Б. Седов - Искатель неприятностей Страница 20

– Это означает, – терпеливо продолжал я, – что тот, кто носит такую наколку, вафлер. Нотные знаки и музыкальные инструменты набивают опущенным. Петухам! Понимаешь, Паша, пи-де-рам! Не уверен, что у твоего Никиты Малинина и правда такой знак отличия. Но если это все-таки так, – в этот момент мне вспомнилось, как Стася лихо перетолмачила название группы «Краски», – это значит, что глупого мальчика подставил какой-то шутник, подсказав ему именно такое тагу. Хотя не исключаю и другое: как-никак эстрадные детки вращаются в московском бомонде, а там чего только не происходит.

– Ближе к делу, Денис.

– Хорошо, ближе к делу. Так вот, Паша, скрипичный ключ и орел вещи столь же несовместимые, как, скажем, Коран и свиная грудинка. – Я покосился на экран телевизора, на котором сейчас происходило оживленное обсуждение предстоящего похищения Тани Овечкиной: «Мужики, пушки заберем из тайника только перед самым выходом на дело…» Кстати, кто писал диалоги?

– Ривкин.

Ромочка Ривкин по прозвищу «Рюмочка», маленький толстенький девственник, студент-заочник филфака, если и имел поверхностное представление о молодежном арго, то о музыке[12] слыхом не слыхивал.

– Паша, а почему твои «воры» называют себя мужиками? – спокойно поинтересовался я. – И вообще, какие-то они странные.

– Для тебя странные. Ведь ты же у нас спец, – язвительно заметил Сенявин. – Но только за «Натуральным хозяйством» следят те, кто разбирается в уголовной символике не так хорошо, как некоторые. И им на все эти нюансы плевать.

– Ой, не скажи, Паша! – Я еще раз подумал: «Какой же осел!» – Никогда не подгоняй эрудицию зрителя под свой умственный уровень. Наоборот, всегда исходи из того, что зритель знает гораздо больше, нежели ты…

– Ну, все! До свидания! – не выдержал Сенявин.

– Погоди, погоди! Не отключайся! Еще пару слов. Я не сказал главного, из-за чего тебе позвонил. Собственно, никаких нотаций читать я не собирался. Так, пришлось к слову. А предупредить хотел вот о чем: если после всего этого фарса, который ты учинил, мне позвонят и накатят предъяву, я от всего открещусь.

– Какую предъяву? С чего ты взял, что тебе кто-то решит позвонить?

– С того, Паша, что я кое-что знаю о психологии тех, кто живет по уголовным понятиям; тех, для кого воровская честь не пустой звук, тех, кто будет ее отстаивать, если к этому вынудят. Оберегать от безграмотных пустобрехов то, что для многих свято. – Васюта прониклась серьезностью моего тона и перестала хихикать. – За незаслуженно присвоенную наколку всегда приходится отвечать, и если заставляют содрать ее вместе с кожей наждачкой – это самое мягкое наказание. За воровские знаки отвечают вдвойне. А уж если они соседствуют с тагу педераста… а если это еще и транслируется по телевидению! Кое-кто расценит подобное не просто как ошибку недалекого дилетанта, не просто как неосторожную насмешку, а как страшное оскорбление, за которое нельзя не взыскать с идиота, который это оскорбление нанес…

– Чего ты меня пугаешь? – наконец подал голос Сенявин. Притом весьма обеспокоенный голос (я не мог этого не отметить). Но гонора в нем еще хватало: – Мне наплевать на эти твои уголовные традиции! Я не имею к ним никакого отношения!

– Теперь имеешь! – отрезал я. – Сам влез туда, куда тебя никто не приглашал. Так теперь изволь уважать эти традиции, отвечать по законам, над которыми ты решил посмеяться. И не впутывай в эту историю меня. Еще раз повторяю: если мне вдруг позвонят, я сразу от всего открещусь и переведу стрелки на тебя и на Крауклис. Все, Паша. Что хотел, то сказал. Завтра встретимся на работе.

– Пока, – просипел он, и я с удовлетворением отметил, что основательно испортил Сенявину настроение.

На следующий день я разорвал контракт с телекомпанией, мотивируя это единственной причиной: тем, что не желаю нести ответственность за авантюры Сенявина.

– Денис, не спешите принимать решения на горячую голову, – неожиданно сменила стиль поведения неизменно радикальная Софья Сергеевна.

И это меня буквально повергло в шок.

Да она же сейчас не приказывает! Она просит!!! Каноны рушатся! Всемирный потоп!!!

Мать-командирша была откровенно растеряна. Она ожидала от меня всего чего угодно: того, что я начну проявлять гонор; качать права; наконец, выторговывать для себя какие-то привилегии. Но мое бесповоротное решение не подписывать новый контракт явилось для нее полнейшей неожиданностью.

…Впрочем, Крауклис почувствовала неладное еще вчера вечером. Буквально через пятнадцать минут после разговора с Сенявиным у меня начал настойчиво названивать сотовый, высвечивая домашний номер Софьи Сергеевны, – похоже, Паша безотлагательно ввел в курс дела начальницу, и та забеспокоилась. Но на ее звонки я не отвечал, а после третьего вообще отключил и мобильник, и трубку домашнего телефона – просто взял да и отгородился от всех мирских проблем до следующего дня…

– Денис, отправляйтесь домой, остыньте и приходите завтра, – с несвойственным ей дружелюбием в голосе посоветовала Крауклис. – К тому времени мы перепишем контракт. Подкорректируем несколько пунктов. Прочитаете все, выскажете свои пожелания. Мы их спокойно, без эмоций обсудим.

Я улыбнулся: ведь до сих пор мне так и не довелось хоть краем глаза глянуть на то, что дожидалось моей подписи в неприступной после праздников канцелярии. Я ни словом не обмолвился о своем новом трудовом договоре, а мне уже предлагают в пожарном порядке внести в него коррективы. Интересно, что же тогда представлял собой вариант № 1? В какую кабалу меня, малограмотного, собирались загнать в этой сраной телекомпании?

– Не скрою, с вами непросто работать, Денис. Но вы очень ценный работник, каких поискать, – расщедрилась на похвалу Крауклис. Сегодня она быта сама не своя. – Расставаться с вами здесь никто не желает. Более того…

– Нет, Софья Сергеевна! Все уже решено! – решительно прервал я поток дифирамбов и подумал, что Борщ права: не все благополучно в датском королевстве – телекомпания потенциальный банкрот, способный протянуть, дай бог, до лета. А если к тому же начнут уходить топ-менеджеры вроде меня…

– Не пойму, это что, забастовка? – настойчиво ломала над внезапной проблемой твердолобую голову Крауклис. Терять меня в ее планы никоим образом не входило. – Это что, акт какого-то протеста?

– Да бросьте! Неужели вы всерьез считаете, что я пытаюсь таким детским способом набить себе цену? Все куда проще – я хочу оградиться от неприятностей.

Крауклис тяжко вздохнула. Достала из портсигара сигарету без фильтра, воткнула ее в нарядный мундштук, но закуривать не спешила. Просто крутила мундштук в длинных пальцах и молчала. Ей требовалось время на то, чтобы подумать.

Этого времени я ей давать не собирался.

– Так вы подпишете мое заявление? Софья Сергеевна меня словно не слышала.

– Денис… – Еще одна глубокомысленная пауза. Длинная, но все-таки на грани допустимого. – Сенявин вчера мне невнятно бурчал что-то насчет того, будто вы опасаетесь каких-то угроз и неприятностей, что вы будто бы расшифровали какой-то подтекст в татуировках, которые он изобразил на актерах. Признаться, из этого сумбура я ничего не поняла. Пыталась за разъяснениями дозвониться до вас…

– Но я не брал трубку, – хмыкнул я. – Мне было не до телефонных разговоров. Слишком уж я был расстроен тем, что увидел по телевизору.

– А что, все, действительно, может оказаться столь непростым?

– Непростым? Мягко сказано, – хмыкнул я. – Не-е-ет, Софья Сергеевна. Не непростым, а реально опасным. Я считаю именно так.

Это было неправдой. Я так не считал.

Но даже я иногда умел быть жестоким.

Как и несколько дней назад при разговоре тет-а-тет со старой девой, я получал огромное удовольствие, наблюдая на лице своей собеседницы выражение искренней озабоченности.

Понервничай, стерва! Наконец-то хоть отчасти отольются кошке мышкины слезки!

– Денис, разъясните мне, пожалуйста, ситуацию.

– Я вчера все разъяснил Сенявину. Спрашивайте у него.

– Если этот тупица не смог связать двух слов сразу же после разговора с вами, то чего можно добиться от него сейчас? – раздраженно прошипела мать-командирша и брякнула спичками – все же надумала прикурить.

– Ничем помочь не могу, – зло улыбнулся я. – Если у вас такие тупые сотрудники, это ваши проблемы. А я устраняюсь… Подпишите, пожалуйста!

Часть вторая

ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОГО РЕАЛИТИ-ШОУ

Глава 1

Я ВИДЕЛ СЕКРЕТНЫЕ КАРТЫ, НО НЕ ЗНАЮ, КУДА МЫ ПЛЫВЕМ

Кажется, я уже упоминал о том, что всегда быт махровейшим консерватором. Но одно дело – с безразличием относиться к каким-либо переменам; абсолютно другое – получать удовольствие, создавая что-то с нуля. Вот этого удовольствия я и оказался лишен, угодив сразу на все готовенькое в редакции реалити-шоу «Подстава».