Сергей Гайдуков - Великолепная пятерка Страница 20

— Осторожнее? Так ты... Ха! — выдохнул мужчина, как будто только что совершил крупную и непоправимую ошибку. — Так ты — оттуда...

— Откуда?

— Тогда все понятно. Понятно, почему ты так на меня смотришь. Но я же пьяный. Я просто пьяный. Так что забудь все, что я наболтал, ладно? Ладно?

Борис не мог сопротивляться умоляющему выражению в его глазах и сказал:

— Ладно.

— Вы молодцы, ребята, — сказал мужчина уже громче. — Все правильно вы делаете. Так и надо. Главное — чтобы порядок и дисциплина. А то пораспускаются все... Я полностью поддерживаю... И одобряю. Так Челюсти и скажи...

— Кому?

— Челюсти, — повторил мужчина. — Это ведь наверняка его идея. Это он у вас главный массовик-затейник...

Вот тут она и возникла как из-под земли.

— Лена, — спросил Борис, прочитав надпись на карточке. — Где у вас тут аптечный киоск? Мне аспирин нужен — позарез...

— Я вас провожу, — охотно предложила продавщица и повела Бориса, закладывая отчаянные виражи на поворотах и развивая спринтерскую скорость на прямых дистанциях. Она здесь чувствовала себя как опытный проводник в лабиринте, а мужчина с кейсом остался позади, затерялся в лабиринте, и Борис не испытывал ни малейшего желания его отыскивать. Хватало и собственных кошмаров.

Он купил еще литровую бутылку газированной минералки и пластиковый стакан, тут же растворил в воде две таблетки и выпил, а потом смотрел через окно на башни многоэтажек и желтые кляксы фонарей, смотрел и ждал, пока сдохнет ноющая навязчивая боль в его черепе.

Боль вскоре ушла, Борис побрел домой, отчаянно зевая и поеживаясь от весеннего холода, который воспринимался как досадное недоразумение, в отличие от предзимних ноябрьских холодов.

«Он был просто пьян, — твердил Борис как мантру. — Он был просто пьян... А еще он боялся не пройти проверку. Как и я. Вот отсюда и кошмарные картины на потолке...»

В беспокойных раздумьях он ложился спать, но утренние хлопоты убили страх, убили вчерашние тягостные мысли. Борис добрался до работы, включил компьютер и ушел внутрь носившихся где-то в виртуальном пространстве денежных потоков...

Его больше не вызывали в СБ, и вроде можно было посчитать проверку законченной, можно было расслабиться и жить дальше, вычеркнув ненужное из памяти. Но в начале мая он снова увидел того человека — того, с которым они смотрели фильм, а потом вели странный диалог в супермаркете. Теперь он выглядел куда более серьезно и торжественно. Он был на портрете, который несли впереди гроба. Из тех, кто шел следом, больше всего было сотрудников СБ. Они были в форме.

Борис не стал приближаться, он навел справки некоторое время спустя. Ему назвали официальную версию: выпадение из окна в состоянии алкогольного опьянения. Мужчине было пятьдесят шесть лет, и он занимал пост вице-президента в строительной компании, входившей в систему «Рослава».

Не совсем отдавая себе отчет в своих поступках, Борис отправился в тот самый супермаркет, купил бутылку виски, ушел в дальний конец парка, сел на лавку и стал пить из горлышка.

Вскоре он стал явственно ощущать запах и жар горящих мостов.

Боярыня Морозова: зацепка

В один из дней ранней осени Морозова шла по охраняемой территории между корпусами «Интерспектра» и ела яблоко. Можно было в принципе еще на первом контрольно-пропускном пункте нырнуть под землю в тоннель и пройти в нужное Морозовой место — подземные коммуникации связывали между собой все здания этого комплекса. Но Морозова решила прогуляться по поверхности, благо погода способствовала прогулкам. Стояло так называемое бабье лето — то бишь лето ненастоящее, притворное, обманчивое, как и вся женская сущность. Что ж, Морозова не стала бы открещиваться от этого ярлыка. Ей приходилось и притворяться, и обманывать... В конце концов, за это ей и платили деньги. За это и еще за многое другое, столь же неблаговидное, если мерить мерками христианской морали или Уголовного кодекса Российской Федерации. Но руководству «Интерспектра» было нужно, чтобы это делали. И Морозова делала.

Яблоко закончилось одновременно с длинной линией автомобилей, выстроившихся вдоль стены. Морозова под бдительным оком видеокамеры бросила огрызок в урну и вошла в здание. Лифт поднял ее на третий этаж, а дальше вел длинный переход из одного корпуса в другой, нависавший над землей словно стеклянный мост. Пол перехода был прозрачным, и Морозова смотрела, как ее ботинки ступают почти что по крышам дорогущих иномарок. Это было забавно. Забавно было и то, что по переходу навстречу Морозовой неспешно и размеренно двигался Кабанов.

Двигался не один, за ним вышагивали какие-то парни, но они составляли всего лишь необходимый фон для Кабанова. Фон, на котором все достоинства Кабанова еще более выпячивались.

Морозова отступила чуть в сторону, чтобы пропустить столь блестящую процессию — блестящую во всех смыслах. Кабанов был в черной кожанке, которая поскрипывала при каждом движении и посверкивала, когда кожи касались проникающие через стеклянный потолок лучи осеннего солнца. На голове Кабанова горделиво красовалось кепи военного образца, а чуть ниже козырька значительно поблескивали темные солнцезащитные очки. Блестела пряжка брючного ремня, блестели пряжки на высоких ботинках. Расстегнутая куртка давала оценить миниатюрность мобильника в прозрачном чехле и изящество помещенных на поясе других кожаных футляров, содержавших, по всей видимости, совершенно необходимые Кабанову вещи.

— Собрался на охоту? — невинно поинтересовалась Морозова. — Не иначе на медведя.

Кабанов остановился и поправил очки, чуть повернув голову в сторону источника звука. Морозова еще раз отметила, насколько Кабанов сейчас отличался от самого себя, каким он бывал на операциях. Там это был нормальный — слишком самоуверенный, слишком недоверчивый к другим пятеркам, но в целом вполне нормальный мужик. Сейчас же он представлял собой нечто совершенно особенное. Даже осанка и походка изменились — Кабанов шел, сильно выпятив грудь вперед и прогнувшись в позвоночнике, словно на груди у него висели два ряда медалей, рассмотреть которые предлагалось всем встречным. На самом деле медалей не было, было большое-большое эго, которое Кабанов таскал с собой.

— А, — сказал Кабанов с деланым равнодушием. — Мадам Морозова... Вы все еще трудитесь в нашей конторе?

— Увы, — в тон ему ответила Морозова. — Я пыталась устроиться на курсы водителей троллейбусов, но не прошла по конкурсу. Приходится тянуть лямку до пенсии в нашей богадельне...

— Ну пенсия-то вам вряд ли светит, — Кабанов с кожаным хрустом скрестил руки на груди. — Кажется, имела место неудачная поездка в Питер?

Это уже было настоящее оскорбление. Если бы Кабанов был один, то они могли бы вдосталь попикироваться без запретных тем, но за Кабановым стояли молодые парни, которых Морозова не знала, и они теперь довольно хрюкали в такт своему начальнику. Морозова не любила, когда в ее адрес хрюкали.

— Она неудачная по моим стандартам, — сказала Морозова, отворачиваясь в сторону — играть в гляделки со стеклами очков было бесполезно. — Если бы ты совершил такую поездку, ты бы считал это подвигом, требовал себе орден на грудь и ходил бы по коридорам носом к потолку. Ну вот примерно как ты сейчас ходишь.

— Мадам сердится, — отметил Кабанов. — А это значит, что я прав. Может, правы и те, кто говорит, что мадам больше не командует? У мадам больше нет своей группы?

— Ты явно подобрался к пенсии ближе, чем я, — огрызнулась Морозова в ответ. — Тебя уже занимают сплетни и слухи. У меня нет на это времени. Ты, кажется, вел свой молодняк на прогулку? Так веди его дальше...

Она оторвалась от стены и быстро зашагала по переходу, ставя ботинки на крыши «Ауди», «Фордов», «Тойот» и «Мерседесов». За спиной Кабанов что-то негромко сказал своим парням, и вся компания громко заржала. Морозова, не сбавляя хода, выбросила назад руку с выставленным средним пальцем. Вот и пообщались с коллегой.

Морозова редко сталкивалась с Кабановым в «мирной обстановке». Обычно они встречались на каких-нибудь богом забытых пустырях, в подворотнях, на вокзалах и в аэропортах, на чердаках и в конспиративных квартирах, в гостиницах и в служебных помещениях ночных клубов. Обычно они встречались тогда, когда Шеф ставил новую задачу и эту задачу не под силу было решить одной пятерке. Однажды они даже вместе возвращались из Праги на самолете — и вместе напились, не удержавшись. Слишком уж тяжко было в три предыдущих дня. Потом они еще пили в Норильске, но уже по другой причине — чтобы согреться. Про тамошние металлургические войны можно было снимать боевики не хуже «Звездных войн», и Кабанову эти войны стоили двух человек. Морозовская команда прилетела тогда, чтобы вытаскивать Кабанова из-под удара. Вытащили, отбились, отстрелялись. Вроде бы именно после того случая Кабанову и стрельнуло в голову — не пуля, нет, а идиотская мысль, что у них с Морозовой идет нечто вроде соревнования. Будто бы дерутся они, доказывая друг другу, кто лучше, кто круче, кто удачливее.