Владимир Михановский - По острию ножа Страница 21

Больше снайперш в отряде не то что никто не трогал, — на них даже старались не смотреть.

Вот этих-то четверых провозвестниц смерти начальник отряда и ознакомил с картой, на которую были нанесены результаты многодневной тщательной разведки лагеря ОМОНовцев: красные точки на ней означали наиболее вероятное расположение русских дозоров.

Снайперши заранее тщательно навели стволы с оптическим прицелом на эти места и, как только сигнальная ракета взвилась в ночное небо, выстрел за выстрелом начали сажать в подозрительные точки.

Тактика оказалась хотя и простой, но весьма эффективной. В первые же секунды несколько ОМОНовцев из охраны упали замертво, сраженные меткими выстрелами.

И все-таки охрана сделала свое дело, на какое-то время сумев задержать боевиков, которые с дикими криками со всех сторон ринулись на лагерь.

Рукопашные схватки были короткими и яростными.

Иван Овсиенко в момент нападения чеченцев на лагерь находился в дозоре. Он вместе с напарником охранял деревянный мосток, переброшенный через канаву, вырытую ОМОНовцами сразу за оградой из колючей проволоки. По мосткам группы уходили в близлежащие горы на учебные занятия по пересеченной местности, по мосткам же и возвращались.

В памяти Овсиенко промелькнул наказ командира части майора Геращенко:

— Ежели чего — за мостки зубами держаться! В ваших руках ключ к безопасности отряда.

— Так точно! — ответил Овсиенко тогда, на самом первом инструктаже. — Есть, за мостки зубами держаться.

— Костьми ляг, но боевиков не пропускай, если сунутся, — продолжал майор. — Пока мы на помощь не придем.

Иван увидел бегущую в его сторону группу боевиков, облитую двойным светом — золотистым сиянием луны и красноватым отблеском сигнальной ракеты, отчего фигуры с автоматами, издающие гортанные крики, казались кадром из фантастического фильма.

— Звони по мобильному шефу! — крикнул Овсиенко напарнику, хотя грохот от выстрелов стоял такой, что мог бы разбудить и мертвого.

Несколько пуль просвистело мимо, расщепляя тонкие стволы орешника. Выстрелы были на удивление точны, словно чеченцы давно пристрелялись к пункту, который занимали часовые.

Мгновенно прикинув количество бегущих в его сторону чеченцев, ОМОНовец сразу сообразил, что удержать мостки им вдвоем никак не удастся. Он перебежал мостки и выскочил навстречу боевику, который бежал впереди, далеко опередив остальных.

Чеченец был ловок и силен, но приемами самбо, в которых долго совершенствовался Иван, не владел. Это дало Овсиенко определенное преимущество. Он схватил противника за левую руку и, сделав вид, что падает, с силой рванул ее на себя, тут же вывернув за спину. Чеченец взвыл от боли и успел, покачнувшись, двинуть Ивана коленом в пах. Изо рта чеченца отвратительно пахло, так что Овсиенко почувствовал приступ тошноты.

Но бойцу все же удалось свалить противника. До остальных боевиков, бегущих в сторону мостков, оставалось еще несколько десятков метров. И тут Ивана озарило: если мостки нельзя защитить, то ведь их можно сбросить — это даст отряду выигрыш времени, пусть совсем небольшой. Он нагнулся, схватился за сколоченные доски, приподнял их и швырнул на дно канавы.

И тут же пронзительная боль охватила тело: в грудь ударила пуля. Овсиенко мог бы поклясться, что это стреляли не бегущие боевики. Пуля прилетела откуда-то издали, но выстрел был явно прицельным. Хорошо, что на нем, как положено, был бронежилет, иначе — конец.

Но винтовка, из которой стреляли, была, видать, сильного боя, прямое попадание контузило Овсиенко. Он свалился в канаву и потерял сознание…

Отряд развернулся быстро, в считанные минуты.

А по окнам школы уже били чеченские гранатометы, тоже заранее наведенные боевиками. Гранаты влетали в пустые глазницы окон и звонко лопались, словно перезрелые арбузы.

Майор Геращенко, как и остальные, в эти страшные минуты не думал о смертельной опасности. Он бросился в бывшую учительскую, из которой осуществлялась радиосвязь с командованием. Им в это время владела только одна мысль: связаться с руководством, сообщить о ЧП.

Кабинеты, кабинеты… Классы, классы, классы… Зачем столько классов? А пустым школьным коридорам, казалось, не будет конца, они напоминали лабиринт, в котором бегущий непременно запутается.

Но вот, наконец, и учительская — на самом последнем этаже. Майор рывком открыл дверь, вскочил в комнату. Едкий дым, плававший в комнате, застилал глаза, выворачивал слезы. Геращенко включил фонарик, пошарил по помещению лучом.

Радист лежал на спине, раскинув руки. Его остекленевший взгляд был устремлен в бесконечность. Тело было еще теплым. Майор послушал пульс — тот не прощупывался.

Он бросился к рации. Увы, она не работала. Геращенко тут же установил причину. Одна из пуль — а может, это был осколок гранатомета — попала в аккумулятор и вдребезги разбила его. Отсюда, по всей видимости, и был едкий запах в учительской.

Рация вышла из строя.

Итак, отряд ОМОНа был теперь отрезан от внешнего мира и отныне мог полагаться только на собственные силы.

Начальник отряда боевиков не привык отсиживаться в тылу. Чего-чего, но храбрости, пусть безрассудной и бесшабашной, ему было не занимать. Он шел на лагерь ОМОНа во главе одной из штурмовых групп, на которые загодя разбил свой отряд.

Вырвавшийся вперед боевик корчился в предсмертных судорогах — русский медведь в смертельной схватке сломал ему позвоночник.

— Пристрели… меня… — прохрипел боевик, остановив безумный от сумасшедшей боли взгляд на командире отряда. Тот достал из-за пояса кинжал и, точным ударом направив его в сердце боевика, прекратил его мучения.

Рядом, на дне канавы, неподвижно валялся виновник его гибели, кряжистый ОМОНовец Иван Овсиенко.

«Молодцы снайперши! Бьют метко, не зря чеченский хлеб едят», — подумал командир отряда. Он, как и остальные боевики, принял контуженного Овсиенко за труп.

Сопротивление дозорных сломлено. Во много раз превосходящие силы противника подавили его. Однако погибшие и взятые в плен сумели выполнить свою миссию — они дали возможность развернуться и вступить в бой основным силам.

На это чеченский начальник не рассчитывал. Теперь уже явно не он диктует условия боя.

Сражению, кажется, не будет конца. Но оно, поначалу общее, разбилось на короткие поединки, растеклось ручейками, словно переполнившееся озеро.

Постепенно, однако, кольцо чеченцев вокруг здания школы сжимается. ОМОНовцы, поначалу рассредоточившиеся по территории учебного лагеря, все более прижимаются к стенам здания. Сказывается не только превосходство террористов в живой силе, но и новейшее оружие, которое имеется у чеченцев.

Да и снайперская группа по приказу начальника покинула свои укрытия и подтянулась поближе — чеченцы на руках перенесли их через вырытую канаву и молодые женщины, выбрав удобные позиции, принялись, как им и положено, уничтожать живую силу противника, ловя сражающихся милиционеров в перекрестья оптических прицелов.

Не все были в бронежилетах, и урон огонь снайперов наносил немалый.

Майор отдал приказ:

— Войти в здание. Забаррикадировать дверь. Рассредоточиться по классам и отбивать чеченцев.

На этот ход у чеченского командира отыскался сильный контрдовод: у него было две новейшие пушки с клеймом одной из западноевропейских стран. На вид это были обычные гранатометы, которые имелись на вооружении и у русских частей, однако стреляли они кумулятивными снарядами.

До этого сражения чеченский командир не имел возможности видеть их в деле, зато теперь убедился в высокой эффективности этих, таких неказистых с виду пушек.

Дотошный боевик не стал принимать на веру новое вооружение и решил провести испытания снарядов. Инструкция на английском, заботливо снабженная русским переводом, обещала буквально чудеса. Однако стреляный чеченский волк привык не доверять словам.

Для испытаний он выбрал заброшенный аул, в котором не осталось ни единого жителя. Селение несколько раз переходило из рук в руки. Дело кончилось тем, что горцы не выдержали бесконечных бомбардировок и обстрелов, зачисток и обысков как с той, так и с другой стороны. Собрав весь незамысловатый скарб и скот, сельчане поднялись повыше в горы, где наново и обосновались.

Они оставляли руины.

Это селение и выбрал чеченский командир по наводке своих разведчиков. В ауле, некогда богатом и обширном, оставалось всего несколько целых домов, но для испытаний больше и не было нужно. Он выбрал самый большой дом, обошел пустые комнаты, просторную столовую — гордость прежнего хозяина.

В горах прошел сильный ливень, сапоги командира были в налипшей грязи, но он не стал счищать ее перед тем, как подняться на крыльцо. Зачем? Ведь именно этот дом станет мишенью для задуманного испытания.