Сергей Соболев - Последний бой Страница 21

Тот лишь чуть подался к нему, — утратив равновесие на какую-то долю секунды, но и этого легкого, сугубо рефлекторного движения оказалось вполне достаточно для человека, прошедшего, среди всего прочего, основательный курс айкидо.

Даже Подомацкий, на глазах у которого все и произошло, не успел толком уловить сам момент «контакта». Но зато смог вполне оценить его последствия: когда Кондор сблизился с не уступающим ему внешне по физическим данным мужиком, тот вдруг споткнулся и, нелепо взмахнув руками, врезался почти плашмя — лицом! — в корму припаркованной среди служебного автотранспорта черной «ГАЗ-31».

«Волжанка», по задку которой пришелся удар, натужно крякнула, а из носа рухнувшего, как подкошенный, особиста обильно потекла кровь...

Бушмин как ни в чем не бывало пошел себе дальше, направляясь к служебному подъезду. Его напарник, проходя мимо второго особиста, напоминавшего в эти секунды соляной столп, бросил по ходу на него неодобрительный взгляд:

— Ну что же вы, товарищ?! Не видите разве, что ваш коллега споткнулся?! В следующий раз, господа, будьте поосторожней, а то как бы опять вам не поскользнуться!

Возле бюро пропусков их ожидал дежурный сотрудник «А-центра». Гости прошли через арочный металлодетектор, не обращая внимания на протестующий рев и перемигивание аппаратуры, сработавшей на стволы «элиты» и его напарника. Прошли чуток по коридору, загрузились втроем в кабину спецлифта и уже вскоре спустились в шлюзовое помещение СЦСБР, оказавшись в трехэтажном подземном бункере, оборудованном под фундаментом здания. Подомацкому было указано обождать в одном из служебных помещений, а Кондора препроводили в кабинет заместителя главы «четверки» Шувалова.

Начальник сидел за столом, с рассеянным видом изучая какие-то бумаги, которые он брал из лежащей перед ним папки.

Бушмин доложил о своем прибытии — четко, по-военному, по-уставному. Шувалов кивком указал на стул, но Андрей продолжал оставаться на своих двоих.

— Товарищ полковник, разрешите вопрос?

— Спрашивайте.

— Надо так понимать, что я... вышел из доверия?

— С чего ты взял, Андрей? — Шувалов вышел из-за стола, а заодно и отбросил официальный тон. — Как раз наоборот! Сейчас, сдается мне, ты будешь в еще большем фаворе, чем прежде.

— Нич-чего не понимаю, — пробормотал себе под нос Бушмин. — Ладно, хватит о всяких-разных заморочках. Свое мнение обо всем этом я выскажу позже. Для начала, Юрьич, несколько деталей — дополнительно — к «грозненскому инциденту», которые я не стал сообщать дознавателям...

Андрей вкратце пересказал четырехгодичной давности эпизод с Горцем, а также высказал догадку, что этот же нохча, кажется, взяв себе фамилию или же псевдоним Султыбеков, пытался сделать ему «гоп-стоп». Но поскольку лица его он так и не увидел из-за наличия маски, то никакой уверенности, что он не ошибся в своем предположении, у него нет.

— Ладно, я понял, — выслушав его, сказал Шувалов. — Поищем на него досье. Что касается Лещенко... Есть небольшой спецотдел, отвечающий за безопасность магистральных нефте— и газопроводов. Что же это я? Тебя, Бушмин, начальник у себя ждет.

Они вдвоем вышли в предбанник. Шувалов почему-то усмехнулся и кивком указал ему на оставленную открытой дверь.

— Пройдите, товарищ подполковник.

Бушмин прошел в кабинет руководителя «четверки», коротко доложился. Мануилов стоял у прозрачной, чуть затененной стены, сделанной из специального стеклопластика, — она была прозрачной лишь в одну сторону. За стеной этой находился, собственно, сам операционный зал СЦСБР: находясь здесь, можно было обозревать весь зал с компьютерными терминалами и развешанными на стенах жидкокристаллическими экранами, при том что для глаз дежурных операторов эта стена была целиком непроницаемой. Мануилов стоял вполоборота к вошедшему; это был худощавый мужчина лет сорока с небольшим, одетый в безукоризненно сидящий на нем и, сразу видно, дорогой костюм, в дымчатых очках, надежно маскирующих его взгляд. По твердому убеждению Андрея, Игорь Борисович — самый эрудированный, толковый и головастый мужик во всем родном отечестве. Кроме разве что самого Главкома, с которым сейчас вообще не следует кого-либо сравнивать и чей портрет, естественно, висит на самом видном месте, занимая часть стены напротив входной двери.

Посмотрев на него каким-то долгим и словно оценивающим взглядом, Мерлон — так по уже давней привычке Бушмин называл про себя этого незаурядного человека — не спеша подошел к нему и протянул руку.

— Здравствуйте, Андрей Михалыч.

— Здравия желаю, Игорь Борисович, — аккуратно пожимая руку начальника, негромко произнес Бушмин. — Вызывали?

— Да, вызывал, — отчего-то вздохнув, сказал Мануилов. — Подполковник, я в курсе того, что произошло.

— Я в этом ни на секунду не сомневался, Игорь Борисович, — как-то неожиданно для себя сухо сказал Бушмин. — Кстати, возникает такое впечатление, что кое-кто заимел зуб не только на меня, но и на тех людей, кто отдает мне приказы.

— Возможно, — глядя на него сквозь дымчатые очки, сказал Мануилов. — Я думаю, мы об этом еще поговорим...

Но не сейчас, а несколько позднее. Кстати, как ваше самочувствие, Андрей Михалыч?

— Думаю, что я — в порядке.

— Гм... Чай? Кофе? Я распоряжусь, чтобы нам что-нибудь сюда принесли.

— Если для меня, то не нужно. Хотя... Кое-что, Игорь Борисович, я все же намерен у вас попросить.

— Просите.

— Мне нужен лист бумаги и авторучка.

Надо отдать должное Мерлону — тот и глазом не повел. Не то что не стал строить одного из своих подчиненных, как это сделал бы на его месте иной начальник, но, не выказав и тени неудовольствия, кивком указал Бушмину на собственный стол, мол, присаживайся, пиши, что хошь (не будь Игорь Борисович тонким психологом, черта с два он совладал бы со своими крутыми ребятишками. А ведь большинство из них оч-ч-чень уважают своего начальника, хотя тот происхождением из околочекистских и полуштатских кругов).

— Особо там не расписывайтесь, подполковник, — подал он реплику, вновь заняв наблюдательную позицию возле прозрачной стены. — У нас, знаете ли, время сейчас в дефиците.

— А мне тут пару слов всего черкнуть! — отозвался из-за стола Бушмин. — Ну вот... готово... Теперь, уважаемый Игорь Борисович, фактор времени меня как-то не очень беспокоит... Скоро я буду — надеюсь! — свободен на все четыре стороны.

Пробежав глазами только что составленный Бушминым рапорт, Мануилов убрал его в отдельную папку, а папку сунул в ящик стола.

— Я рассчитывал, что вы поставите под моим рапортом свою визу, — четко выговаривая слова, сказал Бушмин. — Если вы сами отказываетесь поставить подпись под моим рапортом об увольнении из «четверки», то я вынужден буду обратиться с рапортом к самому Главкому.

— Имеете такое право, — почти ласково сказал Мер-лон. — Но я не думаю, что Главком в данной ситуации даст «добро» на ваш выход из «группы 4», отозвав таким образом у вас лицензию.

— Почему?

— Назову лишь главные причины...

— Да, пожалуйста. Мне интересно знать, почему сотрудник, которому явно перестали доверять и которого даже сочли нужным подвергнуть кое-каким неприятным процедурам в ходе спецрасследования, не может покинуть столь серьезную контору? Хотя... Кажется, я понял: руководство намерено само с треском выставить меня за дверь?! Я правильно рассуждаю, уважаемый Игорь Борисович?

— Да, но только отчасти. — Мануилов кивком пригласил Бушмина присесть в свободное кресло, но тот продолжал стоять. — Мы действительно вас уволили.

— Что — уже? — удивился Бушмин.

— Примерно час назад у меня здесь был начальник кадрового управления. Вы, Бушмин, уволены «по собственному». Причем задним числом, с первого декабря минувшего года... Я попросил внести соответствующие изменения в ваше личное дело и в сводную базу данных.

— Занятно. — Бушмин уже чувствовал себя одновременно и задетым таким вот неожиданным поворотом, но и заинтригованным тоже. — А из «четверки» я тоже уволен?

— Да, конечно, — чуть усмехнувшись, сказал Мерлон. Но уже спустя секунду его лицо стало озабоченным. — Думаю, Андрей Михалыч, вы уже догадались, что все это затеяно неспроста, но в то же время — это вы тоже должны понимать — ваше увольнение носит лишь формальный характер. У вас, подполковник, контракт с государством, и никто его — особенно в нынешних условиях — расторгать не собирается!

— Нич-чегошеньки не понимаю! Что стряслось-то, Игорь Борисович? И почему именно я?

Мерлон ответил после некоторой паузы.

— Потому что эпизод с пропажей Голубева оказался более важным и знаковым, нежели мы первоначально думали, — сказал он. — Но это так, хотя и немаловажная, но все ж деталь. Несколько дней назад, Кондор, вскрылась одна крупнейшая афера, масштабы которой значительно — в разы! — превышают даже "дело «ЮКОСа». Возможные убытки нам лишь только предстоит оценить.