Вячеслав Денисов - Особо опасная статья Страница 21

Посмотрев на внимательно слушающего его следователя, он сверкнул глазами и добавил:

– А что, позвольте вас спросить, с вами еще делать? Лично я не пролил ни капли крови. Есть имена, фамилии и явки тех, кто в крови по колено! Но им объявляют амнистию, а мне готовят заключение. Вас как зовут, господин следователь?

Кряжин повторил.

– Так вот, уважаемый Иван Дмитриевич, не прокатит! Я достаточно ясно выразился? Не прокатит!

Бросив окурок в банку, он встал и заложил руки за спину.

– Альберту Артуровичу мои искренние соболезнования. Хотя уверен, что вы передадите другое.

Выходя из ворот тюрьмы, Кряжин подумал, что, если быть до конца честным перед собой, другого результата он и не ожидал. Если участие Устимцева в деле похищения сына Кайнакова – не миф, то Вениамин Геннадьевич должен был вести себя именно так. Удивление – вспышка ярости – срыв на полуоскорбления – отказ в общении. И все это должно уложиться в короткий промежуток времени, чтобы и выглядело правдоподобно, и лишнего не наговорить. На Большой Дмитровке не лохи бумагу марают. Лишнее слово – и потянется бесконечная череда подозрений.

Наступала ночь, а информации, полученной за день, хватало на добрую неделю проверок. Из наиболее перспективных направлений работы Кряжин выделил два: до сих пор не появившийся охранник Дима, о котором теперь Кряжин знал все, и «фантом Феликс», которого все знают, видят, его имя у всех на устах, но встреча с ним столь же невероятна, как и со сказочным единорогом.

Миссию по розыску Феликса Кряжин поручил группе из МУРа во главе с Саланцевым. Сам же взялся за охранника. Тем более что это направление, по мнению следователя, соответствовало и поиску ответа на вопрос, почему мадемуазель Вишон не нажала на кнопку тревожной сигнализации. Нечего и говорить, что от стола в тот момент она находилась недалеко…

Но был еще один вопрос, ответ на который Кряжин жаждал получить сильнее всего. Его дневной звонок Саланцеву – съезди, мол, найди Ремизова – был продуктом наития, ничем не обоснованного. И сейчас этот вопрос, как загнанная фокстерьером лиса, рвался наружу, не в силах найти правильного выхода: зачем понадобилось убивать охранника, дежурившего в ночь перед похищением и сменившегося утром того дня, когда исчез сын Кайнакова? Ремизов информировал преступников о событиях в доме? Сообщил что-то телохранителю Димы, вследствие чего того до сих пор не могут найти? Одним из гостей в школе был Феликс, это ясно. Один из смертельно раненных на квартире Ремизова назвал то же имя.

Ремизова убрали как лицо, владеющее если не полным объемом информации, то какой-то важной ее частью. Есть какая-то связь между гибелью Ремизова и исчезновением телохранителя Димы. Но в чем она проявилась? Или могла проявиться?

Саланцев сообщил следователю и имя директора охранного предприятия, и его манеру общаться, упустив, разумеется, пару наиболее ярких тому доказательств. А также домашний адрес Арманова. И Кряжин, уже порядком измучив Дмитрича постоянными поездками, прибыл к дому на Шелепихинской набережной.

Арманов был дома, дверь открыл без лишних подозрений, представ перед следователем с полотенцем на голове и стаканом пузырящейся минералки в руке. Впрочем, вскоре выяснилось, что это не нарзан, а растворившийся в воде аспирин «Упса». Вид у директора был подавленный. День, судя по всему, у Константина Львовича не удался, и ему было совершенно безразлично, кому и в котором часу открывать дверь. Кряжин же, бросив взгляд на запястье, машинально отметил время: «Двадцать три ноль шесть».

Бультерьера пришлось закрыть в ванной комнате. Привыкнув к малорослому и тучному, он патологически не переваривал высоких и крепких. И всех остальных, кто чем-то не напоминает хозяина. Все время разговора разъяренный кобель скреб дверь, глухо рычал и колотил хвостом по чему-то гулкому. «По стиральной машине», – сразу понял Кряжин.

– Вы по Ремизову? – спросил Арманов, включая чайник.

– Скорее по поводу той части его жизни, которая не касалась выполнения служебных обязанностей.

– Что я могу сказать?.. Замкнутый человек, исполнительный. Такие в охране ценятся, – дал краткую характеристику Арманов.

Кряжин попросил директора поподробнее осветить жизнь Ремизова: «С кем он общался?», «Приходилось ли вызывать его для подмены заболевших охранников из других адресов?», – и слышал в ответ:

– А черт его знает, с кем он общался. А вот по адресам… Был случай, когда его с Широкой однажды вызывали. У меня человек в «Алых парусах» прихворнул, так Ремизову пришлось его подменить вне очереди. А что, Ремизов чего-нибудь натворил?

– Да, – казал Кряжин. – Он умер. После двух выстрелов в живот.

Арманов пошел в ванную мочить полотенце, на полпути вспомнил о чем-то, вернулся и освежил полотенце под кухонным краном. После этого сел и, уже сидя, вынул из холодильника бутылку водки. Пробормотал что-то вроде: «Эта порядочная сволочь Герцог вообще никаких команд не понимает, дерет всех подряд…», – и лишь после этого спросил:

– Как умер?

– Мучительно. Я, наверное, прикрою вашу лавочку, Арманов, – пообещал Кряжин, отодвигая от себя подставленную рюмку. – Охранники ваши погибают, телохранители пропадают без вести, вверенное им имущество расхищается. Завтра я пошлю в ГУВД представление с рекомендацией лишить вашу организацию лицензии.

– Послушайте, – взмолился Арманов, – как же так… Из-за одного негодяя…

– А почему он негодяй? – мгновенно врезался в речитатив следователь. – Быстрее, Арманов!

Тот отрешенно взмахнул рукой и, едва не плача, встал со стула.

– Я так и знал, что рано или поздно этот разговор состоится.

– Или вы разговариваете со мной быстро и четко, – предупредил, вспоминая предупреждение Саланцева, Кряжин, – или будете долго мять губы, но уже в СИЗО.

Последнее директора напугало больше, чем бег с опущенной головой к сейфу.

В последний месяц Ремизов часто был замечен в компании лиц сомнительных побуждений и наружности. Подъезжали к офису на синем «БМВ», вызывали охранника, курили с ним на улице, разговаривали долго и держались непринужденно. Арманов, заподозрив неладное, расспрашивал Ремизова, не вляпался ли тот в какую историю и не связаны ли приезды мутных типов с ее последствиями. Охранник всякий раз директора успокаивал, говорил, что это его знакомые, они вовсе не мутные, а занимаются бизнесом. Автомобильным. Поскольку Арманов не видел ни одного порядочного бизнесмена, который занялся бы автомобильным бизнесом и остался при этом жив, он вывел Ремизова из группы по охране складов компьютерной техники и поставил на пост, где Ремизов в дружбе со своими новыми товарищами не смог бы наделать дел.

– А уволить его нельзя было? – спросил Кряжин.

– Чтобы уволить, нужны основания, – отрезал Арманов. – У меня таких оснований не было. Он не употреблял спиртное, не прогуливал и даже не опаздывал. Тем более что он сам попросил меня перевести его на какой-нибудь пост ближе к дому. Самым ближним из тех, что был свободен, оказался дом в «Алых парусах».

После того как Ремизова перевели, приезд неприятных директору гостей прекратился.

– Или дружба закончилась, или встречаться стали в другом месте, – пояснил Арманов. – Но на всякий случай я проверил этих гостей через свои связи в ГУВД. По номеру машины. Владелец оказался добропорядочным человеком: это художник. Фамилия его, кажется, Власенков. А среди гостей Ремизова значился один под именем Феликс. Я дважды был свидетелем эпизодов их разговора и дважды слышал это имя. Но что-то еще сообщить для меня затруднительно, потому что всякий раз разговор прекращался.

«Месяц назад к Ремизову стали приезжать гости. Одного звали Феликс, – слушая директора, думал Кряжин. – Месяц же назад, со слов директора Гоффе, в школу устроилась на работу мадемуазель Вишон. Она не нажала кнопку тревожной сигнализации, когда могла это сделать. Саланцев стреляет в квартире двоих, и один перед смертью произносит имя «Феликс». «Убить Ремизова нас послал Феликс», – так нужно перевести упоминание этого имени в предсмертном признании».

– А где вы в случае необходимости обычно находили телохранителя Черникова?

– Диму? – переспросил Арманов и по памяти назвал два адреса.

Кряжин их старательно записал в истертый блокнот. Пора было прощаться.

– Мне сейчас становится боязно за вашу жизнь, Арманов, – признался, туша в пепельнице сигарету, следователь, хотя мысленно он только что произнес: «Этому не угрожает ничего. Если люди Феликса начнут «валить» всех, кто знаком с Ремизовым, то Москва-река станет красной и поднимется метра на три». Но вселить в директора лишнюю толику испуга не помешает – будет ближе держаться к следователю в случае непредвиденных обстоятельств.

Арманов уже открыл рот, чтобы спросить, почему, но не успел.

От звонка в дверь Арманов вздрогнул, а Кряжин напрягся. Только что высказанная мысль оказалась как нельзя к месту.