Илья Рясной - Право выжившего Страница 21

Пьянство с каждым годом затягивало Башку все сильнее: лицо становилось краснее, силенок — меньше. Четвертую судимость получил уже с «нагрузкой» — принудлечением от алкоголизма. Вылечить, конечно, не вылечили, но кое-какой результат был достигнут. Надоело сидеть по тюрьмам, надоело «работать по карманам». И Башка решил «честно» трудиться на благо общества. Он, может, и раньше бы начал «честно» трудиться, да мешали законы об уголовной ответственности за тунеядство, тягостная необходимость иметь трудовую книжку. По нынешним же временам никого не интересует, работаешь ты или нет по трудовой книжке. Башка сменил род занятий…

Еще с утра он наглотался польской водки, которую притащили в скверик мужики. До дома дотащился еле-еле и сразу провалился в тяжелый сон. Разбудил его звонок в дверь.

За окнами было темно, и он не понимал — вечер на улице или раннее утро. Так настырно могла звонить лишь милиция или Гришка Шпиндель из соседнего подъезда, тоже постоянно озабоченный поисками, чего бы выпить или с кем.

Башка, покачиваясь, направился к двери, распахнул ее, протер глаза и в упор уставился на визитеров.

— О, Матрос, брат мой! — он сразу бросился обниматься.

Матрос поморщился. Если бы он так хорошо не знал старого карманника, то мог бы подумать, что тот искренне рад встрече.

Хозяин проводил гостей в большую комнату, стряхнул крошки со стульев и пригласил садиться.

— Располагайтесь, гости дорогие.

Башка проживал в просторной двухкомнатной квартире с высокими потолками и лепными карнизами. Запустил ее донельзя. Большая комната, где жил он сам, была обставлена весьма скудно — скрипучая кровать с солдатским одеялом, грязный, залитый портвейном стол, несколько стульев и покосившийся шкаф с зеркалом. На старомодном телевизоре «Рубин» стоял оклад от иконы. Святой лик заменяла мятая репродукция рублевской «Троицы». Саму икону загнала бабка, когда понадобились средства на выпивку, и, как человек набожный, до сих пор раскаивалась в этом, на коленях молила прощения у репродукции.

— Как, Башка, все карманы пылесосишь? — осведомился Матрос, вытаскивая из сумки бутылку итальянского «Каберне».

— Не, надоело. Я теперь самый что ни на есть законопослушный гражданин. Веду честную жизнь. На барахолке на «правом берегу» подрабатываю. Монголу-торгашу вещички помог дотащить — стольник. Вьетнамцу — две сотни. Пять дней поработал — полтора месяца можно жить.

— И пить, — кивнул Матрос.

— А куда же без этого ? Уважают Меня. Все знают, что я там промышляю. Ни одна паскуда конкурентная туда не сунется.

— И чего, хватает денег? — спросил Матрос, разливая вино по стаканам, которые Киборг, брезгливо морщась, тщательно, с мылом, отдраил в ванной.

— Матрос, я тебя не узнаю! Кому же хватает денег? Чем больше их, тем больше хочется! Сейчас, например, у меня финансовый кризис.

— Это как? — удивился Матрос.

— Смотрю в кошелек, а там — хер, — загоготал Башка и хлопнул Матроса по плечу. — Хорошо сказано, а?

— Годится, — поморщился Матрос.

— Расходы у меня, дружище, великоваты. Сам знаешь, сколько горючего жрет мой «ржавый мотор».

Башка опрокинул стакан, налил себе еще, а бутылку спрятала шкаф, пояснив:

— Бабусе остатки. Пусть порадуется. Кто же о ней, старой, еще позаботится.

— Да уж, такой внучек внимательный — радость на склоне лет, — Матрос вытащил из кармана хрустящую стодолларовую купюру. — Нового образца. Менять в банке не надо.

— Это мне что ли ? — Башка впился глазами в купюру.

— Соболева знаешь?

— Это который по машинам? Знаю. Ему за спекуляцию лет пять назад год условно дали.

— А Гулиева Мухтара? Всеволода Гарбузова?

— Знаю. Севка-то совсем малой, лет семнадцать. Вежливый, здоровается. Уважает меня.

— Мне этого малого найти надо. Он смылся куда-то. И срочно нужен. Получишь еще три таких же бумажки.

Матрос знал, к кому обратиться. Башка с его общительным характером и авторитетом ловкого вора знал все об Апрельске и его окрестностях: о жизни местных наркоманов, грабителей, убийц. А с Соболевым и Гарбузовым жил по соседству, так что ему и карты в руки. Башка посмотрел купюру на просвет.

— Ты еще на зуб попробуй, — посоветовал Матрос.

— Ладно. И не из-за денег, а токма лишь из душевного к тебе расположения, Матросик. Мы же друг друга уважаем. Так, брат мой?

— Узнаю, что динамишь…

— Ладно, ладно, не маленький…

К порученному делу Башка отнесся со всей ответственностью. Пришлось побегать, попотеть. Зато, когда вновь объявился Матрос, Башка небрежно протянул ему мятый тетрадный листок, исписанный корявым почерком.

— На даче у одной шлюхи они. Вот тебе адрес. Гони бабки…

Глава двадцать седьмая

«КАКИЕ ПОНТЫ ДЕРЖАЛИ!»

— Сереж, у тебя еще ста штук на мою бедность не найдется? — спросил Мартынов.

— Что, Леночка и мою сотню успела оприходовать?

— Нет. Жена софу купила.

— За стольник?

— Остальные теща дала.

— Ясно, — Косарев достал из кармана деньги.

— Уф, замотался.

— Конечно. Вон, утро дурное какое.

Утром Мартынова и Косарева подняли в ружье. Очередная мафиозная разборка — так им сказали. Часов в семь замдиректора электролампового завода, как всегда, бегал по набережной от инфаркта, и едва не прибежал к нему, застав жутковатую сцену. Из остановившейся с визгом тормозов иномарки выскочили двое, вытащили мешок, в котором по очертаниям угадывалось человеческое тело, бросили его в реку и умчались так же резко. Одно дело читать о таком в газетах и видеть по телевизору, и совсем другое — смотреть, как на твоих глазах топят какого-то несчастного в мутных и загрязненных промышленными отходами речных водах.

Подержавшись за вдруг занывшее сердце, замдиректора бросился к ближайшему телефону-автомату и вскоре давал показания начальнику районного уголовного розыска.

Выехавшая на место группа без труда нашла подтверждения словам свидетеля. На асфальте и на парапете были обнаружены капельки крови.

— Ясно, запороли и сбросили, — кивнул начальник уголовного розыска. — Машина-то какая была?

— Синяя «Дуди», а вот номер не припомню. Знаете, не до этого как-то было, — свидетель вновь схватился за сердце.

— Понимаю, понимаю, — кивнул начальник розыска, накручивая телефон начальника областного убойного отдела.

Последний подключил к раскрытию всех свободных людей. Убийство с реальными зацепками — синюю «Ауди» в городе найти можно. Приметы преступников имеются. Найдешь убийц в течение суток — честь и хвала доблестным сотрудникам областного угрозыска!

Косарев и эксперт из криминалистического отдела сидели со свидетелем, изображая на компьютере лица вскользь виденных негодяев. У замдиректора была хорошая зрительная память, и композиционный портрет получился хоть куда. Тем временем Мартынов намечал и организовывал мероприятия по розыску машины.

Водолазы, как обычно, лениво подкатили во второй половине дня.

— Где искать? — зевнув, осведомился бригадир.

— Тут, — сказал освободившийся к тому времени Косарев.

— Точнее.

— Куда точнее.

— Вам легко говорить. А под водой муть — ни черта не видно. Загадили реку-то.

— Загадили.

— Вот и я говорю — точнее надо. Через несколько минут водолазы подняли больше сверток и положили его на асфальт.

— Получайте ваш трупяк.

Судмедэксперт в резиновых перчатках осторожно развязал окровавленный сверток из холстины. Там был труп здоровенного дога.

Удачу опергруппы отметил сам начальник УВД. Он позвонил начальнику «убойного» отдела и сказал:

— Молодец. Раскрыл по горячим следам убийство собаки.

— Еще не до конца, — огрызнулся начальник отдела.

— Ну, с таким энтузиазмом быстро раскроешь.

— Спасибо за доверие, — вздохнул начальник отдела… Когда свистопляска закончилась, Мартынов и Косарев занялись делами насущными. Они сидели и кумекали над тем же вопросом, который волновал и Матроса, — где искать скрывшихся подельников Соболева.

— Наугад их можно сто лет искать, — сказал Косарев. — Скорее всего они у кого-то из своих корешей прячутся.

— Может быть, — пожал плечами Мартынов.

— Нужно подходы к апрелевской шантрапе искать.

— Опера апрелевские говорят, что нету них подходов к тусовке этого Мухтара и Севы.

— Они болваны и ничего не умеют, — отмахнулся Косарев. — Володя, ты же настоящий «Путилин». Ты всю шушеру знаешь. Придумай что-нибудь.

Мартынов работал в розыске почти с «детства» — с двадцати лет. Четырнадцать годков службы, опыт и отличная зрительная память снискали ему славу человека-компьютера.

Преступный мир он знал, пожалуй, лучше всех в отделе, не раз выручал при раскрытии опасных преступлений тем, что припоминал выход на какого-нибудь типа, который и давал необходимую информацию.