Ник Пиццолато - Остров пропавших душ Страница 20

Вокруг были разбросаны древние элеваторы и склады, оставшиеся еще с тех времен, когда здесь занимались экспортом хлопка. На некоторых из них горели прожектора. В воздухе висела соль и запахи креветок и крабьих клешней. Мужчина помогал своему другу двигаться вперед, поддерживая его за плечи.

Звук моих сапог по асфальту напоминал тиканье часов. По противоположному тротуару, в одном направлении со мной, какое-то время двигалась дымчато-серая кошка.

На скамейке у автобусной остановки бородатый старик пил из горлышка бутылки, которую держал в коричневом пакете, и плакал. Он сказал мне, что счастлив, потому что только сегодня откинулся из тюряги.

Когда я вернулся к себе в номер, стояла такая тишина, что было слышно, как тиканье часов отражается от стен комнаты. И этот негромкий звук сказал мне, что уже поздно, поздно, совсем поздно.

Время уходило. Я становился старым.

Наутро я проснулся раньше девочек и наблюдал, как над заливом восходит солнце в том месте, где вода была слегка желтоватой, и как флотилия креветколовов выходит на промысел. Эти кораблики выползали в море, как будто подчиняясь вечным законам естественной миграции. И вечернее, и утреннее солнце раскрашивало небо в сумасшедшие цвета: зеленый и пурпурный, ярко-красный и оранжевый. Облака были такими же нереальными, как в старых вестернах студии MGM[46].

Неторопливые движения. Переливы цвета.

Я начинал замечать новые для себя подробности.

Рокки сказала, что хочет сегодня же заняться поисками работы, но я предложил вместо этого пойти на пляж, что мы и сделали.

А вечером мы встретили еще двух постоянных жильцов нашей гостиницы – двух старушек, у которых был «Крайслер» последней модели с погнутой антенной. Их звали Дехра и Нони Эллиот, и они были сестрами, с одинаковыми прическами из серых волос, которые делали их головы похожими на цветную капусту. Они одевались в темные одежды, совсем как монахини, и на шеях у них висели крупные распятия.

Лэнс готовил на гриле бургеры. А я вынес упаковку с шестью бутылками пива. Мои девочки тоже вышли, и сестры, понаблюдав за Тиффани из окна № 12, решили с ней познакомиться. Они наклонились над Тиффани, которая задумчиво сосала палец.

У старушек были добрые, восторженные лица, а свою сутулость они несли с большим достоинством. Та, которую звали Дехра, носила очки и была более разговорчива. Человек всегда выглядит менее подозрительно, если с готовностью знакомится с другими людьми.

– У нас четыре сестры – они монахини в иезуитском монастыре в Хьюстоне, – рассказала мне Дехра. – Раньше мы жили в Дентоне, но продали родительский дом. Хотели купить дом во Флориде, но, по правде говоря, все еще колесим по Техасу.

– Мы не хотели бы уезжать далеко от сестер, – пояснила Нони.

– Это правда, но здесь мы уже три недели.

– И все время думаем, что нам надо где-то осесть.

– Не знаю, почему, но нам не хватает сил найти постоянный дом.

В них было что-то девчоночье. Их спокойные бесполые лица были начисто лишены и намека на хитрость.

– И часто вы ходите на пляж? – спросил я.

– Боже, ну конечно, нет. Мы не очень любим солнце.

Все это Дехра рассказывала мне, пока ее сестра пыталась предложить Тиффани пластинку гвоздичной жвачки, а Тиффани смущенно пряталась за ногами Рокки. Мне вдруг страшно захотелось рассказать этой женщине о своих легких.

Лэнс расставил раскладной столик, а Нэнси вынесла сумку с круглыми булочками, кетчупом, горчицей и бумажными тарелками. Расставив все это на столе, она внимательно оглядела меня.

– Мне кажется, что позавчера у вас были длинные волосы. А посмотрите на себя теперь… Вы что, боитесь, что вас кто-то узнает?

– Здесь слишком жарко для длинных волос, – объяснил я.

– Спорю, что будет так же вкусно, как в том заведении в Остине, – сказал Лэнс, переворачивая бургеры. – В «Гринбелт Гел». Помнишь, детка?

Нэнси приподняла брови и нахмурилась.

Лэнс посмотрел на меня и пояснил:

– Было такое местечко с деревенской едой, куда мы частенько ходили. – Он опять повернулся к Нэнси. – Вспоминаешь?

Та громко вздохнула, закатила глаза и с жалостью посмотрела на своего бывшего, как будто тот поставил себя в неловкое положение. После этого Нэнси вернулась назад, в офис.

Тиффани смеялась в компании старушек, и они смеялись вместе с ней.

– Раньше она была совсем другой, – произнес Лэнс. – Это она передо мной старается держать марку, но иногда ее немного заносит. Я-то знаю ее уже много лет, и меня не проведешь. Она любит, когда я вспоминаю прошлое, хотя и не хочет в этом признаваться.

Рокки вышла на улицу, так же как и этот парень из № 8. У него были длинные рыжеватые волосы и тонкое, умное лицо. Рваные джинсы и байкерские ботинки, которые он носил, смотрелись на нем совсем не к месту.

Они разговорились, стоя у стены здания, и он сказал что-то, что заставило Рокки засмеяться. На парне была серая майка с длинными рукавами, и он слегка сутулился, держа руки в карманах.

Байкер заметил, что я смотрю на них, и помахал мне рукой. Видно было, что Рокки нервничает.

Появился папаша из № 2. Дверь он открыл, только чтобы можно было выскользнуть наружу, и тут же захлопнул ее за собой. Облизнув губы, изучил харч, стоявший перед ним; стоя около гриля, внимательно осмотрел всех присутствовавших и произнес:

– Мы набрасываемся на эти гамбургеры, как голодные собаки!

Когда никакой реакции на это не последовало, он притворился, что глубоко задумался.

– Меня зовут Трэй, – представился рыжий юнец и протянул мне руку. Его глаза смотрели на меня из серых глазниц. Рокки взяла мое пиво и отхлебнула.

Я пожал протянутую руку.

– Трэй Джонс, – повторил парень и посмотрел на мои руки, а после этого – мне в глаза. Казалось, что он хочет мне что-то сказать. Парень был такой худой, что мне показалось, что его рубашка пригибает его к земле. – Большинство людей называют меня «Убийца».

– Ну конечно, – согласился я.

Папаша взял целых три гамбургера. Сначала я хотел что-то сказать, но, увидев, что он направляется с ними в номер, обрадовался, что он уходит, и промолчал.

Гамбургеры он сложил на одну тарелку, и, подходя к двери номера, оглянулся на нас, а потом, уже закрывая за собой дверь, еще раз бросил на меня быстрый взгляд. Дверь он опять открыл всего на несколько дюймов.

Трэй Джонс все еще стоял рядом со мной.

– А ты видал детей этого чмошника? Выглядят они так, как будто их уже давно не кормят.

Я согласно кивнул. Рокки сидела на приступке и смотрела, как старушки общаются с Тиффани.

Рыжий достал пачку ментоловых сигарет и предложил мне. Я отказался. Он закурил и спросил:

– Где срок мотал, брат?

– Что?

– Да ладно, не дергайся. Я всегда узнаю своего брата-заключенного. По тому, как ты ешь сосиски. – Он хмыкнул. – Понял?

– Нигде, – ответил я и достал сигарету.

– Ну что ж, как хочешь. – Трэй дал мне прикурить. Свои ногти он сгрыз под корень, а его руки были закрыты длинными рукавами. Я готов был поспорить, что под ними есть следы от уколов. – Я вот тянул в Роване, штат Оклахома. Искренне советую тебе: держись поближе к югу.

– Тебе сколько лет?

– Двадцать шесть исполнилось в марте.

– И что же ты делал в Роване?

– Да так. – Он расправил плечи и затянулся. – Мутили кое-что с одним чуваком. Моим партнером. И все было классно, пока он не ввязался в драку в том баре. Они арестовали его и решили обыскать машину. А я даже не знал, с чего все началось. Спал на заднем сиденье.

– Ага.

– Еще три готовы, – объявил Лэнс.

Я сказал девочкам, чтобы они не ждали меня и поели. Старушки подвели Тиффани к столу и помогли ей взять бургер. Трэй продолжал стоять рядом со мной. Я задумался, чего этому юнцу могло быть от меня надо.

– Я здесь знаю кой-кого, – сказал рыжий. – Пару-тройку ребят.

Я ничего не сказал и допил пиво.

– Знаешь, кого ты мне напоминаешь, приятель? – спросил вдруг Трэй.

Я удивленно поднял брови и свернул крышку на новой бутылке.

– Парня из кино. Ну да, ты его знаешь. Он был в том кино про любителя петушиных боев. И еще в одном. Там еще чувак ездил с отрезанной головой в машине.

– Но тот парень похож на лошадь, – возразил я, подумав минуту.

– Но лошадь эта совсем не плоха. Правда.

– Возьми. – Я протянул ему бутылку пива, а остальное унес к себе в комнату.

Есть мне не хотелось.

Небо было бездонно красного цвета, и на разбитом асфальте появились тени.

После полуночи я открыл свежую бутылку «Джеймесона»[47], потому что уже давно не засыпаю без приличной дозы. Когда я выпил значительно больше половины бутылки, прошлое окружило меня: давно прошедшие моменты жизни, старые фантазии, больше похожие на головоломки, и прочая ерунда, из-за которой я стал терять ощущение действительности. Но все мои мысли крутились вокруг одного и того же. Я хотел бы заплакать, но не знал, как это делается. Когда в тот день я впервые увидел свои снимки, я вылетел из кабинета, как только услышал слова мелкоклеточный рак легкого.