Александр Каменский-Мальцев - Лёшка-"студент" Страница 20

— Вот про это не надо! Знаю я вашу правду! — повысил голос Лешка. — У вас их несколько. Одна на сегодня, другая на завтра… А майором ты стал не за то, что охранял широкую грудь нашего четырежды героя?! — и уже тише добавил: — Выпить хочешь?

Лешка протянул руку к бутылке.

— Мы проверили ваши судимости. Я убежден, что суд учтет ваше неправильное осуждение как смягчающее обстоятельство…

— А законы ты сменишь? — Лешка, прищурясь, смотрел на Каверзнева. — Кишка тонка… — и тихо продолжал: — Мне двадцать два года было, а мне припаяли после освобождения, чтобы я с восьми вечера до шести утра дома сидел! А я женщину несколько лет не видел! А ты видел шлюху, которая днем себя предлагает?.. Я не импотент и не урод, а мне дома сидеть целый год! Я пахал, как черт, уставал, как собака, а спать не мог… И в любое время ко мне приезжали проверять, дома ли я! Ночью, вечером, утром… Сержант один посоветовал онанизмом заняться, подонок…

Глаза Ковалева необъяснимым образом притягивали Каверзнева. Глаза как будто углублялись, становились бездонными, и невозможно было оторваться от них. Видя эти глаза, Каверзнев сам почувствовал ненависть, которая сжигала Ковалева. Ненависть глухую, беспредельную, когда хочется бить в лицо, топтать, грызть зубами и выть, кричать и ругаться… Одновременно в душе родилась тоска — тоска бессилия, когда знаешь, что сейчас, через пять минут произойдет что-то страшное, а сделать ничего не можешь. Как будто давит на тебя тупая сила, а ты не можешь не только убежать, но даже двинуться с места. Так бывает во сне…

Лешка снова наполнил рюмку и выпил.

Каверзнев с трудом отвел взгляд, и его передернуло…

— А ведь начал я благодаря этой гадине… — Лешка кивнул на Ветрова.

— Я знаю…

— А-а… — протянул Лешка. — Так вы потому меня и зацепили!.. А где же вы раньше были?

— Его тоже будут судить.

— Нет, я сам рассчитаюсь.

— Ковалев, одумайтесь!.. — в голосе Каверзнева звучала просьба. — Не усугубляйте свою вину. В любое время против вас могут начать действия, несмотря на мое присутствие…

— А ведь я могу спросить у тебя про ваши планы! — Лешка засмеялся. — Вы еще и толики не знаете про мое умение… Я почти мертвых могу поднимать!

— Знаем… Женщина, которую вы вылечили, целовала вашу фотографию… А ее сын за отказ рассказать о вас сидит сейчас в следственном изоляторе…

— Вот ваша правда! А ты бы предал врача своей матери?

— Вы слишком опасны… И у вас шлем. Где он?

— Нету! Пшик, и все… А может, и цел… Он в машине был, которую вы сожгли.

— Как!.. Не может быть!.. — поразился Каверзнев.

— Может, майор, может… Ты еще не убедился, что в нашем мире все может быть? — он снова выпил. — А вы знаете, что я и на расстоянии могу достать всю вашу рать? Где они все? Из пушки с соседней крыши целятся? Или под квартиру мину подложили? А где гуманность? Честные граждане ведь могут без жилья остаться! Да и без жизней… А?!

— Из дома все эвакуированы…

— Ах, как здорово! — Лешка от показного восторга даже хлопнул в ладоши. — Вот бы Бес узнал… Он от зависти бы лопнул. Ну и работку я вам задал, да? Эх, разворотил я ваше болото… А ведь весело, майор? Будет что под старость вспомнить! Да и по службе ты сейчас из-за меня вверх пойдешь, так ведь? — Лешка заглянул в глаза Каверзнева, но обоим не было смешно. — А хочешь повеселиться? Да и ребят своих расшевелить? Они застоялись уже, тебя дожидаючись…

От Лешкиного неподвижного лица, так не сочетающегося с шутливым тоном, у Каверзнева мороз прошел по коже.

— Сейчас они все, слышишь, все, кто там есть, побегут в туалет…

Лешка напрягся и смотрел куда-то вдаль. Через минуту обмяк и снова налил в свою рюмку. Выпил.

Зазвонил телефон. Каверзнев вздрогнул. Он протянул руку и взял трубку.

— Каверзнев слушает.

— Он не врет, — сказал голос по телефону. — Все так и есть…

Каверзнев положил трубку.

— Ковалев, у вас пока есть шанс, так используйте его… — сказал он. — О себе не думаете, подумайте о ней!

— А я для нее вас и позвал… Вы ее уведете… А как вы собирались держать меня? Против меня ведь ни один тюремщик не устоит… специальную тюрьму построите? С пулеметами на фотоэлементах?..

— Ковалев, я сейчас еще больше уверен, что вам сохранят жизнь. Ведь вы единственный такой. Вас изучать, будут…

— Ага! Нацепят электроды, залезут в мозги, а потом, после опытов, пописал, покакал и — в клетку?.. А сам ты будешь так жить?!

— Но все равно решать надо!

— Правильно… Надо… А сейчас молчи и не говори ни слова.

Лешка подошел к Вере и опустился перед ней на колени.

— Милый мой малыш, ты вспоминай меня хоть иногда, ладно? — заговорил Лешка. — И не плачь обо мне… Я по ошибке родился… Я любил тебя, и никто в мире не сможет так любить, но я невезучий, и вокруг меня только зло и слезы!.. Не надо плакать, маленькая… Роди парня и вырасти его сильным… Ты сможешь.

Он встал и заговорил требовательно, непререкаемым тоном:

— Сейчас ты пойдешь с майором. Ты будешь жить и спокойно ждать ребенка. Ты должна жить, что бы ни случилось. Ты уйдешь! Молчи. Молчи и ничего не говори! — Лешка сделал шаг в сторону. — Мне тоже тяжело, но все будет так, — тихо закончил он. — Только так!!!

Лешка повернулся к майору.

— Вы пойдете с ней и выведете ее. Молчать!!! — неожиданно крикнул он, хотя никто и не говорил. — Вы все сделаете так, как я сказал.

Лешка повернулся к Вере и опять опустился на колени. Он медленно, ласково целовал Веру, а из глаз у нее текли слезы… Крупные блестящие капли падали на колени…

Каверзнев вынул из кармана плоский предмет и уронил его под кресло.

— Уходите! — крикнул Лешка и встал.

Когда хлопнула дверь, он повернулся к Ветрову.

Майор повернул за угол дома, пропуская Веру вперед. В доме глухо ударил выстрел, потом второй, а через секунду — третий.

Вера дико закричала, сжав руками голову. Каверзнев подтолкнул ее к оперативнику в каске и бронежилете…

— В машину ее! Бережно! И врача к ней!.. — уже на бегу крикнул он.

К дому бежали люди в противогазах, с автоматами и прозрачными щитами в руках…

— Вопреки договоренности, взрыватель газовой мины, доставленной мной в квартиру, включили только после первого выстрела… — Каверзнев докладывал стоя.

— Да мы тебя и девицу хотели выпустить! — недовольно сказал генерал. — Из разговора ясно было, что он вас не задержит! Тебя же берегли…

— Ковалев выстрелил в Ветрова, а потом себе в сердце, притом выстрелил дважды. Находится в реанимационном отделении, но практически безнадежен… — Каверзнев опустил голову и помолчал. — Шлем находился в сгоревшей машине. Непонятно, почему, но машина после того, как убедились в отсутствии Ковалева, даже не была осмотрена…

— Уж в этом я разберусь… — сказал генерал. — А что с девушкой?

— Она в больнице, — ответил другой оперативник. — Был нервный срыв, сейчас вне опасности…

— Похоже, что она одна может рассказать, как действовал шлем… — сказал Лебедев. — А не известно, она шлем надевала?

Каверзнев пожал плечами. Все подавленно молчали.

Встал космонавт.

— Мы исследовали шлем… Никакого излучения он не дает. Шлем выдержал космос, холод, перегрузки, но не вынес первого же человека, надевшего его… В сумке шлем был покрыт свинцовыми пластинами. От пожара свинец расплавился… Для чего Ковалеву был нужен свинец на шлеме — непонятно… Готовится новая экспедиция, но боюсь, что второго шлема на Луне больше нет.

— А космонавты не надевали шлем? — спросил Каверзнев. — Никто не решился?

— Космонавты слишком хорошо знают инструкции, — с горечью ответил Лебедев.

— Ну что ж, — сказал генерал. — Пишите объяснительные. Приехала комиссия, будет проверять наши действия… Все свободны. Пока… — добавил он.

Часть вторая

Лешка подошел к окну и замер, глядя на мрачное серое небо над белым забором, поверху опутанным рядами тонкой проволоки. Прямо под окном начиналась полоса вспаханной земли, отделявшая тот, внешний мир от Лешки. Под окном проходила граница его мира.

Он смотрел на низкие тучи, ползущие над забором, не знающие границ, которым ничего не стоило заглянуть в любое окно, видеть людей, животных и птиц, видеть волю, а он, Лешка, мог созерцать только небо, не надеясь даже через десять лет увидеть людей не в белых халатах или мундирах, а обычных, смеющихся и плачущих. Он понимал, прекрасно понимал, что ни одно государство, каким бы гуманным ни было его правительство, не рискнет выпустить на свободу человека, наделенного способностью повелевать, тем более, что он не смог разумно распорядиться этим даром…

Прямо под окном на черные комья земли опустился воробей. Этот воробей смешно подпрыгнул, покосился на окно, как будто видел Лешку, клюнул что-то, интересное только ему, и взлетел. Лешка проводил его взглядом.