Алексей Сквер - Армада Страница 20

Утро.

В роте подъём. Слышу… не выхожу. Смотрю в зеркало. Заебись. От лица остался правый глаз и щека. Покарябана вся морда — в ссадинах — сгнию, на хуй. Левая сторона, включая ухо, ахуительных цветов и замечательной распухлости. Бланш. Нос, как у бурята — широкий и приплюснутый. Левого глаза, считай, нет. Присматриваюсь. Да он красный, как у Дракулы. Иду ссать. Ссу с кровью. Почки. Ливер, конечно, все шаги мне отсчитывает. Бойцы сторонятся. Я на них даже не смотрю. Возвращаюсь в канцелярию.

Сюрпрайз, бля. Дмитриев Серёга — командир взвода 1-ой роты. Без команды «дежурный по роте, на выход» — наряд хуй положил уже?? Пиздатые дела.

Серега. Кореш со времён Цугола. Весельчак и балагур. Кадровый (сейчас подпол…во всё том же Забайкалье). Роту только что новому ротному передал. Командовал ею без малого полгода. Прокатили его с ротой. За норов и пьянки. Роту держал в кулаке будьте-нате. С Денисом одногодка. Короче, битый местной жизнью годовалый лейтенант.

— Нихуяж себе… то-то я смотрю, у тебя здесь кровищи… думал, кого ты ночью тут зарезал… ну-ка дай-ка… стой уже, блядь, смирно… дай посмотрю… А-ху-еть… красавчик. И кто??

Молчу.

— Лёха, сядь. Кто?? Ты понимаешь, что это так оставлять нельзя??

Киваю.

— Да понятно, кто… Воробей. Сейчас я его…

— Серега… стой… Я не знаю, кто. Я не видел.

— Как так, не видел??

Серёга, уже подорвавшийся, искренне удивлённо смотрит на меня. Потом выражение удивления сменяет выражение полного ахуя. Он смотрит на одеяла и п о н и м а е т.

— Ни хуяя-аа… тёмная??? Ёб твою… да этого уже полгода не было. Таааак. — Серёга садится.

— Значит, тебя мудохали так, чтобы ты не видел… Воробей ссыт… угум… солдатский беспредел вспомнил, ссучёнок… как Вадим уехал, так и воспрял, гнида…. Сиди здесь, в роту не лезь, никуда не выходи… я к тебе Артура (начмед) пришлю. И это… не бзди… Сколько их было?

Я поднимаю три пальца. Серёга качает головой и уходит.

Пришёл Артур, обработал какой-то вонючкой морду. Наклеил пару пластырей. Никаких вопросов. Только и сказал:

— Не ссы… ебло отрастёт. Не так уж и серьёзно тебя отделали… я тут видывал и хуже.

К обеду захотелось выйти.

Легко сказать «не ссы», а если нужно?? Хе-хе, ну вот я уже и шучу — жить буду. Иду ссать. Опять с кровью. Ходить хуёво. Канцелярия. Потолок. Циклюсь на Воробье. Продумываю, как его задавить. В голову ничего не приходит. Лежу, жалею себя. Охота выпить. Охота нажраться и проснуться дома. В Калуге. И чтобы солнце сквозь занавески по полу квадратом. Жена. Я уже полгода не видел жену. Ей не место в этом проклятом крае. Я ощущаю себя разломанной куклой, у которой на настоящий момент живое только одно…ненависть.

«Жену — отставить. И Калугу — отставить. Воробей, тебе пиздец… я не знаю как, но пиздец… я узнаю… я обязательно узнаю, как, и устрою тебе его… я обещаю тебе, Воробей… я из тебя колибрей, блять, понаделаю».

Пришёл Серега.

Принёс водки. Палёная китайская гадость с названием АНТ. И «Куки» — воды минеральной местной (кстати, охуительная вода… вот чо там было пиздатым, так это «Кука»… кто был — не даст соврать).

Наливает мне водки.

— На… ёбни… бойцы с ужина жратву принесут. Я тебе бульонных кубиков принёс. Щя, бульёну и водки… и жди… придём после отбоя. Молчи и слушай. Понял?? — он деловито кипятит бульбулятором из подков (у меня их полканцелярии…конфискованных) воду и делает бульон. Я молчу.

А хули говорить. Самому не до себя.

«Комбат уже в курсе, наверное. Меня отъебошили. Рота неуправляема… приплыли, блядь. Доверили роту сопляку. Да и по хуй… Воробью военник сожгу, блядь… последним уволю, гниду. Всё равно в роте больше некому командовать. Не Батону же.»

Как и говорил Серега, приносят бойцы жратву. Явно на закусь. Рыба, зелёные помидоры, килька в томате. Бойцы — Серегины, не мои.

Вечером, после отбоя, приходят гости.

Мурад Аушев. Племянник того самого… но какой-то дальний. Съебался от семейства по одним ему ведомым причинам аж на край света. Командир второй роты. Лучшей роты батальона. Чурка?? По происхождению — да, а если поразмыслить, то брат мне, поближе многих русских.

Серёга с Коляном. Колян переводился в первый батальон. Потом вернулся. Братаны они родные с Серегой. Вместе учились в ЛенПехе, вместе распределились.

Начштаба капитан С… Мало я с ним общался. Толковый мужик.

Слава Фурин, кадровый взводный у Мурада.

Лимон. Здоровенный двухгодичник, пиджак из первой роты.

Артур — начмед батальона. Как потом выяснилось, фанат рукопашки.

Сели за стол. Я на месте ротного уселся, конечно. Молчат все. Серега кружки поставил. Начштаба, наконец, прорезался.

— Ну, что… с крещением тебя, лейтенант… раз тёмная… значит, давишь роту… это хорошо… товарищи офицеры, — поднимает кружку. Все повторяют. Я не отстаю. Пить разбитыми губами больно, водка обжигает, но, как ни странно, эта боль приносит с собой заряд бодрости, и нытьё битого тела отступает на задний план. Закусываем. Опять молчанка. Как хороним кого. Серега опять наливает.

— Алексей… дай команду, чтобы роту изнутри закрыли на замок… и ключ сюда… у тебя закрывается рота на замок, или только щеколда?? — Мурад.

— Дневальный.

Стучатся.

— Роту на замок, ключ сюда. Минута времени.

Дневальный быстро приносит ключ.

— Ну, что… — Сергей разливает, — давайте ещё по одной, и — поехали.

Тяпнули.

— Алексей… ты присутствовать присутствуй, но сам ни во что не лезь. Вообще. Понял?? Ещё успеешь, — напутствует Серега, и мы выходим из канцелярии. Водка меня попустила. Я ощущаю себя гораздо лучше. Заплывший глаз мешает. Нутро ещё болит, но жить можно.

Начштаба зажигает в располаге свет и орёт:

— Рота, подъём… форма номер раз, повзводно становись…

Взлёт, как в училище. Я такой скорости подъёма давно не видел. Все напряжены. Понятно, что будет разбор.

— Молодёжь до года — шаг вперёд. Напра-нале-вО! Марш в сортир, сушится… бегом, бляди…

Полроты ушуршало. Остались перцы. И Бондарь в их числе. Не повезло.

— Товарищи солдаты… — начштаба спокойно прохаживается по взлётке, — вы показали свою организованность в солдатском беспределе… и мы, офицеры батальона, это оценили… поэтому мы пришли к вам, — капитан С. сдёргивает дужку с ближайшей кровати и второй взвод начинает потихоньку щимиться в третий, — что бы показать, что такое офицерский беспредел. Аушев на выходе — работаем!!

Как только прозвучало слово «работаем», началось то, чего я никак не ожидал. Мурад остался рядом со мной, а остальные офицеры ринулись в располагу. Бойцы в белухах прыснули в рассыпную. Над ними мелькнула дужка и послышался некислый шлепок в мякоть с первым воплем боли. И поехало. Мурад не пропускал никого из избиваемых к сортиру, дабы те не смешались с молодёжью. Сортируй их потом. Матюги и вопли. Серёга кого-то колошматит дужкой… рядом начштаба занят тем же. От Лимона просто уёбывают, запрыгивая одним движением на второй ярус. Шконки летят в разные стороны… тумбочки и табуреты тоже. Злые рожи, крики, кровь. Стадо безумеет, и Мураду их не сдержать. Ковыляю в канцелярию, хватаю «замполита» — дубину, и выскакиваю назад. Мимо мчится с разбитым еблом Щеглов. Хуярю его по ногам, падает. Подлетаю. Виноват или нет — по хуй… сейчас м о и бьют и х — это всё, что мне нужно знать. Ннаааа… Он прикрывает башку, и дубина врезается в плечо. Птица орёт.

Избиение оканчивается тем, что я стою на дверях сортира с дубиной. По углам жмутся отпизженные. Где-то среди них и Бондарь. Потому что не бывает так, что за похуизм никогда не платишь. Знал ведь? Знал. Солдат есть солдат. Вот такая вот сермяжная правда… у него своя… и у меня своя.

— Товарищи офицеры!!! — начштаба, с одышкой. — Прошу… всех… в канцелярию… фууух… Слава… да оставь его… хватит уже.

Мы заходим в канцелярию. Серега наливает в кружки. Рука трясётся — адреналиновый откат пошёл. Костяшки кровянят.

— И смотри, лейтенант, чтоб это всё было не зря. Больше такого не будет. Если дашь себя сожрать, показав, что боишься их, тебе уже ничто не поможет. Добро пожаловать в коллектив, блядь…

И я понимаю ещё одну вещь. Я не один. Я не могу в армии остаться один. Я не просил помощи. Но те, кто увидел, что у меня беда, пришли сами. Иначе кто придёт к ним? Иначе как воевать? И мне есть с кем биться бок о бок. Я не чувствую отбитого ливера и раскроенной морды… я стою и повторяю, как попугай:

— спасибо… спасибо… спасибо…

Несколько сломанных челюстей и по мелочи. Комбат заебался пить с начмедом бригады. Массовую драку с травматизмом закрыли, не открывая. Ушиб всей роты, если перефразировать классика.

Неуставняку в казарме, где живёт полнокровная рота, занимающаяся боевой подготовкой, стопудово не место. Его надо устранять всеми доступными способами. Если командира ни в хуй не ставят, то травмы и пьянки не закончатся. А вот если командира боятся, то сразу показатели по этим правонарушениям падают. Как только устраняешь это, остаются беглецы, и мелкие дисциплинарные шалости в виде самоходов с разбоем вокруг части, ну, или рэкет молодежи из соседней казармы. Что у меня и вышло.