Алексей Котрунцев - Последний грех Страница 21

— Обращение в полицию, это, ты считаешь, мягкий вариант противодействия?!

— По сравнению с убийством — да! Особенно, если повзрослевшая жертва не верит в силу закона или не хочет огласки. Тогда возможен и другой способ.

— Например, покромсать обидчика на куски?

— Можно и так. Это, как бомба с часовым механизмом. Она просто ждет, когда настанет час икс. Он настал. Бомба взорвалась и, кто-то умер.

— Тебе это психолог так ловко разложил? — Доунс почесал нос.

— Почти.

— Хм. Не знаю. Как-то все сложно. — Шериф взглянул на фото и помахал им в воздухе. — Боюсь, без этого парня нам будет сложно во всем разобраться. Хотя, найти его…

Шериф помолчал и скривил лицо.

— Если это, действительно, он — то на его месте ничего более подходящего, чем вернуться в Россию я бы не придумал. Двенадцать лет — для ребенка это не так уж и мало. Почти половина его жизни. Он еще не забыл язык и ту жизнь. Для него переезд не будет катастрофой. Ведь, он не так глуп, чтобы сесть здесь на электрический стул. А Россия — страна, где нам его не достать. Черная дыра.

— Сэр, Россия является членом Интерпола и обязана выдавать преступников по нашему запросу.

— Оставь эти сказки своим детям. Может, когда они вырастут и станут полицейскими, Россия и начнет выдавать нам преступников. Но не сегодня! Тот, кто у нас — преступник, в России — герой. И иногда — наоборот.

— Мне кажется, это имело место в прошлом.

— Не будь глупцом, русские все еще видят нас в прицелы своих ракет. И, если все то дерьмо, что мы с тобой сейчас накопали, всплывет на поверхность, этот парень станет там знаменитостью. Ты только представь газетные заголовки: «Приемыш победил педофила». Каково, а?!

От переполнявших эмоций Шериф раскраснелся.

— Пока мы не можем утверждать этого досконально.

— Я и не утверждаю. — Доунс расслабленно откинулся на спинку кресла. — Ладно, Майкл. Я вижу, ты и так все понял. Свяжись с авиакомпаниями, осуществляющими рейсы в Россию, запроси у них списки пассажиров за прошедшую неделю.

— Да, сэр. Что-то еще?

— Пожалуй, это — все.

Глава 8

… Середина 90-х.

Педагогический дебют булыжником врезался в рафинированное сознание Марка. Влетел, как влетает метеорит в плотные слои атмосферы, оставляя в них яркий и незабываемый след. С той лишь разницей, что багровая полоса в небесах быстро исчезает, а воспоминания о первом занятии стереть было невозможно. Так запоминается первый поцелуй или первый секс — окончательно, бесповоротно и навсегда. Правда, позитива в этом не было никакого. Сплошной шок и горькое разочарование.

С утра он долго наводил в вверенном зале порядок: ползая на пыльном линолеуме, смывал грязь и пятна побелки. Потом, встав на табурет, долго смахивал подвальных пауков и куски паутины. Закончив, оглядел, засиявший чистотой, зал и решил заняться собой. Достав из сумки новое балетное трико, одел и осторожно наклонился. Одеяние совсем не село, даром что лежало в шкафу девять лет. Марк подошел к зеркалу и поправил волосы. Зачерпнув пальцем гель, старательно уложил их на пробор и повязал сверху широкой тесьмой. Отражение почти устроило. Почти, потому, что крупные глубокие морщины навевали уныние. «Эх! — Шапиро недовольно поморщился. — Где ты время молодое?!» Он расстегнул молнию на сумке и из нее баночку с тональным кремом. Привычно, круговыми движениями принялся наносить его на кожу. Матовый оттенок, конечно, маскировал изъяны и, как хотелось думать, значительно молодил. Но морщины не удалял. Закончив, он скривился в строгой гримасе: «Здравствуйте, дети!». Слова вышли натянутыми и какие-то по сказочному надменными. Словно, не учитель, а Кащей Бессмертный встречал детей в дремучем лесу. «Нет, пожалуй, так не годится. От такого приветствия они испугаются, замкнутся и попытки раскрыть их потенциал будут обречены. Определенно надо придумать что-то другое». Раздвинув брови, Марк натянул тонкие губы, изображая улыбку, и манерно прогнусавил.

— Здравствуйте, дети! Меня зовут Марк Сигизмундович. Я ваш учитель хореографии.

«Вот! Значительно лучше. Дети сразу поймут, что перед ними не надзиратель, а друг. Друг, который поможет им овладеть этим прекрасным искусством».

Словно в диссонанс его мыслей из коридора донесся громкий рык Карпыча: «Заткнулись все! Быстро!» Марк обернулся и напряженно замер: «Кажется, идут». Перебежав на середину зала, он скрестил руки за спиной и изобразил заготовленную улыбку. В дверь постучали. Марк не успел ответить, как ее распахнули. В проеме стоял лысый усач, а из-за его спины выглядывали три детских остриженных головы.

— Принимай ученичков! — Карпыч, словно проверяя его реакцию, смотрел с хитринкой.

Марк торопливо кивнул: «Да-да. Конечно. Проходите».

Закрыв дверь, усач злобно скомандовал: «Садитесь на пол и внимательно слушайте!»

Шапиро болезненно скривился: «Разве так можно?».

Мальчики послушно сели.

Ожидая, что усач тут же покинет их, Марк перевел на него вопросительный взгляд. Карпыч же уселся на единственный стул и вальяжно откинулся на спинку.

— Карпыч, может, вы оставите нас?!

— С какой-такой радости?! Приказано, на первое занятие быть тута!

— Как тут?

— Вот так!

Давая понять, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит, Карпыч перевернул пустое ведро и положил на него ноги.

«Что ж, тута, так тута, — Марк выдохнул и перевел взгляд на мальчиков. — Бог с ним. Попробую начать».

На первый взгляд, сидевшие на полу, дети мало чем выделялись от своих сверстников. Где-то лет по десять-одиннадцать. Остриженные головы, худые тела, ободранные руки — все, как у обычных пацанов. Облаченные в одни плавки (хотя почему они так были одеты, Марк не понимал) мальчики сидели на еще влажном линолеуме и смотрели колючим взглядом. Да-да, колючим, как шипы чертополоха. Присмотревшись, Марк с удивлением прочел в нем совсем не детское выражение. Недоверие, если не сказать больше, презрение к его персоне, читалось в этих глазах. «Может, показалось. Не могут же эти дети обладать взрослой жесткостью. Нет-нет, что-то я не о том. С ними надо иначе, по-доброму. Ведь, зло порождает зло».

Марк опять растянулся в улыбке и выдал слащавую заготовку.

— Здравствуйте, мальчики! Меня зовут Марк Сигизмундович. Я ваш учитель хореографии.

Дети не вымолвили ни слова. Сидели и продолжали неотрывно пялиться на него цепким взглядом. Марк немного стушевался: «Почему они молчат? Может, я делаю что-то не то?!». В попытке понять, он посмотрел на Карпыча, но и взгляд усача ничего не прояснил. Тот даже не смотрел в его сторону. Зато внимательно, как охотник за волчатами, наблюдал за мальчиками. Марк понял это по-своему: «Дети боятся его. Потому робеют и замыкаются».

— Карпыч, я все-таки покорнейше прошу вас оставить нас наедине.

— Зачем это?!

— Понимаете, — Марк тяжело выдохнул и изобразил муки объяснения на лице, — хореография — процесс тонкий. Здесь необходимо душевное единение учителя и ученика. А вы, извините.… Не хочу вас обидеть, но… своим присутствием разрушаете эту ауру.

— Че-го? — Усы Карпыча поползли вверх.

— Я прошу вас.

— Ну, едрен-батон, завернул. Хрен с тобой. — Карпыч крякнул и неохотно встал. — Короче, так! Я здесь рядом буду — если что, зови.

— Да, спасибо. Думаю, это — лишнее.

Окинув мальчиков строгим взглядом, Карпыч неторопливо вышел. Пацаны в свою очередь, проводив его глазами, облегченно выдохнули. Шапиро улыбнулся — кажется, он был прав.

— Ребята! — приветливо продолжил Марк. — Давайте начнем наше занятие.

Встав в хореографической позиции, учитель развернул носки.

— Смотрите на меня! Видите?! Вот так. Это очень просто. Пятки вместе, а носки смотрят в разные стороны. Давайте попробуем.

Но ребята даже не шелохнулись. Продолжали сидеть, а кто-то уже и лег, они весело переглядывались между собой.

— Ну что же вы?! Это же так просто. Давайте, вставайте.

Но и в этот раз никто ни дернул ни единым мускулом.

— Вы что — не хотите заниматься? Ну, вот ты. — Марк подошел к ближнему мальчику. — Ты разве не хочешь научиться танцевать?!

— Не-а! Мне твои танцы на хер не нужны! — Пацан перестал улыбаться и жестко посмотрел Марку в глаза. — Иди лучше таких же педрил где-нибудь учи!

— Что?! — Марк не верил собственным ушам. Зеленоглазый обаятельный мальчуган испускал из себя желчь презрения. Он хотел урезонить воспитанника, но, повернувшись к приятелю, тот опередил его.

— Костыль, слышь — а чего, мне кажется или на самом деле?

— Чего?!

Зеленоглазый кивнул на Марка.

— Да этот мужик. Как думаешь, он — пидор или нет?!

От новой порции детского лепета Шапиро оказался в нокауте.

— А то! Чего сам, бля, не видишь, как он жопой виляет. Я таких тыщу раз на Плешке видал. Отсасывают за полтинник. Предложи, может, и этот согласится.