Илья Деревянко - Обелиск для фуфлыжника Страница 20

– Присаживайтесь, – радушно пригласил Станислав Кириллович, указывая на стулья. – Уточним детали. – И, дождавшись, пока могильщики рассядутся, спросил: – Петр вам все объяснил? Да? Отлично! Тогда напомню лишь две вещи. Первое: «пассажир» физически крепок, каратист, будьте с ним повнимательнее, и второе, главное: он нужен мне живым, желаю сказать пару слов на прощание... Это все. Рабочий и домашний адреса у вас на руках, телефоны тоже. Приступайте!..

Могильщики деловито вышли из кабинета.

Весь день Сергей Игнатьевич не покидал квартиры по причине паршивого самочувствия и не менее паршивого настроения. Болела отбитая тяжелым ботинком Снежка почка, трещала ушибленная голова, ныли хоть и зажившие, но вчера растревоженные падением в яму ребра. Сквалыжная елкинская душа ну просто верещала гадким голосом: «Четыреста тысяч долларов! Четыреста тысяч долларов!»

Коммерсант жил исключительно предвкушением скорой лютой расправы с Антоном, Снежком, подлюгой Иволгиным...

– Делиться, видите ли, захотел! – вспоминая Владилена Андреевича, скрипел зубами Елкин. – Работать вместе надоело? Испугался, жирная свинья, поджогов, налетчиков в черных масках! Решил удрать как крыса с тонущего корабля. Думаешь, мне хана? Не-е-е-т, Владиленчик! Это тебе хана, а я выплыву. Я живучий! И тебе, Антоша, каюк! Не попользуешься ты моими баксами. Выкуси! Руоповцы тебя, бандюгу, до смерти затопчут. И Снежка заколбасят. Насчет его я специально попрошу, чтоб помедленнее убивали за дополнительную плату, хе-хе! А мокрице Иволгину собственноручно вафельник расквашу. По поводу же раздела имущества ему менты все доходчиво объяснят. В суд, блин, собрался. Здесь тебе не Аме-рика!..

Около часа дня зазвонил телефон.

– Слушаю, – проворно схватил трубку Сергей Игнатьевич, вообразивший, будто звонят руоповцы, решившие приехать пораньше.

– Алло, это морг? – спросил на другом конце провода незнакомый хрипловатый голос.

– Нет, придурок, квартира! – рявкнул коммерсант и по хамскому своему обыкновению послал незнакомца на «три веселые буквы».

Снова потянулся длинный, заполненный кровожадными мечтаниями день. Наконец наступил долгожданный вечер. Елкин нетерпеливо поглядывал на часы, бормоча: «Где ж их, дармоедов, черти носят? Совсем нюх потеряли. Пожалуй, стоит сократить плату за крышу!» Без двух минут семь в дверь позвонили. Сергей Игнатьевич бегом бросился отворять.

– Приветик! – сатанински улыбнулся с порога Касаткин и, грубо отпихнув хозяина квартиры, прошел вовнутрь. Вслед за начальником протопали остальные – в форме, при оружии, с резиновыми дубинками в руках.

– Обувь снимите! Грязь на дворе, – раздраженно потребовал Елкин, и в ту же секунду капитан Дробижев без предупреждения врезал ему дубинкой в переносицу. Хрустнула кость, из носа хлынула кровь, бывший сэнсей впал в состояние гроги[60].

– В комнату тащите, – словно сквозь вату услышал он короткое распоряжение подполковника. Железные руки подхватили Сергея Игнатьевича под мышки и бесцеремонно поволокли.

«Это сон, – забрезжила в помутненном сознании отчаянная надежда. – Сейчас я проснусь и...»

Тяжелый удар раскрытой ладонью по затылку швырнул коммерсанта лицом на ковер.

– А вот теперь потолкуем, – по-хозяйски усаживаясь в кресло, хохотнул Вениамин Михайлович...

– Дома, пидор мокрожопый! – позвонив из телефона-автомата на квартиру Елкина, сообщил товарищам Семеныч, главный в компании могильщиков, и, зло сплюнув, добавил: – Представляете, на х... меня послал! Ни с того ни с сего! Во гнида[61]! Неудивительно, что Философ кровушки его возжаждал. Поехали, ребята!

– На хате возьмем или на улице дождемся? – поинтересовался Кузя, самый молодой из присутствующих.

– Разберемся по ситуации, – проворчал Семеныч. – Желательно бы, конечно, на улице, но коли он, козел, не захочет наружу вылезать, придется идти в хату. Философ сказал – сегодня, значит, сегодня и сделаем. При любом раскладе. Подождем до вечера, допустим, до восьми, а там... В общем, грузитесь в тачку, не фига время даром терять...

Могильщики прибыли к жилищу Елкина на серой «Газели», поставили машину напротив подъезда и принялись по очереди наблюдать за выходом. «Козел» упорно «не вылезал». Оскорбленный коммерсантом Семеныч зверел на глазах.

– Когда Философ скажет свои прощальные «пару слов», попрошу отдать пидора мне живым, – вслух мечтал он. – Труп-то сжигать придется. Недаром с мужиками из крематория договорились. Им велено заранее печку вычистить, дабы козлиный прах ни с чьим чужим не смешался, пепел собрать и в коробку, да передать Философу лично в руки... Кириллыч пепел получит, как уговорено, но козла я в печку живьем запихну. Вот смеху-то будет!

Могильщики одобрительно посмеивались. Так прошел день.

Около семи вечера Фока заметил подкатившую к дому милицейскую машину, из которой выбрались пять бугаев в форме и прямиком направились в елкинский подъезд.

– Руоповская крыша! – догадался Семеныч. – Михайлов, помнится, говорил, что козел под мусорским крылышком прячется. Не беда. Обождем. Надеюсь, они там ночевать не останутся!

– С какой стороны посмотреть. Пидор все-таки! Может, он с ними задницей расплачивается! – сально сострил Федька Рябой.

Глуповатый Кузя громко загоготал.

– Тише! – свирепо прошипел Семеныч. – Не шуми! И вы, остальные, языки прикусите! Не к чему нам высвечиваться.

В «Газели» установилась кладбищенская тишина...

– Ну давай, выкладывай, зачем звал? – подбадривал Сергея Игнатьевича Касаткин. – Чего молчишь? Или при виде дорогих гостей от радости дара речи лишился?

Елкин с трудом поднялся на ноги. В глазах двоилось. Два абсолютно одинаковых подполковника мерзко ухмылялись, развалившись в креслах. Он дотронулся до лица – липкая кровяная маска. Коммерсант хлюпнул сломанным, сочащимся кровью носом.

– Слава, принеси мокрую тряпку. Пусть хайло почистит, а то смотреть противно, – велел Кобелеву Вениамин Михайлович. Тот ушел в ванную. Послышался шум льющейся из крана воды.

Взгляд Елкина наконец сфокусировался. Подполковники-близнецы слились в единое целое. Вернувшийся лейтенант протянул Сергею Игнатьевичу пропитанное водой белое махровое полотенце.

– Держи, придурок!

Елкин осторожно отер лицо. Полотенце сразу сделалось красным.

– Так зачем позвал? – нетерпеливо повторил Касаткин.

«Мусора поганые! – подумал коммерсант. – Ничуть не лучше бандитов. На хрена вот избили? Вероятно, страху решили нагнать. Менты обожают, чтоб их боялись, и постоянно самоутверждаются путем мордобоя. Су-у-ки! Ладно, пускай разберутся с бандой Антона, с жабой Иволгиным, а потом, дайте срок, я сыщу на вас управу».

Сергей Игнатьевич начал подробно описывать свои недавние злоключения и разъяснять, что, с кем, каким образом и за какую плату нужно сделать.

Подполковник благожелательно кивал в такт рассказу, и Елкин уверовал: «Купился легавый. Заглотил наживку. Теперь никуда, падла, не денется».

– У тебя все? – хладнокровно осведомился Вениамин Михайлович, когда коммерсант замолчал.

– Да.

– Как стоишь, урод?! – вдруг загремел Касаткин.

– А-а-а?! – вытаращился огорошенный столь непредвиденным оборотом Сергей Игнатьевич.

– Я спрашиваю, как стоишь?! На колени, щенок! – Подполковник мигнул Кобелеву с Гавриловым, и те одновременно ударили Елкина сзади дубинками в подколенные сгибы. Коммерсант упал на четвереньки. Вениамин Михайлович уткнул ему в рот ствол «макарова».

– Значится так, – поигрывая пальцем на спусковом крючке, начал он. – Тебя, сердешного, в очередной раз ограбили, – губы подполковника сжались, побелели (вспомнил о «висяке» и утренней аудиенции у начальства). – Гм, допустим, – справившись с приступом ярости, продолжал Касаткин. – Грабанули уже не на двести тысяч рубликов, а на четыреста тысяч зелененьких. Ты предлагаешь нам найти злоумышленников, вытрясти обратно бабки, а в награду обещаешь десять тысяч долларов. Это будет... – Вениамин Михайлович наморщил лоб, деля и умножая в уме, – ...два целых пять десятых процента от суммы, – выдал результат он. – Издеваешься, блядюга?! – Ствол резко дернулся, расколов один из передних зубов. Елкин сдавленно застонал. – Половину, рожа торгашеская. Половину отдашь! – бешено крикнул руоповец. – Причем деньги вперед!

Заткнись, чмо! Я не закончил, – он треснул рукояткой пистолета по лбу пытавшегося возразить Сергея Игнатье-вича. – Идем далее. Не желая делиться с компаньоном, ты намереваешься заграбастать целиком имущество «Ажура» (запасы товаров, а также офис с оборудованием) общей стоимостью приблизительно семьсот тысяч долларов. Хорошо, сделаем за половину, то есть за триста пятьдесят тысяч. Итого пятьсот пятьдесят штук гринов. Ах да, чуть не забыл. Надобно свести в могилу Соболя со Снежком, причем второго медленно, мучительно... Два заказных убийства... О'кей. Заметано. За Соболя возьмем полтинник, за Снежка, ввиду специфики умерщвления, – сотню. Тысяч, разумеется, и понятно, не рублей. Всего, стало быть, получается семьсот штук баксов. Деньги на бочку. Немед-ленно!