Михаил Нестеров - Если враг не сдается Страница 21

— Значит, кроме запланированных учений в Борском лесном массиве, других мероприятий типа КШУ у вас не предвидится? — Полковник снова вспомнил начальника штаба СКВО Булгакова, который находился в Ростове-на-Дону, где в составе группы начальника Генштаба принимал участие во фронтовом КШУ (командно-штабное учение) под руководством генерала армии Квашнина.

— Нет, Михаил Васильевич, — ответил полковник Кондратов.

— Ну что ж, хорошо. Пусть всё идет своим чередом. У меня возник естественный вопрос. Этот, я бы сказал, рядовой рейд вы увязываете с экспериментальной программой начальника Генштаба?

— Не совсем, — с небольшой запинкой ответил Кондратов. — Мы частично укомплектовали подразделение, чтобы начать, как вы выразились, КШУ. Работаем с тем, что есть. Отсюда и «простота» задачи.

«Да, ты дважды меня уел», — усмехнулся Артемов, продолжая слушать объяснения Кондратова, точнее, его оправдания, основанные на том, что «базовая подготовка разведчика-диверсанта осуществляется тремя взаимосвязанными способами: обучение в классах, на „тропе разведчика“, в городке физподготовки и на стрельбище; изучение приемов маскировки и следопытства, методов топографии и выживания, отработка тактико-специальных действий в учебно-тренировочном лагере (в полевых условиях); закрепление и совершенствование выработанных навыков на соревнованиях разведывательно-диверсионных групп и на войсковых учениях».

Также Кондратов коснулся темы отбора курсантов.

— Приказ мы получили в марте, сейчас середина апреля, курсанты, уже отслужившие по пять месяцев, ждут направления в части спецназа. А те, на кого мы обратили внимание, не прошли отбор. Мы анализировали сложившееся положение дел и пришли к выводу, что кандидаты на эксперимент намеренно запарывали стрельбу, не выдерживали многодневного курса физических и морально-психологических нагрузок, комплексов упражнений, экзамена, наконец. Наверное, это объясняется тем, что немногие захотели остаться курсантами еще на полгода. Год в учебном подразделении для большинства — многовато.

И еще одна причина, — продолжил Кондратов. — Курсанты в этот раз оказались намного слабее прошлого курса, даже после двух-трех недель обычных нагрузок многие написали рапорта. Конечно, нужно искать причины. А они кроются в первую очередь в том, что многих молодых людей притягивает служба в армейском спецназе, но желание зачастую не соответствует возможностям — и физическим, и прежде всего морально-психологическим. И последняя причина: большой недобор среди офицеров учебного центра. Должности командиров взводов занимают сержанты срочной службы.

Теперь о «простоте» учебной задачи, ее скомканном виде и простенькой стратегии. С чего-то ведь надо начинать, товарищ полковник. Бойцам РДГ нужно как можно раньше привыкать к полевым условиям и поначалу — небольшими группами; находиться в непосредственной близости от населенных пунктов, проходить их и не быть замеченными местными жителями; каждому бойцу необходимо научиться управлять и руководствоваться своими привычками, особенностями организма и психики; жить в одиночестве, адаптироваться к ситуации, понять собственные страхи и так далее.

— Это мне понятно. Другое хочу спросить: спецроту вы всё же скомплектовали?

— Не полностью. Два взвода — сто человек. А вот те, кто прошел отбор, в роте занимают особое положение: вполне боеспособная разведгруппа, 1-е отделение 1-го взвода.

— Еще один вопрос на засыпку. В приказном порядке сформировать роту было нельзя?

— Мы хотели как лучше.

— Хорошо, — покивал Артемов. — Дайте мне дела всех, кто идет в рейд, я хочу почитать их на ночь.

Михаил Васильевич запросил дела всех спецназовцев, хотя машинально в разговоре отметил, что лишь трое из них подпадали под определение «бывшие пленные». Его отчего-то в первую очередь заинтересовал капитан Шаров. Вот с досье ротного он и начнет первую бессонную ночь в этой войсковой части. В основном полковник полагался на свою голову, логику, но знал и такие «люминесцентные» глаголы, как «осенило» и «озарило». Покажется ему в деле Шарова что-то подозрительным, в кабинете ротного тут же сделают обыск. Потом он примется за остальных.

Интересно, представил себе Артемов, что делает сейчас капитан Шаров? Роль капитана в качестве инспектора его снова по непонятной причине не устроила. Хмурый капитан просто идет в составе группы спецназа, ничего не делает, только записывает за своими подчиненными.

Записывает.

За своими подчиненными.

Чтобы сдать документацию в штаб.

Артемов подстегнул себя: надо работать быстро. Так быстро, чтобы не подключать к этому делу военную контрразведку.

Читая личные дела спецназовцев, изучая их характеристики, всматриваясь в лица на фотографиях, Артемов снова пришел к выводу, что начинать следует именно с капитана Шарова, поскольку официальная миссия полковника ГРУ — это проверка исполнения приказа начальника Генштаба. А капитан — старший двух групп, принимающих участие в учениях вновь создаваемого подразделения. Вполне естественно и логично поинтересоваться у него планами, расспросить о каждом бойце, заодно узнавая много нового и о самом капитане. Потому Артемов решил побеседовать с ротным немедленно. Чем черт не шутит, может, Шаров уже готовится к встрече с проверяющим.

19

21.25 местного времени

За десять минут до прибытия поезда «Самара — Оренбург» Червиченко и Косицин закончили и мнимый ремонт «КамАЗа», и действительную работу с дополнительным баком; теперь, чтобы оперативно достать из тайника оружие, понадобится всего минута. Стемнело. Василий отогнал грузовик в конец поселка. Редкие машины, брызжа дальним светом, проносились мимо.

Магазин был всё еще открыт, освещенная часть дороги неплохо просматривалась с того места, где остановился «КамАЗ». За пять минут до прибытия 630-го вспыхнул ярким светом прожектор, установленный у окна диспетчерской, вслед за этим раздался торопливый голос, усиленный динамиком: «630-й „Самара — Оренбург“ прибывает на второй путь». И еще раз.

— Сегодня много на Заливной выходят, — заметил проводник, открывая дверь и выглядывая наружу. Затем обернулся на молодых людей, заполнивших тамбур. Среди них особо выделялась натуральная блондинка с длинными ресницами и смуглянка лет восемнадцати-девятнадцати. Воскресенье! Однако он попытался угадать: — Свадьба?

Соблазнительные губы Греты Брасас слегка приоткрылись в улыбке:

— Похороны.

Проводник промолчал; а про парней с кавказской внешностью подумал: «Осели...» Таджикские, абхазские, осетинские, чеченские семьи — уже не редкость в райцентрах Самары, Оренбурга, Орска. Еще пара «семей» — это проводник, бравший деньги за проезд, помнил точно — выйдет в Немчанке.

Наконец поезд остановился, и проводник посторонился, пропуская пассажиров.

— Вот они, — Червиченко указал на неясные тени, появившиеся со стороны пустыря.

— Вижу, — отозвался Косицин. Он палкой приподнял полог и удерживал его, пока товарищи залезали в кузов. В знак приветствия и успешного завершения очередного этапа операции он подставлял ладонь свободной руки и ощущал на ней жгучие товарищеские шлепки: один, второй, пятый... седьмой... И еще пяток приветствий ждал его в Немчанке.

А в кузове вполголоса боевиков поздравляли арабы.

Адлан Магомедов не спешил за товарищами. Еще в поезде он принял решение вооружиться не в Немчанке, как планировал ранее, а в Заливной, поскольку любая случайная или закономерная встреча с патрульными сулила лишь одно. И это была единственная, наверное, оплошность командира террористической группы. Однако, как известно, ошибка — это то, что не исправлено. А поправить всё буквально на ходу было плевым делом.

Четверо боевиков встали цепочкой и передавали оружие, которое Василий Червиченко доставал из тайника. Эта простая работа заняла ровно три минуты.

Когда «КамАЗ» подъехал к Немчанке, поезд «Самара — Оренбург» уже ушел. Впереди отчетливо, как в горах, виднелся красный свет семафора. Последние пять боевиков примкнули к товарищам. Теперь отряд Адлана Магомедова был укомплектован полностью. Почти полностью. Не хватало одного человека.

Червиченко подогнал «КамАЗ» вплотную к трактору «Беларусь». За забором просторного добротного дома — одного из двух, стоящих на южной стороне от железной дороги, — дала знать о себе собака. Она умудрилась пролезть под воротами и встречала непрошеного гостя, натянув длинную цепь, громким лаем.

На стук в ворота и лай собаки долго никто не отзывался. Наконец на крыльце появилась фигура хозяина — лет пятидесяти на вид. Седая голова Бориса не прикрыта, на острые плечи наброшена телогрейка, в руках сигарета.

— Кто? — спросил он, вглядываясь.

— Свои, — отозвался Василий. Когда хозяин, цыкнув на собаку, вышел со двора на улицу, Червиченко спросил его, кивнув на трактор: — Ты лесник, что ли?