Дмитрий Щербаков - Беспощадная страсть Страница 22

— А… Это тоже началось до моего появления здесь. Еще при Горбачеве и его вонючей «перестройке». Тогда город казался лакомым куском: работали предприятия, способные, как представлялось, приносить хорошую прибыль, и вообще виделись перспективы. Город начали прибирать к рукам кавказцы. И прибрали бы, не появись Газават. Правда, в те времена он носил еще пусть уважительную, но довольно мальчишескую кличку Боец. Отчаянный был малый, чуть что — сразу пускал в ход кулаки, а они у него пудовые. Так вот, черные сильно теснили местную братву, которая к тому же никак не могла договориться между собой и выступить единым фронтом. Джигиты уже, можно сказать, праздновали победу. И вдруг приезжает Боец. Он здешний, родом отсюда, всех тут знал и его все знали — гремел, как первый кулак города. А вернулся он с отсидки, где тоже отнюдь не в «петухах» и даже не в «мужиках» ходил. Вот и представь себе: в разгар боевых действий против черножопых у «коренных» городских бандитов появляется настоящий духовный лидер: молодой, но уже крупный уголовный авторитет, сам из местных, то есть свой в доску, к тому же сильный, энергичный, остервенело храбрый и обещающий поддержку ведущих воров в законе всем, кто пойдет за ним. Естественно, за ним пошло большинство местных бандитов. Редких недовольных из «славян» он легко ликвидировал. А затем объявил джигитам «славянский газават». И взялся за них очень круто: парни Бойца расстреливали на улицах города всех мужчин кавказской внешности независимо от их национальности или принадлежности к бандитским структурам. Конечно, кавказцы дрогнули: ведь как ни пляши, а черную рожу деньгами не прикроешь. Вскоре джигитов в городе не осталось вообще: бежали. С тех пор бывший Боец носит гордую кличку Газават. Правда, с кавказцами он примирился и, по слухам, теперь даже весьма широко сотрудничает с ними. Их примирили воры в законе на особом, специально посвященном Бойцу и черным региональном «сходняке». Однако славное имя Газават за Бойцом сохранилось.

— И как только он умудрился остаться живым с тех пор? Как его не завалили за столько лет ратного труда на благо собственной задницы? Обычно лидеров такого масштаба убивают через каждые три-четыре года. А Газават живой и процветает… — Север покачал головой. — Видать, он сильно умный, если до сих пор не мертвый. Опасный противник…

Всеволод улыбнулся чуть снисходительно.

— Ты не понимаешь. После девяносто первого года, когда кремлевские мародеры взяли курс на развал отечественной промышленности, наш город стал никому не нужен. Заводы остановились. Работа местного института замерла. Ценных сырьевых ресурсов вокруг нет. Крупные преступные группировки перестали интересоваться столь гиблым местом. Никто больше не оспаривал у Газавата эту территорию. Да он и сам, говорят, одно время держал свою братву на нищенском пайке рыночного рэкета и обирания проституток. Пока не освоил банковское дело и не выпестовал свою золотую жилу — торговлю наркотиками.

— Понятно… — Север немного помолчал. — Похоже, мне все ясно. Давай теперь, как говорится, подобьем бабки. Определим взаимные интересы. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Назови первоочередные задачи.

— Да ты уже, наверное, сам понял: главная проблема — это Газават. Его героин. Если не пресечь в городе наркоманию, очередное поколение горожан попросту вымрет. А я даже не знаю, откуда героин появляется у Газавата, да еще в таких количествах и по бросовым ценам…

— Понял тебя, — прервал Романова Север. — Предлагаю действовать так: ты завтра показываешь мне Газавата, после чего я его тут же похищаю, привожу в какое-нибудь тихое укромное место вроде этой квартиры и аккуратно вставляю юноше в анальное отверстие паяльник, предварительно подключив оный к электросети. Через некоторое, не слишком долгое время я уже знаю все и о наркотиках, и о структуре Газаватовой группировки, и о связях данной группировки с госчинушами любого уровня. А зная это, я за один месяц отстреливаю всех причастных к поставкам героина. Как тебе мой план?

— План сам по себе неплох… — задумчиво произнес Романов. — Неплох… — повторил Всеволод неуверенно.

Полковник явно колебался. Ему, привыкшему до сих пор действовать в рамках Уголовно-процессуального кодекса, постоянно оглядываясь на прокуратуру, было трудно смириться с мыслью о применении столь решительных, предельно жестоких и откровенно бандитских методов работы. В течение беседы Романов постепенно и неосознанно начал воспринимать Белова как своего милицейского коллегу — сыскаря или агента-нелегала, то есть человека, стремящегося прежде всего добыть весомые доказательства вины преступников — доказательства, способные уличить злодеев на суде. Подспудно Романов оставался честным ментом и жаждал не столько личной победы над блатниками, сколько торжества законности, хотя сам не совсем отдавал себе в этом отчет. Север же предлагал чисто военное решение ближайшей тактической задачи — попросту взять «языка» да обработать его по-европейски цивилизованно, вполне в духе старины Гитлера и прочих западных «гуманистов». Причем целью предлагаемой акции являлась голая оперативная информация, совершенно непригодная в качестве улики. Осознав все это, Всеволод сначала несколько оторопел.

Но он быстро вспомнил, какую заварил кашу и кто сейчас сидит перед ним. А вспомнив, сразу начал анализировать беловский план совсем по-другому, оценивая его выполнимость, общую результативность в случае успеха, просчитывая варианты возможного будущего…

Север не мешал полковнику. Понимал — тому надо и привыкнуть к своей новой роли, и научиться мыслить чуть-чуть по-новому — вне рамок официального законодательства. А в умении Романова мыслить стратегически Север не сомневался — слишком хорошо рекомендовал Всеволода Валентин, умный мужик, близкий друг Павла Кузовлева. Да Север, впрочем, и сам чувствовал — Романов вовсе не дурак. Просто он еще не привык игнорировать юридические догмы.

— План сам по себе неплох! — произнес наконец Романов решительно. — Но предлагаемое тобой исполнение его никуда не годится. Городская квартира Газавата и его загородные особняки прекрасно охраняются. Системы охраны я не знаю. И ты не знаешь. Адреса явок группировки и время появления там «папы» я тоже не знаю. На люди Газават выходит только в окружении своей особо приближенной братвы, отлично тренированной и всегда вооруженной до зубов. При попытке захватить клиента ты, Север, можешь легко погибнуть. А ты — моя последняя надежда, и я не хочу тобой рисковать. Кроме того, столь отчаянный ход, как похищение, — это игра ва-банк. Мы сразу себя выдадим. У Газавата сейчас нет ни конкурентов, ни врагов. Соответственно его пацаны заподозрят прежде всего меня — больше некого. И на всякий случай уберут. А я еще могу пригодиться — все-таки для местной шушеры я наполовину свой, «прикормленный». Конечно, они мне не доверяют, но кое-что я могу иногда узнавать. Да и разного рода милицейская информация идет как-никак через меня…

— Хорошо, что ты предлагаешь? — спросил Север.

— Ты должен внедриться в группировку Газавата. Сблизиться с ним. Узнать все, что нужно. И уж потом действовать наверняка.

— Внедриться? Сблизиться? Каким образом? — Север криво усмехнулся. — Или он настолько тебя любит, что примет твоего человека с распростертыми объятиями?

— Как сблизиться — не знаю. Но надо. Пойми, Север, наркомафия — это не один Газават. И его ликвидация, даже вместе со всеми приближенными, проблемы не решит. Иначе бы я сам… Ну да ладно. Но группировка Газавата насчитывает не менее трехсот активных бойцов, и вокруг каждого такого бойца — еще куча шелупони, «шестерок» из молодняка, всегда готовых занять вакантное место в банде, если таковое освободится. Всех не перестреляешь… И я понятия не имею, кто, кроме элиты группировки, знает секрет происхождения героина. Может, никто. А может, все. Даже пристрелив «папу» и выбив его дворцовую стражу до последнего пацана, мы не уничтожим саму систему поставок героина. Тем более что кормится с нее и гражданская администрация, и милиция… Заинтересованных в функционировании этой системы слишком много. Кто-нибудь обязательно приберет к рукам столь доходный бизнес. И тогда придется производить отстрел по новой. Нет, Север. Ты должен начинать не с ковбойщины, а с тонкой агентурной операции по внедрению к Газавату, по зарабатыванию у него авторитета, по раздуванию своего авторитета среди группировщиков и в конечном итоге — по замещению собой Газавата. Ты должен встать на его место, «взять» весь город, стать местным «папой». Только тогда появится возможность радикально покончить с наркоторговлей. Понимаю, задача почти невыполнимая. Но ведь ты — Север Белов, всемогущий оборотень из блатных легенд. Если ты не справишься с подобной задачей, то никто не справится. Не стоит и начинать. Ну как, берешься? Или вся твоя мрачная слава — всего лишь дешевый блеф?