Юрий Рогоза - Америкен бой Страница 20

Помнил Ник эти пельмени после смены. Их гадостную сытность и фальшивый вкус. И он хотел их страстно, как пропуска в минувшее. И вместе с тем понимал: не пельмени это, отрава.

Тут как на грех выскочила практически из-под стола судомойка:

— Водочки, милок? — задушевно спросила она… «Конечно, водочки, — вяло отметил мозг Ника. — Без

водочки этого не съесть», — и он начал копаться опять в карманах, и вот неожиданность! — нашел целую пятерку. Одной бумажкой.

— Давай, — довольно нелюбезно протянул он банкноту посудомойке.

Та, подивившись щедрости, — такое только в день зарплаты бывало, — немедленно сделалась суетлива и благожелательна:

— Неужели поллитра один выпьешь?

— Что не выпью, оставлю, — философски заметил Ник, чем старуху насторожил. Она ничего не сказала, но Ник эту настороженость сразу отметил: нельзя было так говорить. Тут не принято оставлять спиртное, это подозрительно. И он запоздало улыбнулся посудомойке, как бы превращая сказанное в шутку.

Та неуверенно улыбнулась в ответ:

— Компотика? — участливо спросила она.

— Давай, — заупокойно ответил Ник.

Пить-то не следовало, это он понимал отчетливо. И так все наперекосяк. Но злые пельмени сразили его наповал. Конечно, надо выпить водки. Все от этого проясняется…

Старушенция тем временем выставила ему на стол бутылку из-под кефира или молока с прозрачной и неприятной даже на взгляд жидкостью. А потом, словно в сказке, — стакан компота из сухофруктов.

— Угощайтесь! — и была такова, не убрав со столика Ника грязную посуду предыдущих пассажиров.

Ник так и подумал «пассажиров», хотя не смог бы сказать, почему в этой пельменной все казались ему именно пассажирами и куда они ехали. Видя, как это делают остальные, Ник отпил половину стакана компота, заложил в рот дурно пахнущие пельмени

(две штуки) и, плеснув в стакан водки грамм на семьдесят, запил.

На удивление получилось хорошо. Ник подумал мгновенье и повторил.

Тут как раз и пельмени кончились. Мало того, открылся ему смысл посещения этого заведения: был он американец, а теперь совершенно здешний. Тутошний. И значит все ему не просто «до фени», а до самых печенок.

Маленькое дельце есть.

И дельце это надо сегодня закончить.

Пельмени в желудке бунтовали слегка, но Ник им цыкнул, и они угомонились. Нику казалось, что он уже много лет не ел ничего такого же вкусного, как вот эти гадкие пельмени с водкой.

«Приеду домой, — невнятно в голове проплыла мысль. — Домой приеду, Дебору научу пельмени делать. И помогать ей стану. Сидим, понимаешь, вечером, и пельмени лепим… Сказка!»

Ник шел к кафе, где работал Серега, и понимал, что его немного водит из стороны в сторону. Но пружина его к этому моменту свернулась в такую тугую петлю, что хоть Ник и не ручался за исход дела, но точно знал, что человек пять или семь на его пути — это как воздух. Пройдет и не оглянется.

Так и получилось.

Впрочем, чистый профессионализм не подвел. Прежде чем подойти к дверям, Ник обошел здание вокруг, обнаружил заднюю дверь заведения, проверил, хороши ли там замки. Заодно осмотрел двор, выбрав маршрут на случай бегства. Вправо было смываться короче, но влево шел приятный дворик с невысокими, но в темноте подходящими заборчиками. В случае чего, уходить надо было туда. Ник на всякий случай прошелся под окнами, щелкнул по стеклу, чтобы проверить, не пуленепробиваемые ли. Все было в порядке.

У дверей как раз курил один из охранников, с которыми Ник познакомился накануне. Тот на удивление Ника признал и вразвалочку двинулся вперед по тротуару:

— Э! Але! Малыш! Тебе же говорили… — Это была просто поза: в Нике ничто не предсказывало в этот момент, что он идет именно в кафе. Он просто шел по улице.

Но охранник сам вышел навстречу, отойдя от стеклянных дверей. Ему так и так пришлось бы пострадать, но то, что он отошел от дверей сыграло Нику на руку: изнутри никто ничего не видел.

Ник словно взмахнул воображаемой шляпой в сторону лица охранника, тот инстинктивно поднял руки, не ожидая ничего серьезного от этого щуплого мальчика и получил сокрушительный удар локтем в солнечное сплетение.

На освещенной центральной улице было довольно много народу в этот поздний час, но никто не закричал, Нику не стали ломать руки.

Охранник завалился в бок, Ник точным ударом отключил его, попав ребром ладони по тоненькой жилке на шее.

«Этот вышел из игры!» — отметил пьяненький голосок в голове Ника. — «Теперь вперед. И с песней!»

Ник вошел в кафе. Другой охранник помогал официанту убирать столы. В зале их было только двое.

— Закрыто, закрыто, — истерично залепетал официант и двинулся в сторону Ника, раскрыв руки, как будто тот был курицей.

Наверное, можно было договориться, но Ник плохо владел языком после пельменей и водки. Он просто саданул официанту между глаз и тот уехал куда-то под крахмальные складки скатертей и больше не появлялся.

— Мне-то нужей хозяин, — словно оправдываясь за неловкость с официантом произнес Ник. — Где он?

— Ну ты, козел, — невзирая на вежливость, двинулся на него охранник. — А ну проваливай отсюда, а то я тебе…

Ник видел, как на него идет охранник, словно в замедленной съемке замахиваясь гиреподобным кулачищем. Ему могло бы быть смешно, но было только странно: всего-то навсего нужен хозяин, а тут идет этот, замахивается, как дурак, оставляя свой бок совершенно без прикрытия.

Тут-то и стала с остервенением разматываться та пружина.

* * *

Второго охранника Ник уложил сразу, в падении нанеся ему страшный удар по печени. Тот завалился, круша столики, и больше не встал, но на шум выскочили еще двое — из личной охраны хозяина кафе.

Эти в разговоры не вступали, сразу бросились вперед. Но и бросились-то по-идиотски. Им-то казалось, что кто-то из алкашей забрел, буянит. Ничто не могло предсказать в Нике пружинстую опасность, разве только взгляд, но тем, бугаям, которых нанимают на вес, недосуг было следить за глазами.

Сопя, они ринулись к Нику. И одновременно получили свое — один по шее ребром ладони, другой — ногой в пах.

Все это как-то растормошило Ника. Он словно проснулся. Пружина уже совершенно не подчинялась ему.

Чертиком влетел он к хозяину, вышибив для пущей важности ногой дверь:

— Привет, сволочь!

Тот шарахнулся от стола и. на пол посыпались какие-то накладные и бланки:

— Володя! Толя! — заблажил он, забираясь в дальний угол и смешно переставляя ноги через упавшее кресло.

— Хана твоим, — легко вскочив на стол, с некоторым даже сожалением сообщил Ник. — Нету их больше.

Ник подошел на край. стола и присел на корточки, оказавшись почти вровень с хозяином, который стоял в углу гордо выпятив вперед подбородок.

— Ну? — почти дружелюбно начал Ник, но в это время пружина внутри раскручивалась со скоростью неимоверной. Все он видел: и кипящий чайник, и настольную лампу, даже забытые слесарем плоскогубцы рядом с раковиной. Он видел все то, что может заставить человека говорить. Даже маленький ножичек, которым обычно разделывают фрукты, а хозяин пользовался им для разрезания бумаги, не ускользнул от взгляда Ника. — Ну? — и он взял ножичек в руки. — Поговорим? Или тебя просто зарезать?

— Парень, парень, — щупая почву, начал хозяин. — У тебя ордер-то есть?

— А то? — деланно удивился Ник. — Вот он! — И он показал ножичек. — Или этого недостаточно?

— Ой, парень, с огнем играешь, — столь же деланно сочувственно заговорил хозяин, однако предпочитая смотреть не на Ника, а куда-то вдаль. — Ты хоть чуточку знаешь, на кого катишь?

— Очень интересно.

— Парень, у меня крыша. Они тебя в порошок сотрут…

Хозяин, вдруг осознав, что за Ником никто не стоит, осмелел и даже расправил плечи. И это было ошибкой. Ник с удовольствием всадил ему нож в живот. Правда, пока ручкой, а не лезвием.

Хозяин, однако, за сложным движением ножа не уследил и, в полной уверенности, что его зарезали, с шекспировским криком завалился на пол.

Ник кошкой соскочил со стола и оседлал толстяка:

— Короче, падла. Серега за твой вонючий кабак помер, ты хоть это помнишь?

— Да кто его просил, — обнаружив, что не мертв, заегозил под Ником хозяин. — Кто его просил?

— Ты и просил. Ты ж его нанял? Ты ж его и продал. Ты, сука.

И Ник с каким-то даже внутренним торжеством врезал ладонью по мокрому, жирному лицу. Оплеуха получилась на славу: зычная, внятная, хорошо артикулированная. Хлопок эхом прокатился по пустынным помещениям.

И к этому звуку примешался другой. Один из телефонов на столе в кабинете ожил и затрещал, но неровно, с паузами. Кто-то по параллельному аппарату набирал номер.

Нику это не понравилось. Номера в городе были шестизначные, три цифры уже успели набрать, значит, в его распоряжении меньше десяти секунд. Он с неожиданной силой поднял хозяина за шкирку с пола и вытолкал в обеденный зал. И точно: за стойкой, пригнувшись, упитанный официант терзал телефонный аппарат. Заметив Ника, он немедленно опустил трубку и, оставаясь сидеть на корточках, зачем-то поднял руки.