Максим Шахов - Полковник против полковника Страница 22

Кибер быстро покосился на приподнявшегося на полу подельника. Рука Кибера нервно сжала рукоятку ножа, лицо налилось кровью. Кибер был типичный неврастеник, таких среди уголовников большинство. Кащеев прекрасно знал их повадки.

— Раз! — произнес он.

Кибер подался чуть назад и оглянулся на ближайшее окно. Однако о том, чтобы успеть вскарабкаться в него, не могло быть и речи. И Кибер тут же метнул на Кащеева полный страха и ненависти вгляд.

— Лучше уйди!!!

Рука Кибера вновь сжала рукоятку ножа. Кащеев же спокойно посмотрел на продолжавшего лежать, но уже приподнявшегося на локте и подобравшего ноги Калю. И даже сочувственно кивнул ему. После чего метнул взгляд на Кибера и с угрозой проговорил:

— Два!

Тут у Кибера и сорвало планку. Он рванулся к Кащееву с глухим рыком. Кащеев же сделал короткий шаг ему навстречу левой ногой. Кибер держал нож прямым хватом и нанес противнику удар в живот. Но от подобных ударов учат защищаться даже сопливых новобранцев из патрульно-постовой службы.

Кащеев встретил руку Кибера блоком скрещенных рук. После чего немедленно нанес удар правым коленом в пах. Сделав шаг вперед, он как раз и принял стойку, идеально подходящую для этого удара. Кибер не успел охнуть, как Кащеев тысячи раз тренированным движением вывернул ему руку с ножом. Нож выпал, Кащеев вдобавок вывернул и кисть Кибера. Теперь он мог легко удерживать его на болевом приеме одной рукой.

Кащеев осклабился и, ухватив гопника правой рукой за лоб, задрал его голову.

— Ты ошибся, я не мусор!

— А кто?! — прошипел Кибер.

— Грабитель! — хмыкнул Кащеев. — Но я придерживаюсь правил. Самое главное, я никогда не кидаю напарников. Потому что напарников не кидают даже менты! Напарников кидают только мусора! И крысы! А ты как раз и хотел кинуть своего напарника! Да?

Тут Кащеев вывернул кисть и резко задрал руку Кибера. Тот дернулся от нестерпимой боли и крикнул:

— Я не!.. А-а!

— Что ты не? — спросил Кащеев.

— Не буду! Больше! — провыл Кибер.

— Конечно не будешь! — кивнул Кащеев и посмотрел на Калю. Тот как раз начал подниматься с пола. При взгляде Кащеева он замер, однако тот его подбодрил: — Вставай, вставай! Не бойся! Настоящие грабители всегда помогут друг другу! И никогда не бросят напарника в беде! Правильно?

Каля быстро поднялся и кивнул:

— Д-да!

— Тогда так, — деловым тоном сказал Кащеев. — Эта крыса тебя хотела кинуть… Этого мы так оставить не можем. Потому что если кто-то тебя сегодня кинул, то завтра он тебя или пырнет, или подставит, или сдаст мусорам. Понимаешь?

— Д-да! — снова кивнул Каля.

— Поэтому с крысами есть только один выход. Их нужно мочить.

— Я не!.. — всхлипнул было Кибер, но Кащеев тут же нанес ему удар коленом в живот.

— Молчи, когда настоящие пацаны разговаривают! Крысам слова не давали! — Здесь Кащеев снова перевел взгляд на Калю. — Он хотел убить тебя. Поэтому ты сейчас убьешь его…

Лицо Кали побледнело.

— Ты должен это сделать, — спокойно продолжил Кащеев. — И ты это сделаешь. Я вижу, что ты не крыса, ты пацан с настоящими понятиями. Мы с тобой одной крови. И мне как раз нужен такой помощник. Для настоящего дела, после которого ты сможешь купить себе тачку и менять телок как перчатки на лучших дискотеках. Телки, они сами кидаются на тех, у кого есть деньги. В общем, у нас будет все. Но крысам с нами не по пути! Крыс нужно мочить!

С этими словами Кащеев резко вывернул руку Кибера, сломав ее. Тот потерял сознание. Кащеев толкнул его под ноги Кале и отступил:

— Сделай это! И уходим! Нас ждут большие дела!

76

Лизка, хлюпая носом, выставляла на стол посуду. На ее зареванном лице не было ни грамма косметики, если не считать теней под глазами. Одета Лизавета была в темный джинсовый костюм, на ее голове была повязана косынка, на ногах туфли без каблуков. Спустившиеся в кухню Моня со Шварцем невольно остановились и переглянулись.

Они были одеты как обычно. Моня — в спортивные шорты с футболкой, Шварц в джинсы и «адидасовскую» майку. Быстро глянув на вырядившуюся в траур Лизку, Шварц поспешно заправил майку в джинсы. Моня одобрительно кивнул, после чего направился к столу.

Присев, Моня взял и повертел в руке фужер, потом посмотрел на Шварца:

— Это не пойдет. Тащи граненые. И водку. Только нашу. «Столичную»…

Шварц кивнул и протопал к бару. Микроволновка звякнула и осветилась изнутри. Лизавета выложила на большое блюдо приготовленные на встроенном гриле куски маринованного мяса. Шварц выставил на стол четыре граненых стакана и двухлитровую сувенирную бутылку «Столичной» со знаменитой советской наклейкой.

— Токо ж она того, теплая, — негромко сказал Шварц. Моня махнул рукой:

— Нальешь, сунешь в морозилку. Лиза, и глянь еще хлеба черного…

Лизавета молча нарезала и принесла в вазочке несколько кусков «Элитного» хлеба с изюмом, тмином и прочими наворотами.

— Ну все, — сказал Моня, — все, давайте!

Лизавета сняла передник и устроилась по левую руку от Мони, Шварц — по правую. Он скрутил пробку с бутылки и налил по полстакана водки во все четыре «гранчака». Лизка шмыгнула носом и положила на один из стаканов кусок черного хлеба. Шварц завинтил пробку и собрался отнести бутылку в холодильник, но Моня его остановил:

— Сядь, потом!

Взяв в руку граненый стакан, Моня почесал левой рукой свой тройной подбородок, вперив взгляд в противоположную стенку.

— Вот такая она, жизнь. Рождается человек, открывает глаза, учится ходить, разговаривать и с пеленок незаметно втягивается в суетный бег по кругу. Каждый хочет быть важным. Кто-то лезет в политику, кто-то на телевидение, кто-то в бизнес… Но все ради того, чтобы выделиться. Все думают об этом, и никто не думает о том, что где-то там наверху тикают часы и время твое уходит безвозвратно. А потом — бац! — и все вдруг кончается. И твоя слава для тебя уже ничего не значит. И золото с брюликами тебе уже не нужны. И бизнес твой рвут на части у твоего гроба твои же приближенные. А ты лежишь как бомж в сторублевом костюме, а душа твоя смотрит на это сверху и обливается горючими слезьми… — Тут Моня перевел взгляд на Шварца, который, глядя на него, удивленно хлопал глазами, и спохватился: — Но к Вите это, конечно, не относится! Он тоже хотел быть важным, но выбрал для того, чтобы им быть, благородный способ. Он спасал людей. Хотя спасти человека невозможно, ведь он изначально смертен. Спасти можно только душу. Но Витек все равно делал доброе дело. Ведь если отсрочить смерть человека, то за оставшееся время он может одуматься и успеть спасти свою душу. Так что мы все его должники. Он дал нам время, а значит, и шанс. Как каждый из нас этим шансом воспользуется, другой вопрос. Но шанс — это немало…

— Ы-ы!!! — завыла Лизка. — А сам-то он своим шансом с Каролинкой так и не воспользовался! И уже не воспользуется никогда!

— Как знать, как знать… — посмотрел в потолок Моня. — Может, как раз там-то их души вскорости разом и воспарят, Лиза. В вечном блаженстве!

От удивления Лизка даже перестала плакать.

— Это как, Монь? — сиплым голосом спросила она. — Каролинка ж того, в смысле не того…

— Да это ж секундное дело, — пожал плечами Моня. — Шину просроченную «бриджстоуновскую» сунули в магазине, она на трассе лопнула и все — душа свободна! Навеки…

Секунду Лизка смотрела на Моню, выпучив глаза, потом бухнула на стол свой стакан и полезла в карман.

— Ты чего? — спросил Моня.

— Каролинке позвоню!

— Зачем? — пожал плечами Моня. — Если и вправду, то радоваться надо. А если нет, то зачем отвлекать, может, она как раз о душе-то своей и задумалась. Гляди, успеет спастись… Ладно! — повернулся Моня. — Давай, Шварц! А то с этими бабами и не помянешь толком человека!

Шварц махнул стаканом, и они с Моней синхронно выпили водку.

— А-а-а! — выдохнул Моня и потянулся к блюдцу с черным хлебом. Понюхав, он опустил кусок на свою тарелку и взял вилкой с блюда еще горячий кусок мяса.

В этот момент Лизавета дозвонилась до Каролинки:

— Алло, это я, ты что делаешь?.. А-а… Ну тогда давай!.. Да нет, ничего, просто так… Я не сама… Потом поговорим…

Лизка отложила телефон, Моня, уже жующий мясо, спросил:

— Чего, о душе думает?

Лизка покачала головой.

— У Ротару на приеме, по случаю презентации нового диска…

— Суета сует! — с набитым ртом провозгласил Моня. — Ну, давай еще по одной, Шварц! А то как-то не по-человечески, Лизка-то не помянула!

Шварц, как раз откусивший кусок мяса, натужно проглотил его целиком и схватил бутылку. Набулькав себе и Моне по полстакана, он метнулся к холодильнику и наконец сунул водку в морозилку.

— Ну что, — сказал Моня, беря стакан. — За Витька, чтоб душа его долго не блудила на пути к вечному блаженству! Потому что правильный он был пацан, хоть и конторский! Кто мы были ему? Да никто — я бывший флотский «барабанщик», Лизка бывшая ялтинская… неважно, Шварц — вообще не пришей рукав… А Витя все равно верил в наши души! Я так думаю, он когда прыгал в этот грузовик и уводил его от дома, он до последнего надеялся увидеть, как мы встали на путь спасения! И даже когда рвануло так, что душа его в момент испарилась, он, поднимаясь в небо, глядел на нас сверху и верил, что мы встанем! Наивный, конечно, был пацан Витек, но в том-то и смысл, чтобы до последнего верить в свои чокнутые идеалы. Потому что там, на единственном суде, где взяток не берут, эта его вера перевесит все те предъявы, которые ему поставит небесный прокурор! И его стопудово оправдают! Так что за Витька я спокоен! Свою душу он спас!