Сергей Самаров - Возраст гнева Страница 22

А там, судя по всему, должны быть интересующие меня данные, и даже полный текст беседы Сарафутдинова с Голохановым. И тут я вдруг сообразил, что в картотеке ФСБ вербовщики ИГИЛ названы поименно. То есть они известны следователям, которые должны знать, наверное, кто из этих людей мог убить Сарафутдинова, а кто может покушаться на меня. То есть и Свекольников, и Лихачев должны были, в моем понимании, предупредить меня о конкретных людях, а они этого не сделали. Никто из троих задержанных не числился в картотеке ФСБ как связанный с ИГИЛ. А это значит, что меня умышленно подставляют.

— Прочитайте это, товарищ капитан, — попросил я Радимову. — Может, наведет на какие-то приятные мысли…

Я уступил место за компьютером капитану Сане. Она принялась читать, а я знакомиться с данными на имама из картотеки МВД. А там прямо в «шапке» говорилось, что данные собираются по заказу областного управления ФСБ. Так что ничего нового узнать я не надеялся. Так и вышло. Во-первых, текст был достаточно скупым и коротким. Во-вторых, даже в фактологической базе повторялось то, что было сказано об имаме Гаджиеве в картотеке ФСБ.

Капитан Саня читала быстрее меня, но после прочтения задумалась и из-за компьютера не вышла. Легко было предположить, что она обратила внимание на то же самое, на что обратил внимание и я.

— Что вы на это скажете? — задал я естественный вопрос.

— Скажу, что не могу понять игру ФСБ.

С ней можно было согласиться. Я сам, будучи человеком достаточно проницательным и умеющим ориентироваться в сложных обстоятельствах, не мог понять эту игру. Правда, я больше привык ориентироваться в сложном бою, когда каждое действие приходилось просчитывать, как в шахматах, на несколько ходов вперед. А здесь были не боевые обстоятельства, а интриги, с которыми я в армейской своей действительности, конечно, тоже встречался, но считал их чем-то из ряда вон выходящим.

Возможно, здесь выяснялись межведомственные или личные отношения. Больше походило на второе, поскольку полковник Свекольников, как мне казалось, не мог и не желал простить мне свое поражение в предыдущем расследовании. И не хотел прощать моего неуважения к себе в настоящем. И намеревался отомстить.

Что касается подполковника Лихачева, то здесь мне вообще ничего было не ясно. Как я видел ситуацию, Лихачев вынужденно помогал Свекольникову, который не посвящал его в свои планы. Возможно, именно поэтому Свекольников не только нас, но и самого Лихачева старался уверить, что обещанное покушение на меня, о котором знали оба, уже состоялось, хотя сам понимал, что речь идет совсем о другом покушении.

Возможно, и сам Лихачев, имея определенную информацию и постоянно анализируя ее, знал правду, но возражать полковнику Свекольникову не решался. Тот все же представлял вышестоящий орган, хотя и не являлся прямым начальником Лихачева. Поэтому однозначно считать Лихачева противником тоже было нельзя.

Добытые на сайте ФСБ данные заставляли задуматься и сделать определенные выводы. Причем выводы, без сомнения, категоричные. Однозначно нельзя было рассматривать полковника Свекольникова и подполковника Лихачева как партнеров в расследовании. Не позволяли обстоятельства видеть в них и откровенных противников. К этим людям можно было относиться исключительно как к предателям, преследующим свои корыстные интересы.

— Задача, где «иксов» больше, чем других членов уравнения, — сделала правильный вывод капитан Саня…

Глава восьмая

— Я в школе плохо учил математику, — признался я. — Это современные школьники знают, что без высшей математики им не разобраться с установленной государством пенсионной системой, и придется мириться с тем, что пенсионные фонды их всегда обманывают. У нас таких мыслей тогда не возникало. Но уравнение, которое вы увидели, нам с вами, товарищ капитан уголовного розыска, обязательно надо решить. Иначе будем биты, особенно я. И, главное, я не могу допустить, чтобы пострадали невинные люди. А я по природе своей и по бывшей профессии как раз защитник.

— Будем решать, товарищ капитан частного сыска, — согласилась Радимова и посмотрела на часы. — Но в ближайший час я вам не помощница. У меня допрос. Можете, кстати, поприсутствовать. Я буду беседовать с вдовой или с бывшей женой, не знаю уж, как ее теперь правильно называть, майора Сарафутдинова.

— Если можно, я бы остался.

— Ваше присутствие можно будет даже задокументировать. Пока вы ездили в «Росомаху», к нам приезжал ваш генеральный директор и подписал у Котова все документы. Городское управление внутренних дел привлекает к расследованию частное детективно-правовое агентство и оплачивает ему все расходы по этому делу. Сегодня вам заказали даже временный пропуск в управление. Не выписывать же мне каждый день по несколько разовых. Бланков не хватит.

А у нас в управлении уголовного розыска есть свободные ставки. Взбучкин уже официально отстранен от работы, впредь до решения суда. Хотя решение суда будет однозначным. Совсем уволить его сейчас мы не имеем права. Только временно отстранить. А пока он не уволен, я не могу никого взять на его место. Ему, как отстраненному, жалованье не платят. Экономия, за счет которой решили оплатить ваши услуги.

— Я не возражаю. Мне тоже иногда кушать хоцца, — сказал я, проявляя почти советскую скромность, которая в прежние времена не позволяла человеку вести разговоры о повышении зарплаты.

— Будете отсюда выходить, подойдите к дежурному. У него есть фотоаппарат, он вас сфотографирует на временный пропуск.

— А зачем дежурному фотоаппарат? — не понял я.

— Задержанных преступников снимать.

— Спасибо. Утешили, — кивнул я. — Остается только надеяться, что дежурный по ошибке не занесет меня вместе с фотографией в картотеку МВД. А мне кажется, что он очень постарается это сделать…

— Тогда я исправлю ошибку своими силами, — пообещала капитан Саня серьезно и снова посмотрела на часы. В этот момент в дверь постучали. — Войдите…

В кабинет осторожно, почти робко, словно боясь снести ненароком косяки, въехала женщина-бульдозер, средних лет с такими выдающимися телесами, что объять ее могло только целое армейское отделение, если бы одновременно взялось за руки. Женщина предъявила нам небольшой листок бумаги, как я понял, повестку.

— Вот, вызывали… — голос ее был высокий и тонкий.

— Сарафутдинова Аглинур Раджиховна? — строго спросила капитан Радимова.

— Да.

— Проходите.

Аглинур Раджиховна вошла, тяжело дыша — ей слишком тяжело дался подъем по лестнице, — и остановилась перед столом неподалеку от моего кресла. Из опасения, что эта масса вздумает сесть мне на колени, я поторопился задать первый вопрос. Капитан Саня едва успела приготовить бланк протокола допроса и взять ручку.

— Как давно вы развелись с Равилем Эмильевичем?

— Уже около полугода, — невнятно пропищала женщина. Странно было слышать, как такой крупный человек издает подобные звуки. Принято считать, что у «бульдозера» должен быть грубый и даже раскатистый голос.

— А причина развода?

Ответ прозвучал еще более неразборчиво.

— Он меня постоянно попрекал, что я очень толстая. Вот я и нашла себе человека, которому моя фигура нравится. И ушла к нему…

При всем моем богатом воображении мне трудно было представить человека с настолько извращенным вкусом, чтобы ему понравилась такая «фигура». Я замолчал, давая возможность капитану уголовного розыска возможность самостоятельно продолжать допрос. Все заготовленные мною вопросы Аглинур Раджиховна буквально раздавила во мне в прямом и переносном смысле.

Тем не менее я предложил ей, демонстрируя врожденную вежливость:

— Вы не стесняйтесь. Возьмите два стула и садитесь.

К моему удивлению, она действительно взяла два стула, на которых, кстати сказать, едва поместилась. Мне было жалко не столько женщину, сколько эти несчастные стулья. Конечно, как вежливый человек, я должен был предложить ей третий стул, но для этого мне нужно было встать, а я опасался потерять свое кресло. Гостья могла воспользоваться моментом и перебраться в него. А кресло только внешне выглядело крепким. В действительности я чувствовал, что настоящей прочности в нем немного. Я человек нетяжелый — не больше семидесяти пяти килограммов, но и меня оно едва выдерживало, все время пошатывалось.

Капитан Саня из-за стола не могла видеть, как неудобно сидеть посетителю, к тому же она едва сдерживала в себе смешок, слушая наш разговор с Сарафутдиновой.

Пришлось мне все же проявить щедрость:

— Если вам неудобно, возьмите еще пару стульев. Или, если надо, три. Вроде никто больше прийти не собирался.

И опять женщина удивила меня своим послушанием. Встала, взяла от стены три оставшихся стула и выстроила их в ряд. Только теперь ей хватило места.