Александр Щелоков - Нападение Страница 20

Вдруг с обрыва в озеро громко плюхнулись две темные туши. «Ондатры!» – догадался Топорок и чуть не сел в воду – ноги потеряли твердость, сделались ватными. Никто не выдал волнения. Молчали, стискивая зубы и проглатывая ругательства.

Они подошли к решетке. Кусачки работали отменно: два энергичных качка рукоятками, и стальные челюсти перекусили толстенную дужку замка мягко, почти беззвучно. Погосян довольно ощерился. Вот так у этих русских все. На базу, где собраны плоды трудов самой передовой в мире техники и технологии, можно проникнуть через решетку, скованную в какой-то сельскохозяйственной кузнице и запертую на замок, сработанный артелью инвалидов.

Топорок вынул из кармана масленку и стал жирно поливать петли решетки. Подождали, пока масло протечет, потом в три пары рук потянули ограждение на себя. Оно бесшумно поддалось и сдвинулось, открывая вход в пропахшее тиной подземелье…

10. База «Буран». Охраняемая зона

Сержант Тарас Пашкин любил женщин. Любили они его или нет – неизвестно. Во всяком случае, личного опыта любовного общения с противоположным полом сам Пашкин еще не имел. Тем не менее мужское естество сержанта, свирепо бунтуя и напрягаясь, требовало такого общения. Поэтому удовлетворение определенных своих желаний он находил в лицезрении. Пашкин собирал красочные открытки и календарики, с которых призывно улыбались сказочные красавицы, снятые в вызывающе смелых позах. Сколько скрытого удовольствия в том, чтобы втайне от всех любоваться такими! Клади на ладонь маленький листок, размером с игральную карту, и давай волю воображению… Даже отправляясь в караул, сержант всегда захватывал с собой пару карточек. С красивыми девочками не так одиноко коротать нудное время службы.

В двадцать три часа, когда разводящий Пашкин вывел на посты очередную, четвертую по счету смену, из бойлерной вышел сержант Елизаров.

– Привет, Тарас! Я «Плейбой» достал. Спецвыпуск. Клянусь, ты такого еще не видел. Девочки – шик!

– Покажи, Елизар, – взмолился любитель эротики.

– Покажу, но не здесь. Заходи в бойлерную, там и посмотришь.

– Брось, Елизар, эту конспирацию. Все же свои.

– Во-первых, журнал внизу. Во-вторых, Тарас, своих-то и надо бояться больше всего.

– Мне же караульных по постам разводить…

– Беда вода! Ты ребят предупреди, что я их разведу. Первый раз, что ли? За сорок минут ты в бойлерной все и посмотришь. Тепло, светло.

– Лады, подходит, – сказал Пашкин, предчувствуя очарование встречи с прекрасными иностранками. Повернулся к смене. – Ребята, вас Елизар разведет. А мне в бойлерную приказано зайти.

Вместе с Елизаровым они подошли к металлической двери. Пашкин сам приоткрыл ее. В лицо дохнуло сырым теплом.

– Пять ступенек вниз, – предупредил Елизаров. – Выключатель справа.

– Знаю. – Пашкин сделал несколько шагов и вдруг захрипел, захлебываясь кровью.

Елизаров не зря точил нож. Разрубая кожу, хрящи, мышцы, острый клинок вошел в спину, пропорол легкое и вонзился в сердце.

Толкнув тяжелое тело вниз на руки появившемуся из-за угла Топорку, Елизаров вполголоса скомандовал:

– Убери. И ждите, сейчас пойдут.

Он взбежал вверх по ступенькам, вышел наружу. Солдаты топтались на месте, ожидая разводящего.

– Вот что, мужики, – сказал Елизаров. – У меня завтра день рождения. Такое положено отмечать. Есть пивко. – Он достал из кармана жестяную банку. – Фирма! Называется «Гёссер». Кто желает – по одному в бойлерную. Банки на столе. Больше двух не хватать. Выпил – и быстро через запасный вход на ту сторону. Там вас ждет Пашкин.

Первым вниз по ступеням побежал Кирук Албутов, чуваш, добрый, веселый малый. Минуты полторы спустя Елизаров подтолкнул в спину второго. Напутствовал весело:

– Не обпейся!

Засеменил ногами к железной двери невысокий, крепенький, как боровичок, Гарай Изергеев, мариец из Йошкар-Олы…

Семь человек один за другим спустились в бойлерную, и ни один из них не вышел оттуда…

Луна медленно уходила за кромку леса. Рядовой Борцов проводил ее взглядом и вдруг увидел, как над ним бесшумно пронеслась огромная тень. Это филин, живший в дупле старого дуба, полетел на ночной промысел. В первый раз заступив на пост, а было то без малого год назад, и увидев мелькнувшую над головой зловещую тень, Борцов испугался. Вернувшись в караульное помещение, поделился страхами с приятелем, сержантом Картузовым. «Это вампир, – определил тот уверенно. – Как наступает их час, они летят на охоту. Кровь сосать. Летают бесшумно и невидимо». «Как же я увидел?» – усомнился Борцов. «Ты его тень засек, потому как он заслонил свет. По тени можно даже невидимку обнаружить». «Почему же они днем не летают?» – спросил Борцов. «Время вампиров наступает ночью», – авторитетно заявил Картузов.

Их разговор услыхал прапорщик Брянцев. Сказал сержанту ворчливо: «Ты, мой друг, не разводи суеверий. Это филин Федот. Он постоянный житель на нашем объекте».

Теперь, заметив Федота, Борцов усмехнулся, подумав, что наступила ночь вампиров, хотя сами они всего лишь дикое суеверие…

Солдат прошелся вдоль стены хранилища, остановился на углу и вдруг услышал хруст гравия. Это, по всем признакам, шла смена.

– Стой, кто идет! – прокричал Борцов с тягучей ленцой в голосе.

Это был обычный оклик, вызванный не какими-то чрезвычайными обстоятельствами, а всего лишь требованиями устава. Положено кричать именно так, вот и кричат часовые, хотя вполне достоверно знают, что идут товарищи.

– Разводящий со сменой! – раздался ответ, такой же формальный, каким был сам оклик.

Борцову полагалось сделать очередной ритуальный ход, весело крикнув: «Разводящий, ко мне! Остальные на месте!» После этого разводящий должен подойти к часовому один.

Но когда, повинуясь приказу, смена остановилась, Борцову вдруг показалось, что шагавший к нему разводящий вовсе не Пашкин – кривоногий увалень, а кто-то другой – легкий, быстрый. Почему произошла подмена? Скорее всего, подполковник Иконников, въедливый и хитрый служака, решил проверить бдительность часовых и приказал исполнять роль разводящего кому-то из караульной смены. Нет, товарищ подполковник, этот номер у вас не пройдет, сказал себе Борцов и крикнул:

– Стой! Стрелять буду! Разводящему осветить лицо!

И тут он увидел, как внезапно тронулась с места и пошла вперед сразу вся смена, словно проверяя его на решительность.

– Всем стоять! – заорал Борцов.

Команда «Стоять!» не записана в устав, но обстоятельства казались Борцову крайне странными. В его голосе было столько отчаяния и злости, что смена снова остановилась.

– Кончай, Борец! – прокричал тот, кто выступал в роли разводящего, и часовому стало ясно: это сержант Елизаров.

– Назад!

Борцов решил, что лучше прослыть формалистом и занудой, чем потом подвергнуться дружному осмеянию. Вот, мол, позволил Иконникову в ходе инспекторской проверки обдурить себя за здорово живешь.

– Я тебе сказал, кончай! – зло заорал в ответ Елизаров. – Понос прохватил твоего Тараса! Я за него.

Увидев, что Елизаров не подчинился команде и идет к нему, Борцов вскинул автомат, передернул затвор, перекинул переводчик на одиночный выстрел и нажал на спуск. Делая все это, он и не предполагал, какой резонанс вызовет его выстрел. До этого момента продуманный до мелочей налет на базу шел строго по плану. Тишина. Бесшумность. Мягкий неслышный шаг. Быстрый удар ножом в живот или спину. Зажатый сильной рукой рот жертвы, чтобы не вырвалось наружу ни крика, ни стона…

И вдруг выстрел! Это означало, что уже через минуту заревет сирена общей тревоги. Вспыхнут лезвия прожекторов по периметру охранной зоны. Прозвучит команда «Караул – в ружье!». Короче, первый выстрел – конец всему. Это провал.

В тайных операциях правила игры часто диктует действительность, а не план, пусть даже самый безупречный. По расписанию в ту злосчастную ночь на посту у хранилища должен был стоять рядовой Петруня, ленивый и сонный малый, больше любивший поспать, чем думать. По плану здесь не должно было быть бдительного неврастеника Борцова, а он оказался! И теперь вся операция летела козе под хвост.

Выстрел, сделанный Борцовым, передавал все наличные козыри в большой игре часовому. Теперь следовало либо принимать его правила, либо отказываться от дела, бросать все и бежать. По инерции разгона, не умея просчитать в уме все возможности, Елизаров игру принял.

– Ах ты, сволочь! – наливаясь дикой, распирающей злобой, заорал он. Слишком многое было для него связано с успехом сегодняшней операции. В случае неудачи сержант терял все, скорее всего и саму жизнь. Это он осознавал с предельной ясностью. Вскинув автомат, Елизаров пустил очередь в Борцова.

Ощущение начавшегося боя Борцову принес не выстрел, сделанный им самим. Нажимая на спуск, он еще воспринимал обстановку как игру, затеянную Иконниковым. Будь по-иному, все могла бы решить первая очередь, сделанная прицельно. Вся «смена» стояла на открытом месте, целиком на виду, и окажись Борцов готовым к тому, что надо убивать, он бы в считанные минуты положил группы Топорка и Погосяна.