарагуа его будет слышно. Даже в Америке, пожалуй, услышат…

– Ты что-то задумал? – с тревогой спросила Гата. – Наверно, что-то очень опасное…

– Ну что ты, девочка, – мягко ответил Пахаро. – Так, пустяки…

– Знаю я твои пустяки! – сказала девушка. – Не бережешь ты себя.

– Ну, тут ты не права, – усмехнулся Пахаро. – Уж себя-то я берегу! Потому что если меня убьют, то кто будет воевать с существующим режимом?

– Другие будут воевать. – В голосе девушки угадывались слезы.

– То другие, – сказал Пахаро. – А то я. У меня с ними свои счеты. Индивидуальные.

– Не бережешь ты себя, – повторила девушка.

Вместо ответа Пахаро протянул руку, дотронулся до лица девушки и нежно погладил ее по щеке. Конечно, он почувствовал и слезы на ее лице. Но ничего не сказал, лишь вздохнул и еще улыбнулся. Конечно, никто в темноте его улыбки не увидел.

– Ну, так я полетел, – сказал он. – Пожелайте мне счастливого полета.

– Желаем, – ответил Барба.

А Гата не сказала ничего. И Пахаро знал, почему она промолчала. Она промолчала потому, что любила Пахаро. А он любил ее. Они ни разу не говорили друг другу о своем чувстве, разве что намеками. Гата иной раз лишь вздыхала, а Пахаро грустно улыбался. И – ничего больше.

Леон, резиденция генерала Уго Монтеса.

Той же ночью

Генерал Уго Монтес, что называется, любил пожить. Роскошные апартаменты, дорогие автомобили, большие деньги. Само собой, не местная кордоба (их генерал и за деньги не считал), а исключительно американские доллары. А еще золото и всяческие драгоценности. Золото генерал Уго Монтес ценил еще больше, чем доллары. Деньги по большому счету – это всего лишь бумажки, а с бумажками всякое может случиться. Они могут обесцениться, сгореть в огне… А вот с золотом и алмазами не случится ничего. Они никогда не обесценятся, не сгорят в огне…

Конечно, золото нужно надежно хранить – ну да с этим вопросом у генерала проблем не было. Сейфы, в которых хранились генеральские драгоценности, были самыми надежными во всем Никарагуа. С тройным секретом! И находились они в таком месте, о котором знал лишь сам генерал. Оно, это место, было хитро устроенным: вроде бы и на виду, но одновременно никому и в голову не придет, что там, в этом самом месте, находятся сейфы. О, генерал Уго Монтес был человеком умным и сообразительным, и уж он-то мог найти подходящее место для своих сокровищ!

Как эти сокровища попали в генеральские руки? Разными путями: что-то выделил ему диктатор Сомоса, что-то генерал добыл самостоятельно, разбойничьим способом, с кровью и смертями. По-всякому бывало.

По большому счету генералу Уго Монтесу было наплевать на Никарагуа, на Сомосу, на американцев и вообще на всю политику разом. Политика его не интересовала. Верней сказать, интересовала постольку, поскольку таким способом он мог добывать для себя доллары и золото. И если, допустим, завтра генерала позвал бы кто-то другой и предложил бы ему больше денег и больше золота, генерал тотчас же ушел бы и от Сомосы, и от американцев и стал бы верным слугой тому, кто его позвал на более сытные хлеба. К черту всякую политику! Богатство – вот самое главное, ради чего стоит жить! Можно сказать, что эти слова были жизненным правилом генерала Уго Монтеса. Они были его жизненным кредо.

А еще генерал любил пышные застолья. Особенно если выдавался подходящий случай. А сегодня как раз и был такой случай. Его наградили орденом, а вдобавок выделили поместье под Чинандегой. Впрочем, что орден? К орденам Уго Монтес относился без особого почтения, считая их побрякушками, цацками