Сергей Зверев - Аномальная зона Страница 20

– Тащи в машину! Она в твоем любимом бульденеже!

Противник уже поднимался. Я врезал ему кулаком промеж глаз – нечего тут выдумывать сложные бойцовские комбинации... Из кустов метнулся второй (похоже, эта парочка прибыла раньше прочих, но после меня и обосновалась у черного хода). Мы столкнулись, как два непримиримых сумоиста, – лоб в лоб. Тужились, боролись, обливались потом. Он был силен, но и я не с голодного мыса. Он двинул меня локтем в скулу, я всадил ему колено в живот.

– Луговой, сопротивление бессмы...

Ну, почему же «бессмы...». Второй удар пришелся ниже. Предательский и подлый, каюсь, удар. Партнер по спаррингу дернулся так, словно его дефибриллятором оживляли, и выпустил меня.

– Луговой, чего ты там возишься, давай быстрее! – нетерпеливо покрикивала Анюта. И смех, и грех.

Я разделался со своим соперником двумя не очень точными ударами. На бегу отобрал у коротышки узел с Анютиным скарбом – он волочил его по земле, как Сизиф свой камень в гору; узел был тяжелее, чем сам карлик.

– Чем ты его ударил, Степан? – спросил я на бегу.

– Вилкой, – буркнул тот.

– Откуда у тебя вилка?

– Странный вопрос, их полная кухня... – пыхтел «садовник». – Бегал, искал какое-нибудь оружие... А с ножом боюсь бегать. У меня папаня, когда на хулиганов напал, бегал вот так с финкой, а потом упал на нее тем самым местом, а потом лечился, а маманю с горя понесло во все тяжкие...

Я чуть не сшиб Анюту, подпрыгивающую у машины.

– Спокойно, это я...

– Ну, да, а я тут, типа, подушка безопасности...

Я заталкивал их, пританцовывающих, на заднее сиденье. Утрамбовал шторой с вещами, рюкзаком с продуктами. Степан заламывал свои коротенькие руки – какое я имел моральное право угробить его любимый бульденеж! Ненавижу бегать по Каратаю безоружным. Такое ощущение, будто ты голый. Даже вилка осталась в чужой заднице. Я не знал, что происходит у моего дома со стороны парадного подъезда (хотя и мог представить), но сзади определенно ничего хорошего не происходило. Машина, отпочковавшаяся от колонны, нашла после долгих плутаний лазейку в перехлестах аллей. Я выруливал из испорченного бульденежа, а они выруливали из-за поворота. Дорога узкая, одна машина с трудом помещается.

– Ой, пропали мы, пропали... – бубнила на задворках Анюта.

– Давите их, Михаил Андреевич! – пищал Степан. – Давите к такой-то матери!

Варианты не просматривались – либо пешком (не канает), либо снова бодаться. Я понесся на них, вцепившись в баранку.

– Держитесь!

– Ой, мамочки... Луговой, ты нас когда-нибудь точно угро...

Не зря я устанавливал стальной кенгурятник на машину! Заплатил похмельному механику и пригрозил, что если не будет как надо, то лично пристрелю. Сделал даже лучше, чем надо. Фары встречной машины испуганно заблестели. Свернуть ребятам было некуда. А я, конечно, погорячился. На хрена нам это «сращивание активов»? За мгновение перед столкновением я плавно выжал тормоз – удар состоялся, но щадящий. У противника кенгурятника не было. Это был потрепанный «УАЗ» – прославленный, но сомнительный отечественный джип. Они кричали, но стрелять не решались – был приказ брать меня живым. Мы стояли, как два быка, в узком проезде, рычали, давили друг дружку. В принципе, я был спокоен – российская техника далека от совершенства, аналогов японским внедорожникам пока не придумали. Полный привод, пониженная передача, газ до упора – держись, движок... Им бы самое время сообразить повыскакивать из машины да взять нас голыми руками, но именно эту идейку я не хотел им подбрасывать.

Японский «бык» давил своей массой – и выиграл схватку с российским коллегой. Он выдавливал его через бордюр на соседский участок, потом рывок – «уазик» ослаб, сдался, под капотом что-то затрещало, пошел дымок, а задний бампер прочно увяз в стальном каркасе помидорной теплицы. Хлопали дверцы, пассажиры покидали «тонущий корабль», но я уже убирался задним ходом. Хрустнула трансмиссия, машина полетела, наскакивая на бордюр, отчего протяжный крик Анюты стал прерывистым и состоял из разных нот. Броситься под колеса желающих не нашлось. Остался в прошлом чадящий «УАЗ» – не умеем пока собирать приличные машины. Зато мы лучше всех в мире ругаемся матом!

– Молодец, Михаил Андреевич! – ликовал Степан. – Я же говорил, что давить надо! Ладно, не благодарите, чего уж там...

Все дороги из долины Покоя я знал как свои пальцы. Даже те, что не пользовались популярностью. Пригодились, казалось бы, ненужные знания. Перед машиной плясали запутанные дорожки, обрывы, деревья, полз в гору серпантин.

– Луговой, ты не едешь, ты стоишь... – изнывала Анюта. – У нас на кухне холодильник быстрее едет...

Мы въехали на косогор, провалились в лес.

– Я точно от тебя без ума, – заключила Анюта.

– Без ума, Анюта, ты не от меня, – возразил я, – а, извини, от природы.

– А спорим, не подеретесь? – встрепенулся Степан.

– И что ты нам на этот раз уготовил? – горячилась Анюта.

Первый страх у девушки прошел. Она поняла, что мы вляпались, причем сделали это не в лучшем из миров. Не будет у нее больше ни виски в холодильнике, ни мягкой постели, ни телевизора с проигрывателем и обширным набором комедий и мелодрам, дающих представление о жизни на «материке». И бензин в машине, кстати, не вечный.

– Скажи, что нам делать, Луговой, скажи! – стонала Анюта.

– Что хочешь, – огрызался я. – Молись, ругайся, отправь СМС на короткий номер...

– Сволочь ты, Луговой!

– А мне почему-то кажется, что однажды вы поженитесь, – задумчиво изрек Степан. – И будете гавкаться уже на законных основаниях. Вы такая трепетная пара, вы так похожи...

– Заткнись! – прокричали мы хором, а я чуть не въехал в опутанный корнями обрыв.

В общем, было весело. Дорога за приятной беседой пролетает незаметно. Мы оторвались от погони, и можно было смещаться к Данилкиному омуту. Небо становилось грязно-серым, ночь, сопротивляясь, отступала. Мы вгрызались в тайгу, ехали по узким, практически не предназначенным для транспорта тропкам. Еловые лапы скребли по стеклам. Анюта притихла. Смотрела в окно огромными глазами, напоминая мне кошку, которую пятнадцать лет держали в запертой квартире, а под старость вывели на улицу, чтобы показать сложный мир. Потом она начала ежиться. Я включил печку. Она все равно ежилась.

– А как тут с дикими животными? – опасливо спросил Степан, которому в сидячем положении было ни черта не видно; он сел на колени и смотрел в окно, как собака, которую везут на дачу.

– А где ты видел знак «Осторожно, дикие животные»? – проворчала Анюта.

– С дикими животными здесь полный порядок, – пояснил я, – а также с дикой природой и с дикими людьми. Батарей парового отопления здесь нет, с розетками напряженно, вода из крана не везде, и с этой минуты, прежде чем сделать какую-нибудь глупость, вы обязаны спрашивать у меня разрешения. От машины – никуда.

Я поставил их в известность, в каком направлении мы движемся, и не одни мы такие несчастные – набирается довольно приличная группа лузеров. Анюта обрадовалась – теперь не придется любоваться на две опостылевшие физиономии. А это сущая правда! Кого она видела за этот год в «реале»? Молочника, противную соседку с ее голубоватым служкой? Я даже коллег не приводил в дом (неправда, Корович пару раз забегал с бутылкой). Степан расстроился – ему и двух «великанов» по жизни хватало, а теперь целая свора под ногами будет путаться. Анюта заявила, что дома было теплее, завозилась, стала что-то с себя снимать, что-то натягивать, потом сообщила, что кожа ее покрылась термическим бельем, а Степан подглядывал!

– Да больно надо за вами подглядывать, Анна Дмитриевна, – смутился коротышка. – Терпеть не могу высоких женщин, а вас, между прочим, можно использовать вместо минарета...

В землянке у Данилкиного омута нас встретили как родных. Единственное приятное событие за всю ночь. Рюкзак с продуктами пошел на кругу. На мое предупреждение, что другой провизии не будет, Топорков резонно вопросил: и что теперь, отказываемся от приема пищи? Оголодавшие коллеги умяли влет половину «доставки». Никто не задумывался о завтрашнем дне. Знакомились друг с другом, как знакомятся кошка с собакой. Подчиненные изумленно разглядывали мою благоверную с печатью пьянки на снулой мордашке, мысленно оценивали ее сексуальные параметры, мысленно же раздевали, укладывали в койку. С не меньшим изумлением глазели на надувшегося коротышку, который едва доставал им до пояса. Анюта тоже не лучилась дружелюбием, но больше всего ей не понравилась женщина с роскошными черными волосами и тонким измученным лицом, спящая на разломанном топчане. Ее сразил глубокий сон. Намаялась в своем подвале. Ее укрыли армейскими одеялами (мы, как плюшкины, тащили на свою «блат-хату» все, что находили), но в процессе сна она разметалась, и одеяла валялись в стороне. Коллегам нравилось, никто не укрыл ее обратно. Разговаривать можно было свободно, спящую не пробудил бы даже рев Змея Горыныча.