Сергей Зверев - Разборка по-кремлевски Страница 20

– Пока я не увижу своих коллег – говорить не буду, – отрезала Тамара.

– Насчет увидеть – не обещаю. А вот услышать их можете.

С этими словами качок достал из внутреннего кармана куртки мобильник и быстро нащелкал номер.

– Шестой? Я второй. Дай-ка трубку этому бородатому мужику... оператор или кто он там. Прошу, – он протянул мобильник, кстати, ее личный, телеведущей.

– Виталик, Виталичек, ты где? У тебя все нормально?

– Пока жив, – донеслось из трубки угрюмое.

– Они тебя не били?

– Пока нет.

– Тебе что – тоже предлагали поучаствовать в съемках документальника об этих урод... то есть так называемых революционерах?

– Мы не «так называемые», – вставил качок.

– И мне пришлось согласиться, – в голосе оператора послышались виноватые интонации. – У меня мать в Саратове. Они, суки, уже ее адрес вычислили. Так мне открытым текстом и сказали: пока ты с нами – будешь снимать, а если откажешься...

Короткие гудки известили об окончании разговора: видимо, диалог контролировался по «громкой связи», и человек, стоявший за спиной Виталика, посчитал, что он слишком много говорит.

– Что скажете? – прищурился качок.

– Мне надо подумать, – бросила Тамара классическую фразу нежелания решать вопрос прямо сейчас.

Как ни странно, но собеседник с готовностью согласился.

– Думайте. Но только до рассвета. Сейчас, – он посмотрел на часы, – четверть первого ночи. Через шесть часов вы мне ответите. А чтобы вам лучше думалось, напоминаю: ваш старший брат, хронический алкоголик, живет в московском районе Медведково. Очень часто его видят в пивных, в компании лиц, ведущих антисоциальный образ жизни. Вы же не хотите, чтобы с ним что-то случилось?

Не дождавшись ответа, молодой человек в кожанке вышел, закрыв за собой дверь, и ее металлический лязг отозвался в ушах Белкиной.

Слепящий свет софита бил генералу Муравьеву прямо в лицо. Многочисленные награды на парадном кителе позвякивали. Студия быстро накалялась лампами, и генеральское лицо мгновенно вспотело. Ряды зрителей терялись за подсветкой.

Участие в этой передаче организовал Глеб Чернявский. Посещение Останкино было для генерала далеко не первым: опытный политтехнолог постарался, чтобы будущего «спасителя отечества» остервенело раскручивали во всех возможных программах: от кулинарных передач до семейных ток-шоу. Однако часовые «теледебаты» в сладком вечернем прайм-тайме обещали быть самыми рейтинговыми, и не только по причине действительно высокого класса создателей программы. Впервые в федеральном эфире должно было прозвучать словосочетание «революция в России» и, как следствие – выписан рецепт, как с ней бороться.

На огромном плазменном экране студии нарезкой прошла хроника последних событий в Подмосковье: разгромленная пиццерия, сожженные машины, фанатичное лицо Нины Чайки, призывающей перевешать всех нерусских. Телеведущий, предварительно проконсультированный Чернявским, в самых мрачных красках живописал сложившуюся ситуацию, после чего и предоставил Муравьеву слово.

– Николай Михайлович, как вы оцениваете эти события? – телеведущий подбадривающе улыбнулся и задал вопрос, более подходящий для члена Конституционного суда: – Насколько увиденное всеми нами соответствует основному закону Российской Федерации?

И вопросы, и ответы на них были согласованы загодя. Речь Муравьева – до самых пустяшных междометий, – была написана лучшим лубянским специалистом по массовой психологии. И все-таки генерал не удержался и выдал явную отсебятину:

– Да я бы их, сук поганых, танками передавил!

Массовка в зале зааплодировала – сперва несмело. Однако спустя минуту аплодисменты окрепли – бравый ответ явно пришелся по душе многим.

Телеведущий сразу смикшировал ситуацию.

– Я, как и все честные люди, разделяю ваше негодование. Однако хотелось бы напомнить: ввод бронетехники в населенный пункт возможен только при чрезвычайном положении. А его, как известно, определяет президент и Госдума...

Студийная камера дала план зрителей в зале. Телеведущий сперва погрозил Муравьеву кулаком, после чего покрутил пальцем у виска – мол, дубина стоеросовая, совсем забыл, что говорить должен?

– Уважаемый Николай Михайлович, давайте по порядку. Помните такую рубрику в советских газетах «Если бы директором был я»? Вот если бы вы были президентом? Разгул ксенофобии, человеконенавистничества, фашистские лозунги, массовые беспорядки... Свастики, в конце-то концов. Как бы вы на все это отреагировали на месте главы государства?

На этот раз Муравьев не стал нести околесицу и уткнулся в распечатку.

– Я бы немедленно ввел в населенном пункте, где все эти безобразия происходят, чрезвычайное положение. И очень строго спросил бы с городского начальства.

– Тогда – вопрос: почему на ваш взгляд именно так не поступает президент? – как бы невзначай ввернул телеведущий и опять улыбнулся генералу. – Значит, вы согласны, что фашистская чума расползается по России и что действовать следует немедленно и решительно?

– Конечно, – генерал вновь склонился к распечатке, и медальки на его кителе зазвенели. – Это – война. На войне все решает оперативность. Так наш генералиссимус Суворов со своими чудо-богатырями совершил стремительный марш-бросок через Альпы и разбил супостата на реке Треббии.

– Николай Михайлович... Но ведь война-то будет не за Альпами, а гражданская? Вы этого не боитесь?

И хотя вопрос прозвучал очень остро, шоумен не волновался: ответ, написанный Чернявским, должен был дезавуировать любые нежелательные разночтения.

Но тут произошло неожиданное. Бумажку с загодя приготовленным текстом сдуло сквознячком на пол. Муравьев не решился поднимать ее. Да и приседать на корточки, когда на мундире несколько килограммов медалей, не слишком-то удобно...

Опытный оператор вновь направил камеру в зал. Телеведущий пантомимой призвал героя эфира срочно поднять распечатку и больше не отступать от текста ни на йоту.

Однако тут с генералом произошла странная метаморфоза. То ли он действительно проникся значимостью момента, то ли накипело у него на душе... Картинно распрямив грудь, он принял позу маршала Жукова и гаркнул голосом командира гаубичной батареи:

– А что война? Если завтра война, если снова в поход, если темная сила нагрянет – вся родная страна, весь российский народ на защиту Отечества встанет, – перефразировал Муравьев советскую песенную классику. – А что касается Карташова или как там его... Да, когда дорогие иномарки сжигают – это непорядок. Когда на улицах срань разводят – тоже нехорошо, потому что потом не проедешь. Да и милиционеров своими революциями от дела отвлекают: им в оцеплении стоять вместо того, чтобы преступников ловить! А что касается их идеи «Россия – для русских!», то это мне очень даже нравится. Очень красивая идея. А то понаехали в нашу страну чеченцы, мусульмане, хохлы, армяшки, дагестанцы там разные... и особенно негры!

Такого поворота событий решительно никто не ожидал. Режиссерша передачи беспомощно взмахнула руками и уселась мимо стула. Оператор матюгнулся так громко, что последнее «..ть», наверняка было слышно в последних рядах студии. Телеведущий заскрипел зубами и схватился за голову. Передача шла в прямом эфире с тридцатисекундной задержкой. Теперь предстояло решить, что делать: или дать срочную отмашку техникам, чтобы те сию секунду вырубили студию, или поставить зарвавшегося генерала на место. Был, впрочем, еще один выход: закрыться в студийном кабинете и удавиться на микрофонном шнуре.

И тут в «ухе» – микроскопическом наушнике телеведущего прозвучал растерянный голос генпродюсера:

– Мы вас обрубаем якобы по техническим причинам. Сделаете еще одну передачу, запустим в записи.

– Ну, наконец то, что надо! – молвил Глеб Чернявский, просмотрев монтированную-перемонтированную передачу с участием Муравьева.

После неудачного генеральского дебюта в прайм-тайме политтехнолог зарекся пускать своего главного положительного героя в эфир не в записи. Новые «теледебаты» часового формата снимали семь с половиной часов. На этот раз останкинскую студию посетили Чернявский и Подобедов. Кечинов под каким-то предлогом не появился. Перед выходом на подиум перед камерами генералу на всякий случай внушили: еще хоть одно слово «от себя» – и он отправляется на пенсию.

«Теледебаты» прошли, как и положено, в прайм-тайме, с предварительными анонсами по всем каналам. Рейтинг генерала мгновенно пополз вверх, словно столбик термометра в июньский зной. Всевозможные институты «по изучению общественного мнения» уже определяли популярность Николая Михайловича Муравьева как вторую в России...

– Ладно, за это стоит выпить, – чекистский генерал извлек из бара бутыль традиционного «вискаря», взвесил ее в ладони, словно гранату, и улыбнулся Чернявскому: – Ну что, мастер политических интриг и закулисных махинаций... Все идет путем.